— Орден вам, Тимофей Никанорович, полагается за ключ, — не могли нахвалиться гайковертом монтажники. Но Крайнов чувствовал себя неловко и в чем-то виноватым. Пристальное внимание окружающих смущало его, и он не знал, куда деться.
— Язык без костей. Ну, чего не видели, де-делать нечего, — от волнения Крайнов еще больше заикался. Не любил он громких слов. Он вообще считал хорошую работу нормой. А как же иначе? Не будешь же дышать в пол-легкого или одним, если здоровые оба. Так и работа. А вот если дело не ладилось, тут уж Крайнов выложится весь. Значит, человеку что-то мешает, или не все в порядке в семье или в коллективе, а может, и захворал. Крайнов профсоюз поднимет, комсомол и сам в стороне не останется, докопается до самой сердцевины, постарается найти изъян, поможет человеку войти в равновесие.
Крайнов видит, кто как работает — всех видит. Его на кривой кобыле не объедешь. Если у кого резко подскочит выработка, бить в литавры не станет. Плановый отдел, ОТиЗ на «ковер»: где собака зарыта? Найдет. Он не верил и не любил вспышки на доске показателей. Если человек выдал двести процентов — или халтура, или занижена норма выработки, или, что всего хуже, человек выложился. Тогда завтра он и ста процентов не даст. Рывок хорош на стометровке. А в работе следует постепенно втягиваться, набирать высоту и не снижать ее. Если нормальные условия для работы, если человек работает по велению души, по зову сердца, то он и будет делу служить.
Мост все вытягивался вдоль насыпи и уж достал русловую опору, оперся на бетонный бык, переместился на вторую половину река, ухватился за правобережную коренную опору. Фермы кардиограммой прочертили русло Колымы.
А из-за горы по прорану пахнуло теплым воздухом. Почернели простреленные стлаником южные склоны гор. Малиновый столбик термометра лез вверх. Конец апреля, начало мая. Заголосили ручьи, и верховые воды прихлынули к самой плотине. Экскаваторы спешно освобождали русло реки, разбирали насыпь. Монтажники, казалось, и вовсе не покидали свой объект. Днем и ночью висли они на фермах, затягивали на последних стыках гайки. Грунтовали, шпаклевали накладки на стыках, чтобы и капельки влаги не прошло в стык.
Заворочалась подо льдом Колыма. Едва самосвалы увезли из-под моста насыпь, как он завис на головокружительной высоте. Теперь мост на голубом горизонте казался вписанным в проран реки большим мастером-графиком. Смотришь — и не оторвать глаз от этого творения человеческих рук.
Монтажники укладывали последние плиты в проезжую часть моста. По направляющим уголкам, словно патроны в обойму, ложились плиты. Последняя плита сомкнула берега. На мост, тяжело отдуваясь, вырулил БелАЗ. До отказа заполненный строителями берег замер. И только самосвал достиг правого берега, Колыму расколол мощный взрыв «ура». Разрасталось «ура», гремело над Колымой.
Владимир Николаевич Фомичев спустился крутым каменистым берегом, зачерпнул воды и долго стоял, глядел на мост.