Этой игре его научил отец. Тогда Лоту было лет пять, и жили они все вместе в большом голубом шатре на Севере. В том краю тоже была пустыня, но совсем другая: больше разноцветных камней, больше зелени и много прохладной воды в глубоких колодцах с каменными стенами. Была даже мелкая река с красным илистым дном неподалеку от их становища, по берегам которой росла высокая трава, трепетали от легкого ветерка деревья с поющими под утро в густых кронах птицами, источали благоухание в благодатной тени яркие цветы, стремительно носились во влажном воздухе стрекозы и величаво порхали усатые бабочки. Тогда у отца было большое стадо и несколько пастухов…
Лоту уже исполнилось одиннадцать лет. И был он единственным мужчиной в семье, ее кормильцем и защитником. Кормить семью было делом нелегким. Очень редко Лоту удавалось найти и поймать черепаху, подбить палкой пару мышей, ящерицу или змею. О козьем мясе они не смели даже мечтать – в их жалком стаде оставалось лишь четыре козы и старый, ни на что не годный козел с вытекшим глазом и зачервивевшими рогами. Даже чтобы накопать толстых корений для костра приходилось полдня рыскать по округе. Давно пора было разобрать шатер и уходить с этой оскудевшей земли. И он бы так и поступил, если бы не заболела сестра.
Сейчас мать и Рухама сидели в тени полога у шатра и смотрели на Лота: мать – в каком-то непонятном ожидании, а сестра – с завистью. А Нехама уже вторые сутки лежала в бреду на истрепанной тростниковой подстилке в шатре. Козы куда-то разбрелись в поисках скудной пищи, а их одряхлевший вожак валялся на боку, совсем неподалеку, на невысоком песчаном холмике, и тяжело дышал, судорожно вздрагивая седобородой мордой. Внезапно козел перевернулся на подогнутые лапы, а затем резво встал и замер, чуть пошатываясь, в боевой стойке. Лот удивленно посмотрел сначала на козла, а потом в ту сторону, куда старый козел пригнул свою рогатую голову. Далеко на севере, меж высоких песчаных холмов, в мутном сланце дрожащего маревом воздуха, едва видимым буруном, поднималась пыль. Лот вскочил и, приставив ко лбу ладонь, пристальнее вгляделся в слепящую даль. Теперь он четко различал в столбе пыли несколько приближающихся точек. Козел хрипло заблеял. Лот разозлился и швырнул в него камнем. Не попал. А козел заблеял еще тревожнее, возбужденно встряхивая мордой, то выступая на несколько шажков вперед, то пятясь.
3
Аран был младшим сыном Фарры. Младшим и самым любимым. Был он ладен фигурой и на диву красив: лицом бел, а волосы, что заплетал по местному обычаю в косички, вились до самых плеч и были чернее смолы. Ну а веселый нрав и неизменное добродушие Арана делали его любимцем не только семьи Фарры и его клана, но и всех людей в округе, в особенности – девушек. А жил тогда Фарра с семьей своей в окрестностях Ура Халдейского9 – города богатого царского, окруженного плодородной землей, что лежала на севере страны Сеннаар10 в землях, называемых Падан-Арам11. И жили они в надежном достатке, ибо имели стада обильные.
И вот так случилось, что слава о необычайной красоте Арана дошла до слуха одной из принцесс урских по имени Агиш. И велела она, втайне от отца своего, брата царя Халдейского, запрячь для прогулки повозку легкую, и объявила слугам, что хочется ей покататься в окрестностях города, указав место, где стояли шатры Фарры. И удалось принцессе, как она того желала, увидеть Арана – сидел в тот час Аран на траве зеленой в окружении многих девиц и, вместо того, чтобы следить за стадом, развлекал красавиц босоногих, по обыкновению своему, игрой на дудочке и песнями озорными. И настолько приглянулся Агиш пригожий пастух, что, вернувшись во дворец, пошла она прямиком к отцу своему и объявила, что хочет стать женой Арана сына Фарры. А если отец откажет ей в желании, то уйдет она в храм и станет нугиг12, в чем отец не посмеет ей воспрепятствовать, не рискуя навлечь на себя немилость богов.
