Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ). Страница 83

На обратном пути никто не разговаривал, однако молчание не разделяло сидящих в машине. Оно было общим. Лука баюкала ощущение причастности к другим людям и думала о том, что ей хочется плакать. Навзрыд. Ведь вместе с Вольдемаром из ее жизни ушло что-то очень важное, а что, она так и не успела понять!

Старый дом был тих и пуст.

— А где Михал Кондратьич? — разочарованно спросила Лука, переступив порог и нарушая молчание.

— В Саратове, — улыбнулся Яр, садясь на корточки у печи и занявшись розжигом. — К тетке с подарками поехал — Новый год скоро!

— Новый год? — изумилась Лука.

Надо же, за всеми этими событиями как-то упустила из виду, что декабрь уже кончается!

— А елку будем наряжать? — уточнила Алуся, выпутываясь из своих ста одежек.

Гаранин нерешительно ответил:

— Попробуем.

И Лука поняла, что он не делал этого все те годы, которые Алуся провела в больнице.

— Даже пробовать не будем, нарядим — и дело с концом! — заявила она и вдруг увидела на крючке в коридоре свою старую куртку: тщательно отчищенную от крови и гари, и выглядящую, почти как новая!

— Ух ты! — воскликнула она. — А я-то думала, что ее только на помойку!

— Михал Кондратьич постарался, — Яр полез в холодильник. — Что будем есть?

Девушка, радуясь непонятно чему, надела куртку и привычно сунула руки в карманы. Нет, не зря тогда потратила приличную часть зарплаты на эту вещь!

— Так что есть будем? — повторил Гаранин и обернулся на тишину.

Девушка с безумными глазами держала на ладони… небольшой мешочек из пупырчатой рыже-зеленой кожи.

Яр оказался рядом в один прыжок. Развязал ремешок, и ему на ладонь выпала… стрекоза с глазами из наборных самоцветов.

— Я… — севшим голосом сказала Лука, но горячая ладонь накрыла ее губы.

— Молчи! Я знаю, что ее у тебя не было!

Яр осторожно вернул брошь в мешочек и потянулся за своей курткой. Луке не было нужды спрашивать, куда он едет, она знала и так. Развернулась и направилась к холодильнику — ужин надо приготовить к его возвращению! В голове звучали слова Беловольской: «Вещи такой силы от начала времен свою волю имеют, и не нам, людям, ее оспаривать!»

Другого объяснения произошедшему не было. Стрекоза, дарующая вечную жизнь, не желала оказаться в руках у человека с мертвой душой.

Покойника при жизни.

* * *

Ночью приснилось, что она опять в больнице. Бежит по бесконечным коридорам, а вздохнуть невозможно — на груди лежит стальная плита, а над ухом назойливо зудит кардиомонитор, следующий за ней по пятам. Лука судорожно вздохнула и проснулась. «Стальная плита», лежащая на груди, оказалась сиамским котенком размером с два кулачка. Котенок пытался грызть пальцы ее руки, лежащей на груди, и оглушительно вопил. В голосе явственно звучала наглость.

Гаранин в одних тренировочных штанах лежал рядом и стоически терпел кошачьи трели.

— Что это? — прошептала Лука, беря шерстяной кусачий клубочек на ладонь, а другой рукой принимаясь чесать его за ухом.

— Пробегал мимо станции, увидел старушку какую-то… Просто так отдала, — пояснил Яр и поморщился: — Давай уже вставай и накорми его. И меня заодно!

— Не наглей, ведьмак, а то заколдую, — улыбнулась Лука, задумчиво поглаживая шелковистую шерстку.

Удивительные старушки, однако, пристраивают котят у железнодорожной станции в шесть утра!

Зверек под ее лаской затих и прикрыл глаза — такие же неизбывно голубые, как у Вольдемара. За его спиной едва угадывались смешные «металлические» крылышки.

— Не зли меня, ведьма, а то зацелую, — со смехом ответил Гаранин, запуская жадные руки под одеяло.

На втором этаже послышалась возня.

Хохоча, Лука выбралась из постели:

— Отстань, Гаранин, Алуся проснулась!

— Никакой личной жизни теперь, — проворчал Яр, поднимаясь и идя за ней на кухню.

И вдруг насторожился — за забором взревел и замолк мотор припарковавшегося авто.

— Это еще кто? — удивилась Лука, спешно натягивая джинсы, рубашку и пряча котенка за пазуху.

Яр смотрел на дверь с очень странным выражением лица. Похоже, он знал, кто нарочито громко хлопает калиткой и идет по протоптанной в снегу тропинке к дому — широким, тяжелым шагом.

В дверь деликатно постучали. Толкнули створку.

На пороге стоял Борис Сергеевич Гаранин, держащий в одной руке пакеты из супермаркета, а в другой старую картонную коробку, для крепости перевязанную бечевкой.

— Э-э… Доброе утро! — поздоровался Яр и умолк. Кажется, остальные слова он вовсе позабыл.

Борис тоже молчал.

— Здравствуйте, Борис Сергеевич! — взяла дело в свои руки Лука. Обняла спустившуюся сверху и прижавшуюся к ней Алусю в махровом халате. — А мы как раз завтракать собрались! Вам уже все можно есть?

Гаранин-старший моргнул и поинтересовался:

— Что значит — все?

— Ну… вы же после операции!

— Ах это… — облегченно вздохнул он. — Ерунда! Мы быстро восстанавливаемся! Главное — выжить, остальное — дело наживное!

— А я вас, кажется, видела! — сообщила Алуся. — Давно! А что у вас в коробке?

— Это? — Борис осторожно поставил на пол между собой и девочкой коробку, будто в ней была бомба. — Это я случайно нашел на чердаке… Игрушки новогодние… Марина… твоя мама когда-то покупала! Подумал — скоро Новый год, вдруг пригодятся.

Яр молчал.

Гаранин-старший потоптался на месте, поставил рядом с коробкой пакеты с продуктами и шагнул к двери.

— Ну… Я, наверно, пойду!

Лука ничего не успела сказать, ее опередила Алуся. Шагнула вперед, подняла коробку.

— Подождите… Вас ведь Борис зовут? Это вы маме сервант сделали? Вы Яра папа, да? А правда мама эти игрушки покупала? А вы знаете, какую мы елку нарядим?

Лука, одной рукой прижимая к себе затихшего котенка, подняла тяжеленные пакеты и сунула их Яру. За плечо развернула его в сторону кухни:

— Топай, давай! Завтрак будем вместе готовить, даже не думай отлынивать! И, между прочим, ты так и не рассказал мне, как вы завалили ту тварь! Как ее… умкову!

Яр кинул взгляд через плечо на Бориса Сергеевича, которого Алуся крепко держала за полу пальто одной рукой (другой держала коробку), и, пожав плечами, ответил:

— Это наша с отцом работа — заваливать тварей. Да и котел там газовый был… Пригодился.

* * *

Лука сидела в кресле гостевой комнаты Прядиловых и, почесывая пузо развалившемуся у ее ног Семен Семенычу, разглядывала незнакомку, стоящую у окна к ней спиной. На оконном стекле уже были наклеены новогодние картинки: Дед Мороз в санях, несколько снежинок и улыбающаяся елка.