Лот Праведный. Исход
Ramiz Aslanov
© Ramiz Aslanov, 2017
ISBN 978-5-4485-1243-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым: не может быть от Тебя. Судия всей земли поступит ли неправосудно?
Бытие, 18:25.
Книга первая. Исход
И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего [и иди] в землю, которую Я укажу тебе…
Бытие,12:1
I. Ур Халдейский
Вот родословие Фарры: Фарра родил Аврама, Нахора и Арана. Аран родил Лота.
И умер Аран при отце своем, в земле рождения своего, в Уре Халдейском.
Аврам и Нахор взяли себе жен; имя жены Аврамовой: Сара; имя жены Нахоровой: Милка, дочь Арана, отца Милки и Иски.
Бытие, 11:27—2
1
Багровый мерцающий диск, словно оплавленный по краям, почти коснулся одного из горбов Верблюжьей Горы, готовый скатиться по его склону в крутую ложбину, утонуть в ней, чтобы утром вновь взойти на другом краю долины Сиддим1. Лишь острые вершины самых высоких скал все еще прощально пламенели на фоне густой фиолетовой тьмы, наползающей из-за гор Моав2, да в небе на западе перламутрово искрились перистые облака. Долина медленно погружалась в сумрак: уже и прозрачные воды Соленого Моря3 непроницаемо заблестели черной водой, яркая зелень молодой травы тускло покоричневела, а склоны холмов зазияли густыми тенями.
Лот сидел на большом сером камне, чуть в стороне от шатров и загонов с животными. В этих шатрах жили его люди. И все эти животные, недовольно мычащие и блеющие за высокими изгородями, тоже принадлежали ему. В ногах у Лота, зажатый коленями, тщетно дергался черный козленок с белым ухом. Лот подхватил его, потеряно стоящего в стороне, и, устроившись на камне, гладил и гладил. Козленок был такой крошечный, что вполне мог проскользнуть под нижней жердью и выбраться из загона. Теперь он жалобно блеял, подавая тревожные знаки матери. Лот чесал его за ухом, давал пососать палец, гладил шелковистое брюшко, где испуганно колотилось сердечко, но козленок не успокаивался. Тогда Лот разжал колени. Козленок вырвался, сделал несколько неуверенных шажков, остановился, оглянулся и протяжно заблеял, словно прося помощи у своего недавнего мучителя. Но вот он что-то услышал в нестройном хоре животных, встрепенулся, тряхнул белым ухом и быстро засеменил к одному из загонов. Лот тяжело вздохнул.
Было в этой ясной прохладе весеннего вечера нечто пронзительно тягостное, тревожное. Ни ветерка, словно все вокруг затаило дыхание в напряженном ожидании. Воздух был столь прозрачен, что даже в сумерках окрестности просматривались далеко во все стороны. За спиной Лота, над зубчатой крепостной стеной, поднимался террасами до самой вершины холма Седом4 – город, в котором он жил вот уже почти двадцать лет. В этом городе, окруженном со всех сторон пышными, но запущенными садами, родилась его жена – Ирит. Здесь же появились на свет две из его четырех дочерей. В этом чужом городе Лот, некогда нищий мальчишка, дитя пустыни, сказочно разбогател, но так и не нажил спокойного счастья.
Город беспорядочно громоздился по склону сторожевыми башнями, расписными куполами царского дворца, белеными стенами домов зажиточных горожан, верандами на крышах под полотняными шатрами из полосатой красно-зеленой ткани на высоких шестах. Город курился десятками костров, разожженных на тесных улочках перед распахнутыми во внутренние дворы воротами. Город готовился к великому празднику Первых Плодов – был вечер шестого дня месяца Сивану5.
Но главный костер на площади перед храмом богини Иштар6 еще ждал своего часа.
Когда золото на Западе померкнет и превратиться в потемневшее от времени серебро, когда в небе вспыхнет и засверкает щедрая Анахит7, когда в городе трижды прогрохочет огромный латунный гонг, подвешенный на медном тросе на крученой ветви старой оливы, сзывая замешкавшихся к обряду горожан, тогда только и выйдут из храма жрецы в красных балахонах с факелами в руках. Выйдут, чтобы поджечь гору хвороста в чреве огромного медного идола с вытянутыми вперед руками – Молоха,8 пожирающего жертвоприношения. И разольется над Седомом и далеко по окрестностям сладко-тошный смрад горелого мяса.
