— Садись, подвезу
— Мы с собакой.
— Садись с собакой.
Васька забрался на переднее сиденье, а мы устроились сзади.
Всю дорогу до вокзала Пельмень пел соловьем, и вообще чувствовалось, что жизнью он доволен. А я вдруг вспомнила слова Колесникова, что после смерти Турка Пашу повысили в звании, был он большой человек, а стал еще больше. Только я хотела чертыхнуться по привычке, как тут же подумала, что коли у Паши большая радость, так с ремонтом столовки у меня проблем не будет, и повеселела.
До отправления автобуса осталось две минуты, мы начали прощаться
— Я к тебе на осенние каникулы приеду, — сказал Сенька. — И на зимние.
— И на весенние, — подсказала я.
— Ага. А как лето начнется, в первый день же сразу сюда.
— Здорово, — кивнул Васька, а я скривилась:
— Вот уж счастье привалило… — Затем извлекла фотографию, которую обнаружили в вещах Синего, и протянула Сеньке. — Держи.
Фотография, сложенная пополам, выглядела довольно плачевно. Сенька взглянул на любимую девушку и покраснел.
— Я тебе соврал, — сказал он тихо. — Я ее даже не знаю.
— Кого? — обалдела я.
— Девчонку эту. Фотографию я нашел, а с собой таскал так просто… выпендриться хотелось.
— Садись в автобус! — рявкнула я.
Мы с Васькой махали руками на прощанье до тех пор, пока автобус не скрылся за поворотом. Домой возвращались пешком, путь наш лежал через парк, и я с удивлением заметила:
— Смотри-ка, фонтан включили. И в самом деле, фонтан весело шумел, солнце светило, а чистенькие аллеи радовали глаз.
— Послезавтра в школу, — вздохнул Васька.
— Ага. А мне на работу.
Мы поравнялись с беседкой, в которой, как всегда, сидел Упырь с компанией. Я подняла руку и крикнула:
— Привет!
Мы шли по аллее, а вдогонку нам неслось громкое, на весь парк:
— Здорово, Дарья!…