Между тем скорость падения заметно снизилась. Тогда Билл расстегнул ремень. Тот полетел вниз, увлекая за собой бронированные подштанники, которые вскоре с грохотом рухнули наземь.
Билл воспарил над землей. Ветер гнал его прямиком на врага. Однако Билл надеялся, что в своем теперешнем виде, в одном белье, что гордо развевалось на ветру, и с заложенными за голову руками, он в относительной безопасности. Похоже, его надежды оправдывались. По нему больше никто не стрелял – даже прочие десантники.
Те располагались внизу, под Биллом, значительно опередив своего боевого командира, и выстраивались в атакующий порядок. Наблюдать за ними со стороны было весьма любопытно. Десантники построились клином – место впереди, там, где должен был находиться Билл, пустовало – и ринулись на врага.
Разумеется, ринулись они вниз, и Билл двинулся следом за ними. Очевидно, капитан Кадаффи вознамерился покончить с ним раз и навсегда, если не так, то уж этак.
Что бы еще кинуть, чтобы уменьшить вес? Башмак улетел вместе с подштанниками, а расставаться с армейской стопой Биллу как-то не хотелось. Он понятия не имел, где искать замену и можно ли найти ее вообще, а поскольку провел без стопы на ноге достаточно продолжительное время, несколько лет, то вовсе не горел желанием вновь очутиться в положении инвалида.
Впрочем, поразмыслив, Билл все-таки отстегнул стопу, включил встроенный лазер и неторопливо, кусок за куском, срезал с себя остатки скафандра, пощадив лишь антигравитатор и гермошлем, затем зажал в зубах лямки антигравитатора и одним движением плеч стряхнул пришедшее в негодность обмундирование.
Ну вот, другое дело! Билл пропустил лямки сквозь трусы, завязал узлами. В очередной раз расслабился и поглядел вниз. Что там у нас происходит? Так, ничего особенного, все развивается по плану, самоубийственному плану капитана Кадаффи. Десантников методично стирали в порошок. На какой-то миг Биллу стало жаль своих товарищей, однако жалость была мимолетной; в следующее мгновение ему захотелось проглотить обезвоженную пивную пилюлю – из тех, которые он недавно выкинул.
Билл побывал во многих переделках, но до сих пор ему не представлялось возможности проследить развитие событий. Когда вокруг кипит схватка, перспектива становится еще более туманной, нежели генеральская, которая смутна сама по себе. Тебя сбивают с толку шум, гам и противники, которые так и норовят прикончить тебя. Иными словами, в битве не до наблюдений. С точки зрения самосохранения, чем меньше видишь, чем меньше разеваешь рот, тем лучше. Если ты видишь врага, значит, и враг видит тебя. Вот почему предпочтительнее отыскать укромное местечко, схорониться в нем и уже оттуда взирать на то, как основная масса десантников учится повиноваться приказам. Как ни странно, при подготовке к выброске основное внимание уделяется умению чистить гальюны, а целиться и стрелять учат, если остается свободное время. Билл умел пользоваться бластером, однако он освоил это искусство по официальному имперскому армейскому комиксу с инструкцией по применению оружия. Кроме того, он вдоволь напрактиковался на Венерии и на прочих напичканных смертельными опасностями планетах.
Тем не менее, несмотря на богатый опыт стрельбы по офицерам и другим врагам, он никогда не получал от схватки подлинного удовольствия, не испытывал удовлетворения от осознания того, что выполнил порученное дело на «отлично». Разумеется, в комиксах рассказывалось о том, как доблестные десантники сметают чинджеров с лица той или иной планеты, но Билл подметил одну странность: почему-то планеты постоянно упоминались все те же. С земли, которую Билл в бою почти не покидал и к которой постоянно приближался, это не имело ни малейшего смысла.
Но с воздуха все выглядело иначе. Медленно плывя в поднебесье с весело трепещущим на ветру бельем, махая рукой войскам враждующих сторон и гадая, где тут ближайший бар, Билл словно глядел на крупномасштабную карту. Чинджеры располагались зеленым прямоугольником, точь-в-точь как в комиксах, а войска Империи надвигались на них громадными изогнутыми красными стрелами. Конечно, то был не лучший способ выигрывать сражение, зато на фотоснимках, которые поставляла в Генштаб воздушная разведка и которые генералы передавали затем Императору, подобный порядок производил весьма внушительное впечатление.
Вот две красные стрелы рванулись вперед, откатились, снова двинулись на приступ и вновь вынуждены были отступить; они не добились ровным счетом никакого успеха, разве что уменьшились в численности, ибо каждая атака завершалась уничтожением кончика как той, так и другой стрелы.
