Андрей Лях - Нечаянные встречи Синельникова. Страница 2

— Вы писали в Англию?

— Нет, — говорю, — с чего это мне туда писать?

— В Королевское общество?

— Не знаю никакого общества.

Тут они переглянулись с таким видом, что, мол, ага, все ясно.

— Прочитайте, — говорит ректор и протягивает какую-то бумагу.

Там черным по белому очень вежливо предлагается ректору и руководству отпустить такого-то студента — то есть меня — в организованную Лондонским Королевским обществом экспедицию в северную Шотландию — с апреля по сентябрь будущего года. Подписи, печати иностранные и все прочее.

— Кроме того, вам письмо.

Подает мне конверт. Вскрываю. Отродясь таких писем не получал — бумага вся блестит, золотое клеймо, вложена пара фотографий, склеенных липкой лентой.

«Уважаемый Владимир Алексеевич!Лондонское Королевское общество естествоиспытателей приглашает Вас принять участие в экспедиции по изучению озера Лох-Несс в Шотландии. Мы надеемся, что Вы не откажетесь применить свой талант экстракоммуникативности с биологическими феноменами, в области, интересующей ученых всего мира.Предлагаем Вам прибыть в Лондон в двадцатых числах марта будущего года. Виза будет оформлена немедленно по получении Вашего согласия.Дж.М.Блессингтон, секретарь общества.»

Я отлепил ленту на фотографиях, а сам уже догадываюсь, что там. Так и есть. Наши четыре морды на фоне Тянь-Шаньских снегов. От ребят ни слова, только на обратной стороне синяя печать с вензелями и подписью по-английски: «Производство Ваджанипур Мохаммед Сингх. Катманду».

После всех бесед с начальством я вернулся на факультет. Там через некоторое время подходит ко мне Елена.

— Интересно, — говорит. — Ты и впрямь в Англию едешь? Говорят, тебе оттуда какие-то фрагменты фильма ужасов прислали?

Ну, думаю, мужики, спасибо и за это. Но промолчал. Показываю ей фотографию. Она посмотрела и фыркнула не хуже снежного человека.

— Я не думала, — говорит, — что твоя вредность может быть такой изощренной.

Повернулась и пошла по коридору. Я посмотрел ей вслед и только вздохнул — а что увидел, расписывать опять-таки не стану. Надо будет ей в Англии сапоги купить. Интересно, какой у нее размер?

ЛОХ-НЕССКОЕ ЧУДОВИЩЕ

Ротор-мерседес образца какого-то бабушкиного года. Я затормозил у крыльца, открыл дверцу — в самом деле, нет дождя! Это, я вам скажу, чудо. Вытащил последнюю сигарету, размял, закурил. Вот дела. На озере неделю штормило, дождь, дороги в воде, все размыло, телефон не работает и, пожалуйста, результат — весь Лохливен и Ивернесс сидят без курева, и королевская экспедиция в том числе.

Занесла нелегкая. Всё любовь — туда, сюда, теперь вот Шотландия. Пол-1 лета отсидел на камнях, а от Елены другой месяц ни слуху, ни духу. Да что я, в России скал да озер не нашел бы? Нет, надо было от великой любви аж в Англию уехать — заморское чудище ловить.

Ведь только тут понял, какого дурака свалял. Нельзя от любимой женщины уезжать за идеей к черту на рога, ни к чему хорошему это не ведет. Но как было: приехала в аэропорт, ты, говорит, давай, поцеловала на прощание — не то что в Шотландию, в Антарктиду уедешь. Приехал. Сижу туг вдвоем с Вудстоком у озера, злодейка не пишет.

Дом огромный — почти замок — с камином и прочими чудесами. Пока не догорела сигарета, спустился к воде, посмотрел самописец — тут у нас один в самой бухте стоит — никаких признаков герпетоактивности — потом поднялся в дом.                                                                                       

Так, ясное дело, у камина сидит Вудсток — Фарфоровые Зубы, механик, и рядом с ним бутылка шотландского, как выражается, «на черном колене».

— Ага, — говорит, — а по голосу уже виден уровень виски в бутылке. — Туман. Бывает у вас в Оклахоме такая погода?

Вудстока так сразу не поймешь, он парень с загибами, фразы лепит задом наперед, а у меня пока с английским не очень, да еще его с пьяных глаз начинает заносить, будто я родом из Оклахомы — у меня-де акцент точь-в-точь.

Я сел рядом, тоже налил себе — у нас с ним по этой части особо щепетильный джентльменский договор. Пару раз, впрочем, доходили — стакан в рот не лезет.

— Туман-то, — говорю, — туман, зато дождя нет.

— Вот что я тебе скажу, — говорит Вудсток. — В этом озере ничего нет. И одновременно есть все. Я имею в виду прошлое. Оно никуда не ушло, оно здесь. Правда, сейчас его нет.

Понятно, думаю. Вторая бутылка.

