Агота Кристоф - Толстая тетрадь (журнальный вариант). Страница 2

Мы отвечаем:

— Не в этом дело. Работа тяжелая, но еще тяжелее смотреть, как кто-то работает, а самим ничего не делать, особенно если это кто-то старый.

Бабушка хихикает:

— Ах, сукины дети! Вы хотите сказать, что вам меня стало жаль?

— Нет, бабушка. Нам просто стало стыдно.

После обеда мы идем в лес собирать хворост.

С этого времени мы делаем всю работу, какую можем.

Лес и речка

Лес очень большой. Речка очень маленькая. Чтобы попасть в лес, надо перейти речку. Когда в речке воды мало, можно перейти ее, просто прыгая с камня на камень, но после большого дождя вода доходит нам до пояса, она холодная и грязная. Поэтому мы решили построить мостик из кирпичей и досок, которые можно собрать вокруг разбомбленных домов.

Мостик получается крепкий. Мы показываем его бабушке. Она осматривает его и говорит:

— Неплохо, неплохо. Только не заходите далеко в лес: граница совсем рядом и солдаты могут вас пристрелить. А главное, не заблудитесь: я вас искать не пойду.

Пока мы строили мостик, мы заметили, что в реке водится рыба. Рыбы прячутся под камнями или в тени кустов и деревьев, там, где ветки сходятся над речкой. Мы выбираем самых больших рыб. Мы ловим их и кладем в ведро с водой. Вечером мы приносим рыбу домой, и бабушка удивляется:

— Ну, сукины дети! Как же вы их поймали?

— Руками. Это просто. Надо только стоять неподвижно и выжидать.

— Тогда наловите побольше. Сколько сможете.

На следующий день бабушка ставит ведро с рыбой на тачку и продает нашу рыбу на рынке.

Мы часто ходим в лес, и мы ни разу не заблудились. Мы знаем, где граница. Пограничники и солдаты вскоре начинают узнавать нас. Они в нас не стреляют. Бабушка учит нас отличать съедобные грибы от ядовитых.

Из леса мы приносим на спине вязанки хвороста, а в корзинках — грибы и каштаны. Дерево и хворост мы аккуратно складываем у стены дома под навесом, а каштаны, когда бабушки нет, жарим на печке.

Однажды в лесу, возле воронки от бомбы, мы находим убитого солдата. Он совсем целый, только глаз нет — вороны выклевали. Мы берем его ружье, патроны и гранаты. Ружье мы прячем в вязанке хвороста, а патроны и гранаты — в корзинках под грибами.

Вернувшись домой, мы заворачиваем все это в солому и мешки из-под картошки, а потом закапываем под лавкой прямо под окошком у офицера.

Грязь

Дома, в Городе, мама часто нас мыла, в ванне или под душем. Потом она одевала нас в чистую одежду и стригла нам ногти. Мама водила нас в парикмахерскую стричься. Мы чистили зубы щеткой каждый раз после еды.

У бабушки мыться негде. Ванной у нее нет, водопровода нет. Нам приходится качать воду из колодца во дворе и таскать ее ведрами. В доме нет ни мыла, ни зубной пасты, ни стирального порошка.

В кухне все грязное. Доски пола — красные, все разной ширины, — липкие, и ноги к ним пристают. Руки и локти прилипают к столу. Плита вся черная от горелого жира, а стены вокруг — от сажи. Бабушка, правда, моет посуду, но миски, тарелки, кружки, ложки и ножи все равно покрыты толстым грязным слоем жира. Посудные полотенца, вернее, тряпки потеряли всякий цвет и воняют.

Сначала мы даже не хотим ничего есть, особенно когда мы видим, как бабушка готовит. Она вытирает нос рукавом и никогда не моет руки. Но теперь мы не обращаем на это внимания.

Пока тепло, мы моемся в речке, а умываемся и чистим зубы водой из колодца. Но когда холодает, то мыться как следует становится невозможно. А в доме нет достаточно большой лохани. Наши простыни, одеяла и полотенца давно исчезли. И мы больше не видели большой картонный ящик, в котором мама их привезла.

Бабушка все продала.

Мы становимся все грязнее и грязнее. Наша одежда тоже. Мы достаем чистую одежду из наших чемоданов, спрятанных под лавкой, но скоро чистой одежды не остается. А та, которую мы носили, изнашивается до дыр, ботинки тоже. Когда можно, мы ходим босиком и надеваем только штаны или трусы. Наши подошвы грубеют, и мы больше не чувствуем колючки и острые камни. Наша кожа становится дочерна загорелой, и мы с ног до головы покрыты царапинами, ссадинами, укусами насекомых. Наши ногти, которые никто не стрижет, обламываются, а волосы, теперь совсем белые от солнца, отрастают до плеч.

Уборная находится в дальнем углу сада. Бумаги там никогда не бывает. Мы подтираемся листьями, какие побольше.

От нас пахнет смесью навоза, рыбы, травы, грибов, дыма, молока, сыра, грязи, глины, земли, пота, мочи и перегноя.

От нас пахнет скверно. Как от бабушки.