И разгневался отец на дерзкую свою дочь и прогнал от себя. Ибо где это видано, чтобы принцессы становились женами пастухов, да еще из пришлых иноверцев? А чтобы не сделала она еще большей глупости, – не сбежала в храм и не сделалась храмовой проституткой, – велел он запереть дочь в комнатах и приставить стражу. Но дочь его Агиш оказалась упрямой, как все девушки потерявшие рассудок от любви: не ела, не пила и отказывалась от разговоров с тетушками и матерью, желая лишь узнать последнее слово отца. И вот, видя отчаянность дочери и страшась ее смерти от принятых на себя лишений, пошел отец девицы к брату своему – царю Халдейскому, и рассказал ему о безрассудстве дочери своей. Брат же его лишь удивился, но не разгневался. Сказал царь:
– Смущает тебя род скромный избранника дочери твоей? А мы сами, из какого рода вышли? Не были разве предки наши пастухами и землепашцами, прежде чем получили мы, по милости богов, жезл царский? Богам лучше знать, кого возвеличить, а кого низвести. И если суждено одной из семи дочерей твоих стать женой пастуха, так тому и быть.
И еще сказал царь, что слышал он о Фарре как о муже весьма богатом и богобоязненном, хотя тот и веры другой. И будто бы нет в землях Халдейских стада обильнее, чем у Фарры. И людей у Фарры в услужении много, и все они верны ему. И не в нашей ли царской воле, сказал царь брату своему, сделать из простого пастуха вельможу знатного, пожаловав ему и роду его благородное звание? Сделаем мы Фарру, прежде чем породниться с ним, смотрителем стад царских – и не будет нам никакого ущерба в родстве таком. И предложим мы Фарре и всей семье его с людьми его поменять свою веру на нашу. Если примет – хорошо ему и хорошо нам. А если нет – истребим весь род его и людей, а стада отберем.
И послали они за оракулами. И бросали оракулы кости, гадали на печени телячьей, высчитывали движение звезд – и все знаки указывали на то, что благоволили браку этому боги, но предостерегали, однако, что продлится союз этот лишь двадцать лет, не указывая причины, по которой прервется.
– Двадцать лет – срок долгий, – сказал царь Халдейский. – Но решать – тебе. Ибо честь – моя, а дочь – твоя.
И в тот же день были посланы от царя тайные вестники к Фарре с предложением царским. И сказано было Фарре, что на решение у него три дня, после чего должен он или явиться на поклон к царю с дарами богатыми, или же навсегда покинуть Халдею, оставив в стране весь скот свой и всех людей. И разрешено ему было взять из имущества своего, если выберет изгнание, лишь то, что можно увезти на верблюдах числом по одному на каждого члена семьи, да увести за собой по три пары мелкого и одной паре крупного скота – также по числу членов семьи. А если возьмет больше, то ждет его наказание суровое.
И затрепетало сердце Фарры от страха – никак не ожидал он беды семье своей со стороны невинного Арана. И призвал он для совета двух сыновей своих старших – Аврама и Нахора, а Арана отослал к стаду по поводу надуманному. И когда узнали сыновья его о предложении царском, Нахор возрадовался, а Аврам огорчился. И сказал Нахор, что предложение это – милость богов, ибо многие щедроты сулит это родство их дому. А Аврам сказал, что не след простым людям родниться с царями. А после еще добавил, что если будет на то воля отца его Фарры, а главное – Бога, примет Аврам решение покорно, но от веры предков не отречется. А как это сделать – Бог его научит. Долго братья спорили, а отец слушал, мрачнея лицом, а под конец сказал:
– Никогда бы не дал я согласие на союз этот неравный, если бы верил, что отпустит нас с миром царь Халдейский. Но не стерпит он отказа, ибо думает, по высокомерию своему царскому, что родство это нам в прибыль, а ему в убыток. Отказав ему, нанесем его царской гордости жгучую рану, за которую отмстит он нам безжалостно.
Так решил Фарра – и послал за Араном, чтобы объявить ему о решении. А когда пришел Аран, и ему сказали, долго он смеялся, не веря сказанному. А когда его заставили поверить, ответил, удало улыбаясь:
– А по мне, что принцесса, что батрачка – лишь бы по сердцу пришлась.
4
Вот так случилось, что Аран женился раньше братьев своих старших. И жил он все это время во дворце царском, окруженный почетом. А отец его и братья – под защитой положения его – в окрестностях Ура, при стадах царских.
И родила принцесса урская Агиш пастуху Арану двух дочерей – Милку и Иску. И взяли дочерей Арановых в жены братья его, как настоял на том Фарра, а царь Холдейский, довольный новой родней своей, не возражал. Нахор взял Милку, а Аврам взял Иску.13 Но поскольку Аврам, втайне от сородичей халдейских, оставался преданным Богу своему и обычаям предков, обратил он в веру свою и жену свою Иску, прежде чем войти к ней. И получила она от Аврама другое имя – в обет принятия веры мужа – Сара.