На третьем этаже жила старая актриса с сучонками пекинес: старой и молодой — матерью и дочерью. Актриса всегда оставляла щенка из последней вязки. Но дочь-пекинеска застудила яичники и не могла иметь щенков. Так и старели вместе, совсем как люди, мать и дочь пекинески без детей и внуков. Года три назад мать-пекинеска умерла, дочь тоже совсем выстарилась и превратилась во вздорную суку старуху, а ее лай напоминал старческий кашель. По-видимому, у нее появились проблемы с мочевым пузырем, актриса выводила ее раз пять в день, последний раз — когда заканчивались передачи московского ночного канала. В это время мы обычно выходили на добычу. Остатки еды жильцы складывали в пластиковых пакетах у двери в подвал, а мы распарывали пакеты и ели отбросы.
Однажды пекинеска учуяла нас и бросилась к пакетам. Боксер мгновенно сбил ее со ступенек, все-таки он был вдвое тяжелее ее. При следующем броске он перекусил бы старое тонкое горло пекинески. Она бы и убежать не смогла, ей было двенадцать лет, по человеческим меркам девяностолетняя старуха, к тому же с больными ногами. Я остановил боксера, потому что смерть пекинески нам не простили бы. Процедура обычная. Актриса пишет заявление в правление, комендант вызывает крысоловов из санитарно-эпидемиологической станции, и снова по всему подвалу крысиный яд, крысоловки и даже газовая атака. Весной, когда в доме почти не было жильцов, в подвал закачали какой то тяжелый газ, который стелился по полу. Тогда погибла половина наших. Мы не сразу сообразили, что надо подниматься выше.
Пекинеска выбралась и теперь всегда обходила лестницу в подвал, она даже не смотрела в сторону подвала.
И я разработал свой план. Посадил Линду за кустами возле тропы, по которой всегда гуляли актриса с пекинеской, а мы: полковник, боксер и я — заняли позиции в траве вблизи от тропы. Пекинеска бросилась в нашу сторону. Я ударил ее с разбега. Удар оказался настолько сильным, что пекинеска перевернулась. Полковник ударил ее с другой стороны. Мы гоняли ее, как футбольный мяч.
Актриса онемела от ужаса. Она раскрывала рот, но у нее не хватало дыхания, чтобы крикнуть. И тут бросилась Линда. Боксер увернулся, у полковника реакция оказалась хуже, и острые зубки Линды прошлись по его шкуре. Я подал сигнал к отступлению, и мы мгновенно скрылись в густой траве. Пекинеска жалобно попискивала, с трудом ковыляя позади актрисы, а Линда шла впереди, грозно ворча и как бы охраняя от возможного нападения.
На следующее утро актриса в миске вынесла Линде еду. Теперь Линду кормили каждый день, ей разрешили даже перебраться в холл, и она спала в старом мягком кресле. Мы только однажды встретились с ней под старой лодкой. Шерсть Линды была расчесана, болячки смазаны зеленкой, а на шее появился ошейник. Линда пахла хвойным шампунем и куриным бульоном. Она была оживлена, и я понял, что ее забирают в город, я только не знал, оставит ли актриса ее у себя.
Мне стало тоскливо. Я понимал, что вряд ли увижу ее когда-нибудь, если актриса пристроит ее к одной из своих подруг. Ее, конечно, будут вывозить на какую-то дачу, но эта дача может быть за десятки километров от нашего подвала, или за сотни, если ее отдадут в другой город. Меня утешало только то, что она попадет к такой же, как актриса, интеллигентной старухе.
В начале октября за актрисой приехал ее внук. Линда по привычке вспрыгнула на переднее сиденье. Она всегда ездила со мной на переднем сиденье, а мать сидела сзади. На этот раз ей указали на заднее, пекинеска оставалась примой и ехала на коленях актрисы на переднем сиденье. Я наблюдал за их отъездом через вентиляционную трубу.
Зима оказалась суровой. Несколько недель температура переваливала за минус тридцать, многие жильцы перестали приезжать даже на субботу и воскресенье, по утрам моторы машин не заводились. Стало так голодно, что в сознании у многих крыс что-то произошло. Хотя все знали, что копченое сало отравлено, некоторые не выдерживали и проглатывали аккуратно нарезанные кусочки. В ту зиму погибли и балерина, и наркоманки, женщины всегда более доверчивы и надеются на авось.
Но наступила весна. На весенних каникулах, как всегда, в доме жили бабушки с внуками, а от детей всегда остается много отходов.