— Хорошо, — вещает Вудсток. — теперь что-то произошло. Не спрашивай меня, что. И вот это прошлое одним своим фрагментом — этим монстром — снова входит в прежние владения! Момент совмещения, ты согласен со мной?

— Ладно, — отвечаю. — Может, совмещение, а может, и нет, но тебе самое время проветриться. Поедем, пока дождя нет, посмотрим самописцы на том берегу.

Он сильно сопротивляться не стал, только поворчал, что в Оклахоме-де головы отчаянные, потому что и шторм на озере мог быть «оттуда». Это, мол, рубеж.

Рубеж не рубеж, а ехать надо. У нас тут есть глиссер с телескопической штангой, тяга зверская. Погрузили свежие рулоны, камеры — такой закон издан, чтобы на озеро без фотоаппаратов не выезжать — посадил Вудстока, поехали.

Туман страшный, но над водой метра на два видно. Обошли каменную гряду — я думаю, она мне по ночам сниться будет — и вперед.

Места здесь, слов нет, живописные, все мхом заросло, вода, горы, по берегам всевозможные развалины, музеи, я на этом чахлом Мерседесе все объездил. Край дикий, без всяких чудищ есть на что посмотреть. Если бы не Елена-то.

Посреди залива заглушил мотор и говорю Вудстоку — валяй, ополоснись. Он ругнулся, но свесился за борт, заплескался. Вода в самый раз для такого дела, а сам полез поправлять ленты — завалились за решетку на дне, а там мокро. Поднимаю голову — что за черт, Вудсток какому-то богу молится – животом поперек планшира, руки перед собой, рот открыл и весь будто оцепенел. Поворачиваюсь — так, дождались.

Я в эти штуки никогда особенно не верил, думал, ну, на худой конец крокодил какой-нибудь необыкновенный, но что такая лошадь — и представить не мог. Одна башка больше, чем наша лодка, такая же шея, остальное под водой. Правда, что-то крокодилье и впрямь есть.

Откуда-то взялось немыслимое оживление лингвистических способностей — шиплю Вудстоку страшным шепотом — быстро камеру, Англия-владыка, но ничего не выходит, у парня паралич, закостенел. Это все-таки не дело — просто так выпускать неподготовленных людей на динозавра, а эта! подруга еще пасть открыла — ни дать, ни взять — витрина с охотничьими ножами на Арбате.

Я кое-как раскорячился, за фотоаппарат, Вудстока без жалости сапогом в бок, кинокамеру в руки, снимай, сукин сын, двести фунтов в месяц, эх, жалко, Елена не видит; Вудсток хрипит как помешанный — Володя, ты ему еще раз про коня и семь ворот с гробами, на него действует.

Я сказал. Когда над тобой такая рожа нависает, много чего вспоминается.

Однако ничего. Слегка отгребли для перемены ракурса, Вудсток трясется и твердит: «Володя, не молчи, съест». Я по возможности не молчу, иду по второму кругу. Тут кончилась пленка, что дальше делать — не знаю. Потихоньку двинулись назад. Она дошла с нами до мелководья, дальше не полезла.

До дома Вудстока я тащил на себе, там влил в него стакан неразведенной и завернул в плед; сам сел за пленки. Они в этих аппаратах проявляются как-то сами собой, печать тоже полуавтоматическая, так что уже через полчаса картинки были у меня в руках, и я взялся за радиотелефон. Вызвал центральную базу в Ивернессе, и первым делом наскочил на красотку Джин. Пошло щебетанье — хи-хи-хи да ха-ха-ха, да как там Вудсток, да как там дождь, да скоро ли снова сыграю ей на гитаре. Минут десять я втолковывал этой свиристелке в чем дело. Наконец, в, динамике появился великий ученый сэр Френсис Рассел. Вот уж произношение, так произношение — куда там Вудстоку, но скорость — четыреста слов в минуту. С великими муками я уразумел, что от меня требуется, и на прощанье он пообещал приехать самолично, как только дорога позволит.

Совсем вылетело из головы — у нас же здесь есть определитель плезиозавров — здоровенная книжища с роскошными картинками. Согласно указаниям шефа я взялся за определение и сразу понял, что дал маху. Надо было осмотреть всю скотину целиком, а я видел только голову, да кусок шеи, а похожих голов в определителе пропасть.

Вот будь ты неладна. Растолкал Вудстока, вышла безобразная сцена с руганью, угрозами и мольбой на коленях, но все-таки совладал и вдвоем, с книгой под мышкой, пошли назад к озеру. Прихватили еще фотоаппарат и жестянку с беконом — бог знает, что эти твари едят.

Туман стоял прежний, но нам даже и глиссер спускать не пришлось — вот она, голубка. И началось. Никогда я не любил разных змей и крокодилов. Вода по пояс, холодина, одной рукой приманиваю, в другой — Вудсток, да гори оно огнем!