— Нет, нет, конечно.
— На девяносто девять лет — это ведь и значит, в сущности, навеки.
— Да, да, вы правы.
У Форда есть одна взрывоопасная тетрадка. Снаружи на ней написано: «Не для посторонних», а когда открываешь, то на титульном листе видишь название: «В сущности, книга». Я увидел, как Форд раскрыл эту тетрадку и записал: «Вечность — это, в сущности, девяносто девять лет».
Тут мистер Вортерс проговорил, словно обращаясь к самому себе:
— Боже мой, до чего же вздорожала земля. Просто уму непостижимо.,
Я понял, что великому человеку нужна реплика, и подал ее:
— В самом деле, мистер Вортерс?
— Друг Инскип, вы даже представить себе не можете, как дешево я мог купить эту рощу десять лет назад. Но я отказался. Угадайте почему?
Мы не угадали.
— Потому что это было бы нечестно.
При сих благородных словах по лицу мистера Вортерса распространился чрезвычайно симпатичный румянец.
— Да, нечестно. То есть формально все было бы законно, но по сути — безнравственно. Чтобы купить ее, надо было оказать давление на тогдашнего владельца. И я отказался. Мне говорили — причем говорили по-своему порядочные люди, — что я напрасно щепетильничаю. А я сказал: «Возможно. Возможно, я излишне щепетилен. Мое имя всего лишь Харкурт Вортерс, и, может быть, оно не слишком широко известно за пределами Сити и моей родины в целом, и все-таки мне лестно думать, что его произносят с уважением. И моему имени под этой купчей не бывать. Таково мое последнее слово. Можете называть это щепетильностью. Допустим, у меня каприз. Будем считать, что я просто капризничаю». — Мистер Вортерс снова залился краской. Форд говорит, что его опекун краснеет с ног до головы, и, если его раздеть и спровоцировать на благородные речи, он будет как вареный рак. В таком виде он и нарисован у Форда в тетрадке.
— Значит, теперь вы купили рощу у кого-то другого? — спросила мисс Бомонт, с интересом выслушав всю историю.
— Конечно, — сказал мистер Вортерс.
— Ну разумеется, — рассеянно отозвалась миссис Вортерс, пытавшаяся отыскать в траве оброненную спицу. — У вдовы прежнего владельца.
— Чай! — вскричал сын миссис Вортерс, энергично поднимаясь на ноги. — Я вижу, накрывают к чаю, что как нельзя более кстати. Пойдемте, мама. Пошли, Ивлин. Целый день сражаться, это, доложу я вам, не шутка. В сущности, вся наша жизнь — непрерывная борьба. Борьба, с какой стороны ни глянь. Лишь немногим счастливчикам удается проводить время в чтении книг, и таким образом избегать столкновения с реальностью. Я же…
Дальше мы не слышали. Сопровождая обеих дам, он пересек аккуратный лужок и поднялся по каменным ступенькам на террасу, где лакей возился со столами, стульями и серебряной подставкой для чайника. Из дома на террасу вышли остальные дамы. Мы услышали, что и они тоже бурно отреагировали на известие о покупке Иного Царства.
Мне по душе Форд. У этого юноши задатки ученого и джентльмена, хотя с последним он почему-то не согласен. Меня позабавила несколько скептическая гримаса, появившаяся на лице юноши при взгляде на террасу. Лакей, массивная серебряная подставка — все это чуждо Форду и только злит его. Ибо ему свойственно мечтать. Не о возвышенном, нет. Возвышенное — это область мистера Вортерса. Нет, у Форда мечты реальные и осязаемые. Здоровые мечтания, уводящие его мысль не в облака, а на землю, только другую, где лакеев нет, а подставки, я полагаю, делаются не из серебра. И, как я понимаю, там вещи называются своими именами, а не сводятся «в сущности» к чему-то другому. Однако есть ли смысл в этих мечтах и, если есть, какой от них прок, — этого я не сумею объяснить. Сказав, что сны — и, стало быть, мечты — не лишены определенной ценности, я просто хотел возразить старухе; Вортерс.
— Продолжайте, дружок, — сказал я. — Мы должны до чая хоть что-нибудь успеть.
Он развернул свой стул, усевшись спиной к террасе и лицом к лугу, речушке и стоявшим за нею букам Иного Царства, и с восхитительной серьезностью принялся разбирать «Эклоги» Вергилия.
II
Роща Иное Царство ничем не отличается от любой другой буковой рощи. Таким образом, я избавлен от докуки ее описывать. Нет ничего оригинального и в том, что речка, преграждающая путь к роще, не имеет мостика в удобном для этого месте и, стало быть, надо либо делать крюк примерно в милю, либо шлепать по воде. Мисс Бомонт предложила шлепать. Мистер Вортерс бурно приветствовал это предложение, и мы даже не сразу поняли, что он вовсе не собирается его принять.
— Великолепно! — восклицал он. — Великолепно! Пошлепаем в ваше царство по колено в воде. Вот только как же провиант?