Я ждал лета и приезда старой актрисы. Наконец я увидел у подъезда дома «рено» ее внука и в полдень залег у тропы, по которой актриса выгуливала собак. Актриса вышла с Линдой и пекинеской, держа их на поводках. Значит, в доме снова был скандал: собака могла опрокинуть ребенка или облаять крикливую старуху, тогда в фойе вывешивалось строгое предупреждение для владельцев, чтобы они выводили собак только на поводках. Я понимал, что теперь Линда ограничена в передвижениях, но все-таки на что-то надеялся и весь вечер ждал ее на лодочной станции под старой лодкой. Линда не пришла.
Рядом с лодочной станцией на поляне собак обычно спускали с поводков. Я ждал несколько дней. Наконец актриса отстегнула поводок, и Линда тут же бросилась к лодке, но актриса истошно закричала:
— Ко мне! Ко мне!
И Линда вынуждена была вернуться. Ее, вероятно, держали в строгости и на роли младшей. На прогулках пекинеска шла первой, потом актриса с Линдой. Я переменил позицию и залег в начале тропы невдалеке от дома. Это было моей ошибкой. Прошлым летом пекинеска не отходила от актрисы, сейчас она осмелела и, почувствовав меня, бросилась в траву, заходясь от лая.
— Фас! — скомандовала актриса.
По тому, как стремительно бросилась Линда, я понял, что она за зиму прошла обучение. У меня еще были доли секунды для отступления, но я их упустил. Линда в прыжке настигла добычу, ее челюсти сомкнулись на моей шее, самом уязвимом месте у всех животных, да и у людей тоже. Ей оставалось только перекинуть, чтобы оглушить меня при ударе на землю. Но она, хоть и в прошлой жизни, все же оставалась моей женой. И Линда разжала челюсти.
— Фас! — кричала актриса. — Фас!
Я подумал, что если актриса так ненавидит крыс, то ее душу в другой жизни обязательно поместят в тело крысы. И еще я подумал, пусть я умру, зато Линду будут еще больше ценить за охотничью победу. Но Линда не нападала. Она оставляла мне последний шанс. Мне бы хватило и трех секунд, чтобы прошмыгнуть в подвал. Но старые актрисы не прощают непрофессионализма ни молодым актрисам, ни молодым собакам. А если актриса подумает, что Линда труслива, ее вышвырнут, трусливые собаки никому не нужны. И я решил, что не буду убегать. Я хотел сказать Линде, что люблю ее по-прежнему, а может быть, и еще больше. И пусть у нее будет хоть и собачья жизнь, но сытая и в тепле.
Но я уже ничего не успевал.
— Фас! — снова крикнула актриса.
Теперь Линда уже не могла не выполнить команду. Она заскулила, может быть, это была просьба о прощении, и ее челюсти сомкнулись на моей шее. Сразу стало темно, я уже не чувствовал своего тела и пожалел, что в следующей жизни мы вряд ли встретимся, двух таких счастливых случаев не бывает…
СУКА
Рассказ
Когда она вошла, я подумал, повезло же тому, кто с нею каждый день ложится в постель, даже если и не каждый день, все равно повезло.
Рослая блондинка в зеленом костюме, с зелено-голубыми глазами и уверенностью, какая бывает только у тех, кто замужем за богатыми мужчинами.
Мой приятель представил нас:
— Виктор, программист, Вера, врач. Кстати, Виктор не женат, может быть, у тебя есть незамужняя врачиха? Хорошо бы его познакомить.
Когда мужчине под сорок и он не женат, все его хотят женить. У всех есть знакомые женщины, которые ни разу не выходили замуж или которые по многу раз выходили замуж, и все неудачно.
— Я сама не замужем, зачем мне с кем-то делиться. — Она вобрала меня сразу за те две секунды улыбки, которая предназначалась мне персонально. И английский костюм, и галстук от Валентино. Когда мужчина не женат некоторое время, он успевает купить приличные вещи. Я был в разводе уже пять лет.
За стол она села с моей знакомой. Они явно говорили обо мне. После каждого ответа Вера смотрела на меня, будто перепроверяла сказанное. Я-то знал, что обо мне скажут. Спокойный, добрый, немного мямля.
Когда гости расходились, мой приятель сказал:
— Ты проводи Веру. Уже поздно. А время сейчас сам знаешь какое!
Я знал. Все старались попасть домой засветло.
Мы вошли в подъезд ее дома и распрощались у лифта.
— Мне сказали, что вы любите театр и ходите почти на все премьеры. Я не откажу, если вы меня пригласите.
И она коснулась своей щекой моей, явный знак поощрения, которое женщина может себе позволить при первой встрече с мужчиной.
Естественно, через два дня я пригласил ее на премьеру в Малый театр. Мы встретились перед спектаклем, я протянул ей цветы.
— Спасибо, — сказала она. — Мне уже несколько лет никто не дарил цветы как женщине, а только как доктору. Но больше не покупай цветов, это дорого, мне их каждый день преподносят пациенты при выписке. И шоколадных конфет не покупай, я предпочитаю мармелад.