Но пока все еще снуют по каменистой тропинке от городских ворот к шатрам Лота и его загонам горожане – те из них, кто не успел купить животное для жертвы и праздничной трапезы. Все еще ссыпает Шамай, сын главного пастуха Звулуна, золото и серебро в именные мешочки. Или бросает в них долговые камешки: красный большой – за быка, черный поменьше – за овцу и белый маленький – за козу. Золота и серебра меньше в мешках, чем камешков – седомцы любят жить в долг. Но в такой день никому нельзя отказывать, даже тем, чьи мешочки уже полны камней до краев.
Лот смотрит отрешенно в сторону своих людей, занятых работой. Смотрит – и словно не видит. Тяжко у него на душе, тяжко и тревожно, а почему – он не может понять. Мысли его бродят где-то вдалеке от этого места. Они уносятся за горы, в испепеляющий зной пустыни. Они уносят его в детство. Они уносят его на крыльях печали.
2
Дикое солнце нестерпимо жжет плечи, кажется – льет расплавленный воск на непокрытую голову. Сухой горячий воздух полыхает в груди при каждом вдохе. Он сидит на белом песке, привычно скрестив ноги. На нем лишь набедренная повязка из грубой, но истончившейся холстины. Он словно не чувствует убийственной жары – дышит ровно, как если бы сидел в густой тени финиковой пальмы у источника. Его загорелая, в мелких трещинках кожа сухо блестит. Перед ним – большой плоский камень.
В этом мире белого песка большие камни редкость. А этот – настоящее чудо. Он – ярко-желтый, и на его гладкой поверхности причудливо переплетаются синие, розовые и красные прожилки. Иногда, вечерами, сидя у догорающего костра, Лот водит ногтем по разноцветным пересекающимся линиям. Ему кажется, что в рисунке линий есть некая тайна, отгадав которую он мог бы обрести ответы на мучающие его вопросы. А вопросов у Лота так много! Но вокруг – лишь безмолвная пустыня. И есть у Лота лишь этот чудо-камень, тайну которого ему никогда не разгадать.
Лот нашел его во время одного из своих бесплодных блужданий по пустыне – буквально споткнулся о камень, сбегая с обычного холма, испещренного несчетными зигзагами песочных змей. Сгоряча он не почувствовал боли, едва обратил внимание на кровь, густо засочившуюся из разбитого пальца, – просто сунул ногу в раскаленный песок и тут же небрежно отряхнул. На месте ранки сразу образовалась бурая корочка. Потом он упорно отрывал камень, который торчал в песке почти вертикально. А вытащив, был несказанно удивлен его необычной красотой и размерами. И еще он подумал, что такой камень непременно пригодится в их скудном хозяйстве.
Мать стала катать на камне пресное тесто для лепешек. Это получалось проще и легче, чем на старой растрескавшейся доске. Стирала их тряпье, помещая камень на дно вырытой ямы, в которую по неглубокой канаве сочилась вода из родника. Вода в роднике была словно прокисшая, слегка отдавала тухлятиной. Ее неприятно было пить даже кипяченной, но приходилось: другой родник находился от их шатра на расстоянии ночного перехода. Зато тряпки в этой воде легко отстирывались от любой грязи. А еще на нем удобно было играть в «шесть камней», как сейчас, гораздо удобнее, чем на песке.
Лот выкатывает из горсти на большой камень шесть небольших, размером с финик камушков – три черных и три белых. Затем выбирает один, высоко подбрасывает и, пока тот кружится в воздухе, ловко подбирает остальные – в особом порядке, с особыми приемчиками, быстро приговаривая при этом:
– Раз коза, раз баран,
два коза, два баран,
три коза, три баран!..
Стадо в сборе – в путь пора!
Черные камешки – это «бараны», а белые – «козы». Собирать их можно только одной рукой, а после надо ловко поймать последний – в переполненную камнями ладонь. Это не так легко. Необходимо не только успеть собрать все камни и прочитать скороговорку, но и не перепутать «коз» с «баранами». Если в чем-то ошибся, ход переходит к товарищу. Но у Лота товарища для игры нет. Не с девчонкой же ему играть. И он снова трясет камни в сомкнутых шаром ладонях и выкатывает на большой желтый камень.