– Обязанности светской женщины ужасны, – заявила она, когда явились гостьи. – Твое сердце может разрываться, ты можешь умирать сама сто раз на дню, но должна принимать визитеров. Сегодня у меня был весь Амстердам. Наверное, эта история уложит меня в гроб! Варя… Тидеман… И почти в один день! А обо мне смерть забыла! Думаете, я не знаю, о чем все думают, когда говорят мне, что умер такой-то… И та тоже умерла… Все думают только одно: «Когда ты тоже уберешься на тот свет, проклятая перечница?!»
Елена Ниловна бесшумно рассмеялась и неожиданно твердым, глубоким голосом заключила:
– Пусть подождут!
В ее присутствии Надя совершенно стушевалась, превратившись в безмолвную тень с испуганным, маленьким, незначительным лицом. Розовощекой горничной видно не было, за чайным столиком хозяйничала смуглая Рита. Елена Ниловна в нетерпении поглядывала на большие часы в резном футляре розового дерева:
– Моолы давно обещали быть… И Эльк где-то носится… Это просто возмутительно – бросить меня одну в такой день! Представьте, еще и эта девчонка, Ирена, уволилась утром. Ни с того ни с сего! Саша, что ты ерзаешь все время? Куда собралась?
Александра, которая и впрямь не могла усидеть на стуле, встала и простилась, решительно сославшись на срочные дела, которые надо было устроить перед отъездом. Надя смотрела на нее умоляюще, но Александра проигнорировала этот красноречивый взгляд. Напоследок Елене Ниловне сообщили о невероятной находке, только что сделанной в пивной возле рынка антикваров.
– Я сразу обратила внимание на эту тарелку. – Вынув из сумки покупку, бережно завернутую в несколько слоев бумаги, Александра протянула ее для ознакомления Стоговски. – Оказалось, у хозяина есть целый такой сервиз. Кто-то таким образом расплатился с его родителем за обеды, взятые в кредит. Дело было сразу после войны. Великолепный сервиз, королевский фарфор, первый «мейсен»… Взгляните на маркировку!
Елена Ниловна кивнула, водя тусклым взглядом по тарелке, испещренной голубоватыми узорами:
– Очаровательно. И как всегда бывает с подлинниками, не так роскошно, как подделка. Ну, не мне вам говорить это, девушки!
Надя тихонько, вежливо засмеялась. Стоговски даже не взглянула в ее сторону. Она в упор смотрела на Александру.
– Так мы с тобой свяжемся! – заявила она твердо, будто говоря о чем-то раз и навсегда решенном. – Да, моя дорогая, оставаться Франсом Хальсом куда труднее, чем стать Франсом Хальсом. И годы к земле гнут, и бороться, как подумаешь, не за что… Да и слова доброго о тебе никто не скажет. Но как представлю себе, сколько людей ждут часа, чтобы плюнуть в мою могилу, так сразу непонятно откуда берутся силы!
Поманив Александру к себе, она с неожиданной сердечностью поцеловала ее в подставленный лоб:
– Будь здорова, деточка! И не повторяй моих ошибок, не влюбляйся! Ты такая же, как я. Большие несчастья переносишь легко. А пустяки тебя терзают… Такие люди не бывают счастливы в любви!
И художнице показалось, что эти мутно-опаловые глаза, на дне которых давно утонули и растворились все страсти и страдания, на миг сделались прозрачными и проницательными. Только на миг – их снова заволокла туманная пелена.
– Я позабочусь об отправке сервиза, о страховке, упаковке… Все беру на себя. – Эльк, сильно прихрамывая от усталости, шел рядом с Александрой к выходам, возле которых должна была начаться регистрация. – Ты, надеюсь, не возражаешь?
– Буду очень признательна. В конце концов, я найду случай, как тебе все это возместить. – Остановившись, Александра взглянула на табло с номерами рейсов. – Ну, давай прощаться.