Упражнения для закалки тела

Бабушка часто бьет нас — руками, метлой или мокрой тряпкой. Она дергает нас за уши и за волосы.

Другие люди тоже часто колотят и пинают нас, мы не понимаем почему.

Нам больно, мы даже плачем.

Падения, порезы, ушибы, царапины, работа, холод, жара тоже причиняют нам страдания.

Мы решаем закалить тело, чтобы переносить боль без слез.

Сначала мы бьем и щиплем друг друга. Бабушка видит наши распухшие лица и спрашивает:

— Кто это вас так?

— Мы сами, бабушка.

— Вы что, подрались? С чего бы?

— Просто так, бабушка. Ни из-за чего. Не беспокойтесь — это так, упражнения.

— Упражнения? Да вы просто спятили! Ну, впрочем, если это, по-вашему, забавно… делайте что хотите.

…Мы голые. Мы хлещем друг друга ремнем. При каждом ударе мы повторяем:

— Не больно!

И мы хлещем все сильнее, сильнее и сильнее.

Мы держим руки над огнем, мы режем себе бедра, руки и грудь ножом и льем на раны водку. И все время повторяем:

— Не больно!

Вскоре мы действительно перестаем чувствовать боль. Кого-то другого бьют, режут и обжигают, кому-то другому больно.

Мы больше не плачем.

Когда бабушка сердится и кричит на нас, мы говорим:

— Не кричите, бабушка. Лучше побейте нас.

А когда она нас бьет, мы говорим:

— Еще, бабушка! Вот смотрите: мы подставляем вам и другую щеку, как написано в Библии. Ну так ударьте нас и по другой щеке, бабушка!

Она отвечает:

— Да чтоб вас черти взяли и с вашей Библией, и с вашими щеками, сукины вы дети!…

Денщик

Мы лежим на наших скамьях, которые стоят в углу кухни, голова к голове. Мы еще не спим, хотя лежим с закрытыми глазами. Кто-то распахивает дверь. Мы открываем глаза. Нас ослепляет свет карманного фонарика. Мы спрашиваем:

— Кто здесь?

Мужской голос отвечает:

— Нет бояться. Вы нет бояться. Вы есть два, или я есть слишком много пьяный?

Он смеется, зажигает керосиновую лампу на столе и выключает фонарик. Теперь мы хорошо видим его. Это иностранный солдат, рядовой. Он говорит:

— Я есть денщик капитана. Вы что делать здесь?

Мы говорим:

— Мы здесь живем, у бабушки.

— Вы внуки от Ведьма? Я вас раньше не видеть. Вы есть здесь от когда?

— Две недели.

— А! Я ездить в отпуск домой, в моя деревня. Много весело.

Мы спрашиваем:

— Откуда вы знаете наш язык?

Он говорит:

— Моя мама, она есть родиться из ваша страна. Приехал работать в наша страна, есть официантка в кафе. Встретил мой папа, жениться. Когда я маленький, говорить мне ваш язык. Ваш страна и мой страна есть друзья. Вместе воевать с врагом. Вы два есть откуда?

— Из Большого Города.

— Большой Город есть опасно. Бах! Бах!

— Да, и есть нечего.

— Здесь есть много еда. Яблоки, яйца, свинья, куры, все. Вы есть здесь долго? Или только каникулы?

— Мы будем здесь жить, пока война не кончится.

— О, война скоро есть конец. Вы здесь спать? Лавка голый, жесткий, холодный. Ведьма не хотеть брать вас спать в ее комната?

— Мы и сами не хотим спать в бабушкиной комнате. Она храпит, и от нее плохо пахнет. У нас были простыни и одеяла, только бабушка их продала.

Денщик набирает горячей воды из котла на плите и говорит:

— Я должен мыть комната. Капитан, он возвращаться из отпуск. Эта ночь или завтра утро.

Он выходит. Через несколько минут он возвращается. Он приносит два серых солдатских одеяла.

— Нет продавать это старый Ведьма. Если она есть злой, вы сказать мне. Я бах-бах — я убить.

Он снова смеется. Он укрывает нас одеялами, гасит лампу и выходит.

На день мы прячем одеяла на чердаке.

Упражнения для закалки чувств

Бабушка называет нас «сукины дети».

Люди говорят нам: «Ведьмины дети! Шлюхины дети!»

Другие люди говорят нам: «Идиоты! Хулиганы! Грязные мальчишки! Засранцы! Грязные щенки! Свиньи! Поросята! Ведьмино отродье! Наглецы! Поганцы! Висельники!»

Когда мы слышим такие слова, у нас краснеют лица, звенит в ушах, глаза щиплет, а колени дрожат.

Но мы не хотим больше ни краснеть, ни дрожать. Мы хотим привыкнуть к ругани и оскорблениям, к разным злым словам.

Мы садимся за кухонный стол друг против друга и, глядя друг другу в глаза, говорим все более злые и плохие слова. Один из нас говорит:

— Дерьмо! Засранец!

Другой говорит:

— Педик! Гомик!

Мы говорим так, пока слова не перестают доходить до нашего сознания. Даже до наших ушей.