Пока они штурмовали переднюю линию чинджеров, крошечная белая стрелка пыталась пробиться с обратной стороны зеленого прямоугольника, отвлекая на себя значительное количество солдат противника. Билл не мог сказать, жив ли кто из добровольцев. Перемещения белой стрелки контролировались дистанционным управлением – пульт обеспечивал сохранение боевого порядка, в котором уничтожить скафандры было проще всего, – капитана Кадаффи, который, вполне возможно, даже не следил за тем, что происходит на поле боя. Скорее всего капитану было достаточно того, что стрелка не рассыпалась, нацелена в нужном направлении и продолжает терзать оборону чинджеров. Главное – чтобы шла пальба, а остальное неважно.
Ой-ой! Должно быть, Билл недооценил Кадаффи. Непреодолимая сила вдруг повлекла его вверх, а следом, с поверхности планеты, взмыли в воздух бронированные скафандры, начиненные смертоносным оружием и, может быть, телами живых людей. Билл возблагодарил судьбу за то, что трусы на нем – из сверхпрочного материала; в противном случае они бы просто порвались при рывке, и тогда он, вместо того чтобы подниматься вверх, полетел бы вниз. А так, поскольку он практически ничего не весил, то устремился к транспорту подобно пуле из ружья.
Белая стрелка между тем развернулась острием к люку, у которого ее ожидали телохранительницы Кадаффи, чтобы принять скафандры, каковые наверняка еще пригодятся для следующего десанта. Она, эта стрелка, едва ли не величаво парила над землей, уносясь прочь от поля, на котором по-прежнему бушевала битва.
Билла обдувал пронзительный, порывистый ветер. Герой Галактики крепко вцепился в лямки антигравитатора, на которых раскачивался туда-сюда, вперед-назад и из стороны в сторону. Подъем не вызывал у него приятных ощущений, хотя по сравнению с аттракционами в парке Друзей десантника, за катание на которых он выложил кругленькую сумму, это было нечто. К тому же аттракционы, при всей их лихости, отнюдь не угрожали мучительной смертью, которой сейчас, похоже, было не избежать.
Правильно говорят, что беда не приходит одна. К ветру Билл худо-бедно привык, но тут на него свалилась новая напасть: он начал замерзать. Когда он вознесся над облаками, выяснилось, что его кожа покрылась тонким слоем льда. Особенно шикарно смотрелись льдинки на армейской стопе: на той образовался чистый узор. Чем выше поднимался Билл, тем сильнее замерзал и тем труднее становилось дышать. Задумавшись над тем, от чего скорее умрет, он слегка отвлекся, однако быстро пришел к выводу, что разницы, собственно, никакой – все равно погибать.
Зубы Билла громко застучали, он задрожал всем телом, на котором выступил холодный пот, и капли его мгновенно превращались в ледышки, отрывались по причине дрожи и падали к облакам. Через какое-то время Билл обнаружил, что за ним тянется этакий ледяной, переливающийся в солнечных лучах хвост. Зрелище было поистине прекрасным, вот только обстоятельства, к сожалению, не позволяли насладиться им сполна. Какое тут наслаждение, когда того и гляди замерзнешь до смерти!
Билл, чтобы хоть как-то согреться, свернулся в клубок. Если бы не дрожь, которая сотрясала тело, он бы, пожалуй, отстегнул стопу и прошелся по рукам и ногам лазером – до такой степени заледенели конечности.
На сей раз воплей не было. Даже окажись он сейчас на том небе, где запрещено стонать, Билл наплевал бы на запрет, ибо единственное, что ему оставалось, это стоны, и он преисполнился решимости выдать на полную катушку. Умение стонать воспринималось десантниками как форма искусства, поэтому они постоянно тренировались, дабы не осрамиться, если, не ровен час, представится возможность проявить себя. Вообще-то стоны состоят в близком родстве с воплями, а посему многое из того, что Билл выстанывал на пути вверх, сильно напоминало то, что он выкрикивал по дороге вниз, причем возгласы шли в том же порядке. Вначале он несколько раз повторил: «Блин!», затем переключился на: «Я не хочу умирать!», выдавил «Помогите!» и закончил древним как мир «Мамочка!».
Стоны принесли ему столько же пользы, сколько вопли, то есть ни малейшей. Однако Билл все же испытал некоторое облегчение, ибо сумел вспомнить надлежащий порядок. Смерть от ледяной стужи и удушья во время полета в стратосферу в одних трусах не входила ни в учебный процесс в лагере, ни в компетенцию заряжающего – такова была воинская специальность Билла, вдобавок никто о ней не упоминал вообще; следовательно, он должен был полагаться лишь на свой обострившийся за срок службы инстинкт, и тот, судя по всему, его не подвел.