– Еще есть время, не спеши. – Сняв очки, Эльк повертел их в руке, словно недоумевая, что это за вещь и каким образом она оказалась на его переносице. Без защиты сильных стекол его глаза приобрели загадочное, невидящее выражение, какое можно увидеть на снимках знаменитых медиумов. – Тебе так хочется скорее вернуться домой?
– На этот раз, признаюсь, да! – прямо ответила Александра.
– И в этом моя вина? Художница покачала головой:
– Вовсе нет. Напротив, ты хотел устроить мне выгодный контракт… Я это ценю. Эльк сощурился и надел очки:
– Значит, моя вина. Саша, не знаю, поверишь ли ты мне, но я всегда желал тебе только добра.
Александра отвернулась, делая вид, что внимательно прислушивается к объявлению по громкой связи. За стеклянными стенами аэропорта виднелось черное небо, вдали подсвеченное городскими огнями, но на миг перед ее внутренним зрением появилась медовая полоса заката над серым морем. Разгоревшегося лица коснулся холодный порыв ветра, словно кто-то хлестнул ее по щеке мокрым платком. Она повернулась к стоявшему рядом мужчине. Эльк смотрел на нее взглядом, который всегда так завораживал ее, одновременно внимательным и отсутствующим.
– Я знаю, – сказала она на удивление мягко. – Я знаю, что ты всегда хотел мне добра. Просто бывают обстоятельства, в которых человеку трудно делать добро…
Наклонившись, она сама поцеловала его – Эльк явно не решался на это. Отстранившись, подхватив с пола сумку, Александра с преувеличенной бодростью помахала рукой:
– Я пошла!
– Постой, секунду… – Спохватившись, Эльк протянул ей небольшой пакет из коричневой оберточной бумаги. – Я все-таки сгонял на Маркен, купил тебе копченых угрей. А то будешь потом говорить, что я тебя обманул!
– Ты знаешь, что ты идиот, да, Эльк? – растерянно спросила Александра, беря у него пакет. – А если меня не пустят на борт с этими угрями? Это будет отличная шутка – торговать антиквариатом, а попасться на контрабанде продуктов!
Помахав еще раз, она развернулась и пошла к стойкам регистрации, где уже появились первые пассажиры с ее рейса. Багажа у Александры не было, сумку она брала с собой в ручную кладь.
– Но у меня с собой вот что, – она предъявила таможеннику пакет с угрем, запечатанным в вакуумную упаковку. – Угорь с Маркена. Сдать сумку в багаж?
Служащий заглянул в пакет, принюхался и улыбнулся:
– Не надо! – И добавил почему-то по-французски: – Bon voyage![6]
Перед тем как ступить в зону личного досмотра, Александра обернулась. Она отчего-то была уверена, что увидит за стеклянными щитами, отделявшими зал, знакомую фигуру в черном пальто. Но Элька среди немногочисленных провожавших не оказалось. И хотя ничего странного в том, что он уже ушел, не было, Александру что-то укололо.
«Пустяки терзают! – повторила она про себя слова Елены Ниловны, проходя «рамку» и направляясь в «зеленую зону». – Да, верно, терзают только пустяки! Жестокий взгляд, циничное слово. Упущенная минута, которая за миг до этого была тебе совсем не нужна…»
В зале к ней сразу подошел молодой человек со стопкой анкет. С заученной улыбкой осведомившись, говорит ли Александра по-английски, он попросил ее ответить на несколько вопросов.
– Почему бы нет? – философски заметила Александра.
– Какова была цель вашего визита в Амстердам? – радостно поинтересовался молодой человек.
– Отдых! – ответила художница.
Примечания
1
Привет (нидерландск.).
2
Благодарю (нидерландск.).
3
Mevrouw (нидерландск.) – сударыня.
4
Dank (нидерландск.) – спасибо.
5
Meneer (нидерландск.) – сударь.
6
Счастливого пути! (франц.)