Джекки одобрительно оглядела Тесс:
— А ты выглядишь неплохо, девочка! Вид у тебя преуспевающий!
Так оно и было. Вопреки обыкновению, волосы Тесс были элегантно подстрижены. К тому же сегодня на ней было облегающее, как перчатка, платье, которое сама же Джекки выбрала для нее в «Рут Шо», а к нему — сережки «Черноглазая Сьюзан», оникс в золоте. Однако, когда Джекки попыталась заставить ее приобрести заодно еще и черные с желтым туфли специально к этому комплекту, Тесс уперлась всеми четырьмя лапами и отказалась наотрез. Нет уж, с нее довольно, решила она. Не хватало еще превратиться в точного двойника своей же собственной матери! Рано еще!
— Дела и в самом деле идут неплохо, — с притворной скромностью призналась она. — На днях даже решила устроить себе небольшую передышку. Можно подумать, каждый второй хочет нанять частного детектива, сумевшего доказать невиновность Лютера Била. Эй, ты не обиделся, Мартин?
— Все в порядке, Тесс. И не думал даже.
Тесс посмотрела на двух своих самых близких друзей. И вдруг вспомнила, какой одинокой чувствовала себя в начале этого лета. Как это сказала Китти? Она назвала ее Дон Кихотом, который ищет своего Санчо. Но Джекки — не Санчо. Да и Тул тоже. Каждый из них по-своему тоже был Дон Кихотом, и они, так же как и Тесс, оплакивали свои утраченные иллюзии.
В прошлогодних гнездах этой весной не вывелись птенцы. Но ведь жизнь не окончена, верно? Будут новые гнезда и новые птенцы, пусть и не на этот год, на следующий. Можно утратить одни иллюзии, но на смену им придут новые. По крайней мере, у нее оставалась надежда, что так будет. Тесс вдруг вспомнила, что так и не узнала, что же случилось с настоящим Дон Кихотом.
Дверь хлопнула, и в комнату, держа в руках небольшой сверток, влетел Сэл Хоукинс. На нем были джинсы и футболка, и то и другое в пятнах от краски. Весь конец лета он помогал Билу ремонтировать дома по Фэйрмаунт-авеню. Это было не судебное решение — к счастью, суд решил не предъявлять Сэлу обвинение в убийстве Донни Мура. В конце концов, это был несчастный случай. И потом, суд учел, что самому Сэлу в то время было всего двенадцать лет. Но сейчас семнадцатилетний Сэл иной раз казался десятилетним ребенком. Казалось, он пытается наверстать упущенное, вернуть себе беззаботное детство, которого он никогда не знал.
— Мистер Бил в машине, он попросил занести вам эту штуку. Не хотите посмотреть, что там, пока я здесь?
— Конечно, — кивнула Джекки. Развязав ленточку на свертке, она вытащила небольшую коробочку. Внутри, в мягком гнездышке, лежал медальон, тот самый, который Бил уже однажды показывал Тесс. Тесс не верила своим глазам. Она и вообразить себе не могла, что Бил когда-нибудь решится расстаться со своим сокровищем. Впрочем, Бил никогда не переставал ее удивлять. Он решительно отказался вчинить иск о возмещении ущерба за свое несправедливое обвинение, удовлетворившись тем, что его оправдали. Несколько раз, когда она пыталась завести разговор о трагических событиях той ночи, Бил неизменно твердил, что, мол, это не важно, что прошлое остается прошлым, а ему, дескать, недосуг — нужно думать о будущем. Например, в какой колледж отправится Сэл? Он слышал, что все хвалят Принстон, да только вот ему не нравится, что это так далеко от дома. Может, колледж Святого Иоанна в Аннаполисе? Или Джона Хопкинса?
— Откройте его, — попросил Сэл. — Там, сбоку, небольшая защелка. Давайте, я вам покажу.
