– А тот со своим дружком Руди уже – фьюить! – далеко…Эти пуганные, опытные лисы, по всей видимости, сразу учуяли опасность! Твой Константин ещё там, в Харькове, только готовился к побегу, а эти уже рванули: счёт в Майами вон когда ликвидировали! А то, что сын – это для таких лишь хороший предлог. Vulpes pilum mutat, non mores. – Лиса меняет шкуру, но не привычки.
Викентий посмотрел на кузена с улыбкой.
– Я заметил, ты приобрёл себе привычку нашего знаменитого предка: блистаешь латинским красноречием!
Берестов ничуть не смутился.
– Это точно! Как стал писать о Викентии Павловиче, о том, что он любил в речь вставлять латинские изречения, так и сам стал это делать – машинально. А теперь привык.
Кандауров, разговаривая, внутренне был напряжён и внимателен. Но никто из редких прохожих этого бы не заметил: он сидел, вольно откинувшись, курил. Он первый и увидел Константина.
– Вот он, наш голубчик, – сказал негромко. – Что ж, сегодня его ожидания окажутся не напрасны.
Они смотрели, как Костя устроился за одним из столиков, как сделал заказ, как ему принесли кофе и бокал вина.
– Он сибарит, однако, – покачал головой Берестов. – Ну, не будем томить молодого человека. Dubia plus torquent mala. – Мучительнее всего неизвестность.
– Давай, Винс, – кивнул Кандауров. – Как договорились.
Берестов вальяжно шёл по аллее, прямо к столикам кафе. Остановился, оглянулся, словно выбирая место, подошёл к Константину.
– Разрешите составить вам компанию, молодой человек?
Он спросил по-немецки, и Костя, мило улыбнувшись, ответил так же:
– Простите, но я ожидаю друга. Он должен скоро подойти.
– Я уже здесь.
Кандауров, незаметно оказавшись за спиной Охлопина, сел на стул справа. Одновременно слева сел Берестов. Костя, ещё до конца не осознав происходящее, инстинктивно рванулся, но братья уже держали его за оба локтя.
– Вижу, вижу, мой друг вам знаком, – уже по-русски, добродушно покивал Берестов. – Я, если вам интересно, тоже представлюсь. Комиссар полиции Берестов. О, да вы уже пришли в себя! Восхищен вашей быстрой реакцией, господин Охлопин.
– Но я и в самом деле не понимаю, что происходит? – Костя повернулся к Кандаурову, его глаза были наивно-вопрошающими. – Викентий Владимирович, если не ошибаюсь? Вы тоже здесь по делам, как и я? Поразительное совпадение!
Кандауров видел, как Костя изо всех сил пытается взять себя в руки и, уже понимая в чём дело, всё же оттягивает признание даже для самого себя. Говорит глупости, лишь бы что-нибудь говорить, лишь бы хоть на несколько мгновений заглушить в себе страх.
– Да, дело у меня здесь в самом деле интересное! – Кандауров с преувеличенным вниманием осматривал Костю. – Гоняться по Европе за призраком мне до сих пор не приходилось.
– Призраком коммунизма? – нервно хихикнул Охлопин.
– Ну, этого бы я вряд ли поймал. Мне было проще: твой обгоревший труп ещё не погребён, а мы с тобой разговариваем.
– И что поразительно, – вставил Берестов, – привидение не бестелесное, наоборот – очень осязаемое!
Поднял и потряс руку Константина.
– Нет, я правда ничего не понимаю! – Теперь Константин изо всех сил пытался изобразить обиду. – Какой обгоревший труп? Кто-то угнал мою машину и разбился?
– Разве я что-то говорил о машине? – Кандауров смотрел жёстко и насмешливо. – Какая проницательность!
– Совершенно мистическая, – помахал в воздухе рукой Берестов.
– Вставайте, господин Герхард Клаузер, пойдёмте, транспорт нас ждёт. И не трудись врать о том, что ты здесь по делам банка и своего дяди! Он тебя искренне оплакивает. Как ты думаешь, обрадуется Вадим Сергеевич тому, что ты жив?
Услышав имя «Герхард Клаузер», Костя вздрогнул. Но буквально нескольких секунд ему хватило, чтобы что-то сообразить.
– Господин комиссар! – Он повернулся к Берестову и вновь заговорил по-немецки. – Этот человек с кем-то меня путает! Я подданный Швейцарии и прошу вас защитить меня!
– Об этом врать тоже не трудись. – Берестов поднялся, резко поставив на ноги и Константина. – Твои документы фальшивка, мы уже проверили. Как только ты ступил на борт швейцарского самолёта, ты уже нарушил наши законы.
– В таком случае, я хочу, чтобы меня судили за это нарушение здесь, в Швейцарии!
Костя был бледен, его голос срывался на панические нотки. Берестов насмешливо покачал головой.
– Э, нет! Ты ведь никто, призрак. А мы, швейцарцы, люди очень рациональные. Это там, в России, а тем более на Украине, издавна умели ладить с нечистой силой.
…Когда Кандауров не стал сразу допрашивать Охлопина, а отложил до следующего дня, Берестов усомнился:
– Стоит ли давать ему прийти в себя? Подумать, прикинуть? Сейчас, когда он почти что в шоке, может проговориться, а то и вообще всё рассказать.
