Напичканный обезболивающими препаратами, Владимир Марленович возвращался к лохматым теням, к дыму, к треску сырых поленьев, словно не было пятидесяти с лишнем лет, вмещавших юность, зрелость, всю его огромную и мгновенную жизнь. Иногда до него доносился тихий плач его жены, но отставной генерал был слишком тяжел и не мог, как семилетний мальчик, уцепиться за ниточку, проскользнуть сквозь мрак.
Баюкая огромную неугомонную чешуйчатую тварь внутри себя, проваливаясь в забытье, генерал понял, что скорее всего умрет этой ночью и попросил жену быть рядом. Она сидела в кресле, поджав ноги, то дремала, то тихо плакала, и каждые полчаса проверяла, дышит ли он.
Генерал дышал. Этой ночью он не умер. Утром попросил пить. К полудню открыл глаза, сел на кровати, увидел, что небо черное, услышал долгий раскат грома, позвал Наташу, чтобы она открыла окно. Шум ливня ошеломил его. Ему даже удалось встать, сделать несколько шагов, ухватиться за подоконник и почувствовать, как летят в лицо ливневые брызги.
Далеко, в глубине квартиры, заливался звонок. До него донеслись голоса. Он медленно побрел в прихожую. Там майор Сергей Найденов снимал мокрую куртку. Наташа доставала для него тапочки. Стас стоял, прислонившись к косяку и подкидывал на ладони зажигалку.
- Папа, ты что? Иди ложись! - сказал он, увидев генерала.
- Мне лучше, -слабо улыбнулся Владимир Марленович, - здравствуй, Сережа.
Все четверо прошли в гостиную. Генерал сел в кресло. Наталья Марковна накрыла его пледом.
- Наверное, нам со Стасом надо поговорить наедине, - сказал майор.
- Я готов, - Стас поднялся и нервно оскалился, - пойдем, дорогой братец.
- Нет,- покачал головой генерал- Вы останетесь здесь
Что-то прозвучало в его голосе новое, вернее, прежнее, твердое, спокойное, и у Натальи Марковны на секунду счастливо вспыхнули глаза.
- Но, папа, он же сказал, мы должны наедине, - возразил Стас.
- Сядь, сынок, - Наталья Марковна подошла к нему, взяла за плечи и почти насильно усадила в кресло.
Сергей молча положил на стол маленький диктофон и включил его.
"...Не помнишь, значит, ничего, гумозник? Ну ладно, слушай. Той ночью я долез на стройку за кабелем..."
Дрожащий скрипучий голос старого уголовника Леща заполнил генеральскую гостиную. Громкость была небольшой, но казалось, от напряжения вибрируют стены.
Гроза кончилась. Солнце хлынуло в открытые окна.
"...Ты шагнул к краю, глянул вниз. Минуту всего смотрел, а потом драпанул к станции. И все. И нет тебя...".
Когда отзвучала запись, несколько минут было тихо.
- Стас, ты должен написать признание и отнести его в прокуратуру. У тебя есть двое суток, - медленно проговорил Сергей, - никакого наказания тебе нести не придется. Срок давности истек. Да и статья небольшая. Причинение смерти по неосторожности. Максимум три года условно. Это просто Юре Михееву так сильно не повезло.
- Ничего описать не буду,- помотал головой Стас.
- У тебя двое суток,- повторил Сергей.
- Бред какой-то, - Стас рассмеялся,- папа, мама, вы что, не понимаете? Это провокация! Вы же знаете, я болел, лежал с температурой и той ночью никуда не выходил из дома! Был свидетель, няня Мария Петровна. Я ничего писать не стану!
- Не кричи, - поморщился генерал и повернулся к жене. - Наташа, ты помнишь, мы с тобой уехали тогда на недельку в наш ведомственный дом отдыха "Березки". Здесь оставалась Мария Петровна. Ей было уже восемьдесят, и перед сном она принимала сильное снотворное. Мы с тобой вернулись именно в то утро, довольно рано, часов в девять. Еще ничего не было известно о Маше Демидовой.
- Да, - кивнула Наталья Марковна, - да, Володенька, я отлично запомнила то утро. Стас встретил нас бледный, совершенно больной и сказал, что ночью у него было под сорок и он не мог подняться с постели. В прихожей стояли его кроссовки, грязные и мокрые насквозь. К ним прилипла трава и застывшие комья известки. Я долго чистила их, мыла, набивала газетой, они были совсем новые, страшно дорогие, и не хотелось выбрасывать. Однако пришлось. Они затвердели, потеряли форму. Строительная грязь въелась намертво. - Наталья Марковна тяжело поднялась, вышла и вернулась через минуту.
В руках у нее было несколько листов бумаги и ручка.
- Мама, но я не знаю, что писать! - закричал Стас. - Я не ничего не помню, все как в тумане! Зачем вы мучаете меня? Михеев умер, и это уже никому не нужно.
- Михеев умер, - кивнул Сергей, - но есть крупный криминальный авторитет Палыч. Пиши, Стас. Не бойся. Ничего тебе за это не будет.
Стас взял ручку и медленно, коряво, как первоклассник, начал выводить слова на бумаге. Белый лист заполнялся строчками. Наталья Марковна смотрела сначала на сына, потом перевела взгляд на чужого человека, который молча сидел в кресле.
У него было лицо взрослого Сережи, и звали его так же. Ему предстояло жить дальше с этим лицом и с этим именем какой-то своей, отдельной, далекой и непонятной жизнью. Наталья Марковна не могла оторвать от него глаз.
Радужная тень маленького херувима легко и незаметно вырвалась на волю из ее души и затерялась навеки в чистом полуденном небе.