— Понесете на себе!
— Конечно, конечно. Или кто-нибудь из слуг понесет.
— Харкурт! Никаких слуг. Раз лес мой — значит, и пикник мой, стало быть, я и хозяйка. Я все устрою. Я от вас скрыла. Весь провиант мы уже купили. Мы с мистером Фордом ходили в деревню.
— В деревню?
— Да. Мы купили печенья, апельсинов и полфунта чаю. А больше ничего и не надо. И раз уж мистер Форд притащил все это из деревни, он может и через речку перенести. От вас требуется только одолжить мне немного посуды, но не самой дорогой. Посуду я понесу сама. Вот и все.
— Но, голубушка!..
— Ивлин, — сказала миссис Вортерс, — почем вы с Джеком покупали чай?
— Мы отдали десять пенсов за полфунта.
На это миссис Вортерс ответила недовольным молчанием.
— А как же мама? — вскричал мистер Вортерс. — Я совсем забыл! Не может же мама тоже шлепать босиком.
— Нет, конечно, нет, миссис Вортерс. Мы можем вас перенести.
— Благодарю вас, дитя. Я уверена, что вам это под силу.
— Увы, Ивлин, увы, мама над нами смеется. Она скорее умрет, чем позволит нам нести ее. Увы и еще раз увы! Ведь с нами пойдут мои сестры. И миссис Озгуд, а эта несносная женщина к тому же простужена. Нет, придется нам идти кругом, через мост.
— Вы идите кругом, а мы… — начал Форд, но опекун кинул на него быстрый взгляд, и Форд осекся.
Так что мы пошли кругом. Процессия состояла из восьми персон. Возглавляла ее мисс Бомонт. Она была чрезвычайно весела и забавна — так, во всяком случае, мне тогда казалось. Правда, впоследствии, припоминая ее речи, я не нашел в них ничего забавного. Но тогда она нас очень веселила, выступая примерно в таком роде: «Шеренгой по одному. Вообразите, что вы в церкви, и замкните рты на замок. Носками наружу, мистер Форд. Харкурт! Будете переходить реку — бросьте наяде щепотку чая, у нее голова болит. Она уже тысячу девятьсот лет страдает мигренью». И так далее, и тому подобное, все глупости в таком же роде. Не знаю, чем мне тогда понравилась ее болтовня. Мы подошли к роще, и мисс Бомонт сказала: «Мистер Инскип, пойте, а мы будем подпевать: "Ах ты дурачок, боги-то живут в лесах"». Я прокашлялся и пропел-таки эту гнусную фразу, и все принялись повторять ее, словно литанию. Было в ней что-то привлекательное, в нашей мисс Бомонт. Я, в общем, понимал, почему, наткнувшись где-то в Ирландии на эту девицу без денег, без связей и, можно сказать, без роду, без племени, Харкурт решился привезти ее домой и объявить своей невестой. Это был смелый поступок, а ведь он и считал себя смелым человеком. Приданого за ней не было ни полушки, но он мог себе позволить жениться на бесприданнице: ценности у него и так имелись в избытке — и материальные, и духовные. Однажды я слышал, как он говорил матери, что со временем Ивлин тысячекратно возвратит его издержки. Ну а пока в ней просто было что-то привлекательное. Платному учителю не пристало судить, кто симпатичен, а кто нет, а то бы я ей очень симпатизировал.
— Прекратить пение! — скомандовала она. Мы вошли в лес. — Добро пожаловать. Милости прошу вас всех ко мне в рощу.
Мы поклонились. Форд, всю дорогу хранивший серьезность, поклонился до самой земли.
— Теперь прошу садиться. Миссис Вортерс, будьте добры присесть вот здесь, возле этого зеленого ствола, он пойдет к вашему чудному платью.
— Хорошо, дорогая, я сяду, — сказала миссис Вортерс.
— Анна, сюда. Мистер Инскип, возле нее, а вот здесь — Рут и миссис Озгуд. А вы, Харкурт, подвиньтесь немного вперед, чтобы заслонить дом. Его не должно быть видно.
— Ну уж нет, — засмеялся влюбленный мистер Вортерс, — я предпочитаю сидеть, прислонившись к дереву.
— А мне куда сесть, мисс Бомонт? — спросил Форд. Он стоял по стойке смирно, будто солдат.
— Ах ты боже мой! — воскликнула она. — Вы только поглядите на нашего Фордика — один посреди стольких Вортерсов![1]
Да, она была уже достаточно цивилизована, чтобы каламбурить.
— Может, я заслоню вам дом, если останусь стоять?
— Сядь, Джек, ну что за ребячество! — с ненужной резкостью вмешался опекун. — Сядь, тебе говорят.
— Пусть постоит, раз ему хочется, — сказала мисс Бомонт. — Только сдвиньте шляпу на затылок, мистер Форд. Чтоб она у вас была как венчик. Тогда вы мне не только дом, но даже и дым из трубы заслоните. К тому же вам так очень к лицу.