Но Викентий не согласился.
– Мне кажется, в этом случае лучше сделать по-другому. Пусть думает-гадает, что нам известно, а что нет. Я ему подкинул информацию о том, что мы знаем о его фальшивых документах. Ну и, само собой, о трупе в машине. Здесь он будет держаться того, что уже проговорил: кто-то угнал его машину. Насчёт Клаузера за ночь тоже что-нибудь придумает и убедит сам себя в том, что ничего другого мы о нём не знаем. Успокоится, подготовится к возможным вопросам. Вот тут я его удивлю. Думаю, после этого разговор состоится.
Винсент Берестов сидел в сторонке и с удовольствием наблюдал, как работает кузен. Костя Охлопин сходу стал им рассказывать, как год назад, в Москве, один иностранец предложил ему купить свой швейцарский паспорт. Иностранец этот был болен спидом и собирался покончить собой, а деньги оставить женщине, которую по незнанию заразил… Кандауров не дал ему увлечься подробностями трагической истории.
– Не знаю, чем болен Эдуард Сергеевич Охлопин, но только встречались вы с ним, конечно же, не в Москве. Впрочем, это тоже меня не очень интересует. А вот что хотелось бы знать: идею воспользоваться для шантажа смертью родственников в Николаеве и Воронеже – он подсказал? Или Рудольф Портер? Или эта остроумная идея принадлежит лично тебе?
Лицо Константина стало серым, из уголка приоткрытого рта потянулась к подбородку струйка слюны, но он её не замечал. Он был ошеломлён, и оба брата, опытные следователи, совершенно ясно представляли, как разрушается сейчас вся продуманная Костей за ночь защита. Не так-то просто было преступнику оправиться после самого факта ареста, ведь он был так уверен в своей безопасности – благополучно улизнул за границу, инсценировав свою гибель. Кто бы стал искать его? Да ещё швейцарские документы! И вдруг… Но, приняв неизбежное, так хотелось верить, что Кандаурову известна лишь самая верхушка айсберга его преступлений! И он убедил себя в этом: от трупа в машине отвертеться будет легко, швейцарский паспорт он сумеет объяснить, а родственников он не убивал… То, что харьковский подполковник, нанятый Вадимом и приехавший за ним, Костей, сюда в Швейцарию, знает об отце и Руди Портере, казалось просто невероятным!
– Они, это они придумали! Я не хотел!
Вопль вырвался у Константина почти непроизвольно, он хватался за подсказку Кандаурова, как за соломинку.
– А Ингу Игорьевну убить, твою «cheri tant», тоже они приказали?
За минуту до того, как Викентий произнёс этот вопрос, он не знал, что так скажет. Смотрел на плывущее от страха лицо молодого человека, на его трясущийся подбородок, и думал: «Неужели это красавчик Константин? Тот самый, который, скорее всего, был любовником своей мачехи?» Тут он вдруг вспомнил слова Олега о том, что Инга, похоже, какое-то время принимала ухаживания Кости, но не последнее время. Олег был уверен – она любила отца…И вновь Викентий испытал нечто подобное «моменту истины»: кусочки мозаики сложились в одну картину, и он, задав Косте вопрос, после мгновенной паузы, продолжил с недоброй усмешкой:
– Что, решил поделиться своими гениальными планами с любовницей? Полетел к ней в Гонолулу, а она пригрозила, что обо всём расскажет мужу? Так дело было?
Краем глаза он уловил, что Винсент удивлённо вскинул брови. А Константин, закрыв лицо руками, тоненько подвывал от ужаса.
* * *Кандауров не стал звонить Баркову и сообщать о времени прилёта. В этом случае пришлось бы что-то объяснять по телефону, хотя бы немного подготовить Вадима Сергеевича к тому, что его ждёт в аэропорту – он наверняка приедет встречать. Нет уж, пусть лучше Барков увидит Константина – живого и невредимого – в официальной обстановке, в Управлении.
Стюардесса сообщила, что самолёт пролетает над Австрией. Сидящий рядом Охлопин напряжённо молчал. Подполковник вёз кассету, где были записаны подробные признания Константина, начиная от первой его встречи с Эдуардом Охлопиным. Сейчас молодой человек явно что-то прикидывал, комбинировал: скорее всего надеялся на помощь дяди и готовил свои оправдания для него. Кандаурова это мало волновало, он думал о другом. Наверняка Барков будет рад узнать, что его дядя и тётя не стали жертвами убийц, а только лишь несчастных случаев. Наверняка он будет счастлив увидеть живого племянника. А потом? Каково узнать человеку, что любимый племянник убил его любимую жену? Убил ради самого банального но и самого беспощадного предлога – денег… Викентий смотрел в иллюминатор на плывущие внизу лёгкие облака, они напомнили вдруг ему первые кадры фильма «Солярис»: живые волны неземного мыслящего океана, который воспроизводит человеческие желания, мысли, фантазии. Но ему этот океан представился почему-то соединением многих денежных, финансовых потоков. Они сливаются, бурлят, клокочут, а в них, микроскопичны и почти неразличимы, барахтаются человеческие фигурки…