Внутри было фото маленького мальчика, рот у него был слегка приоткрыт, большие глаза сияли. Его явно вырезали ножницами из какой-то большой цветной фотографии, снимок был немного нерезкий и довольно старый, но до сих пор было заметно, какие веселые у мальчишки глаза. Может быть, снимок был сделан на Рождество или на его день рождения. А возможно, во время одного из редких семейных походов в Макдональдс. Ведь, в сущности, так мало нужно, чтобы ребенок чувствовал себя счастливым! Или, наоборот, много…
— Это ее брат, Донни, — объяснил Сэл. — Вернее, сводный брат. У его тетки остались несколько фотографий, и она разрешила нам взять одну. Так что в один прекрасный день, когда Лайла немного подрастет, вы можете рассказать ей, что у нее когда-то был брат и что он был славный малыш.
Джекки со слезами на глазах поблагодарила Сэла и передала медальон Тесс. А та, глядя на него, молча гадала, какими словами можно объяснить то, что случилось тогда на Батчерз-Хиллз. С чего начать? С той ночи, когда Лютер Бил вышел на улицу с винтовкой в руках… или когда он в первый раз появился в ее офисе? Или все это началось еще в тот день, когда Чейз Пирсон стал патронажным инспектором? А может, когда Донни Мур еще только появился на свет? Или еще раньше, когда родился сам Лютер Бил, со своим решительным и упрямым характером, и его злосчастная судьба повлекла его вперед, с каждым днем неумолимо приближая и то трагическое, ужасное происшествие, и прозвище, которое с тех пор намертво прилипло к нему? Мясник с Батчерз-Хиллз. Как понять, где начало этой истории?
Много-много лет назад у тебя был брат. Его звали Донни Мур, и он был на редкость славный малыш. Может быть, только это и стоит помнить?
Возле пагоды старинной, в Бирме, дальней стороне,Смотрит на море девчонка и скучает обо мне.Голос бронзы колокольной кличет в пальмах то и знай:«Ждем британского солдата, ждем солдата в Мандалай!Ждем солдата в Мандалай,Где суда стоят у свай,Слышишь, шлепают колеса из Рангуна в Мандалай!На дороге в Мандалай,Где летучим рыбам райИ зарю раскатом грома из-за моря шлет Китай»
Супиплат зовут девчонку, имя царское у ней!Помню желтую шапчонку, юбку травки зеленей.Черт-те что она курила — не прочухаться в дыму,И гляжу, целует ноги истукану своему!В ноги падает дерьму,Будда — прозвище ему.Нужен ей поганый идол, как покрепче обнимуНа дороге в Мандалай…
В час, когда садилось солнце и над рисом стлалась мгла,Для меня бренчало банджо и звучало: «Кулло-ла!»А бывало, что в обнимку шли мы с ней, щека к щеке,Поглядеть на то, как хати лес сгружают на реке,Как слоны бредут к рекеВ липкой тине и песке,Тишь такая — слово стынет у тебя на языкеНа дороге в Мандалай…
Это было все, да сплыло, вспоминай не вспоминай.Севши в омнибус у Банка, не доедешь в Мандалай.Да, недаром поговорка у сверхсрочников была:«Тем, кто слышит зов Востока, мать-отчизна немила».Не отчизна им мила —Пряный дух, как из котла,Той земли, где плещут пальмы и звенят колоколаНа дороге в Мандалай…
Я устал трепать подметки по булыжной мостовой,А от лондонской погодки ломит кости не впервой.Здесь прислуги целый ворох, пьешь-гуляешь без забот,Дурь одна в их разговорах: кто любви-то ихней ждет?Жидкий волос, едкий пот…Нет, меня другая ждет,Мой душистый, чистый цветику бездонных, сонных вратНа дороге в Мандалай…
Там, к востоку от Суэца, злу с добром — цена одна,Десять заповедей — сказки, и кто жаждет — пьет до дна,Кличет голос колокольный, и привольно будет мнеЛишь у пагоды старинной, в полуденной сторонеНа дороге в Мандалай,Где суда стоят у свай,Мы кладем больных под тенты и идем на Мандалай.О, дорога в Мандалай,Где летучим рыбам райИ зарю раскатом грача из-за моря шлет Китай!