Бомжа не убирали с улицы двое суток, пока об этом безобразии не сообщили в репортаже городских новостей. Тогда в сопровождении съёмочной группы и милиционера, за ним, наконец, приехали. На видеокамеру, точно мотыльки на свет, слетелись детишки, быстро подтянулись окрестные бабушки, готовые бесстрашно обличать и власть, и бомжей, а также припомнить всё прочее, что наболело за долгие годы. Скоро возле лежащего бомжа собралась внушительная толпа.
Однако рядовой сюжет, призванный показать безответственность городских служб, вылился в настоящий кошмар. Труп при ближайшем рассмотрении оказался живёхоньким. Настолько, что, выйдя из комы, или в чём он там находился, бомж прямо перед телекамерой разорвал санитару горло, причём сделал это голыми руками, словно какой-нибудь элитный спецназовец. Он уже пошёл на журналиста и оператора, толпа в ужасе бросилась в разные стороны, но тут на сцену вышел милиционер и пристрелил безумца единственным точным выстрелом.
Дрожащим, но хорошо поставленным голосом, репортёр сообщил, что санитар до сих пор находится в реанимации и его состояние врачи оценивают как критическое, труп странного бомжа отправлен в морг второй городской больницы, а храбрый милиционер представлен начальством к поощрению.
Алёнка выключила телевизор и поёжилась. Морг располагался в соседнем здании. Она даже смогла бы увидеть его из окна, если бы отважилась посмотреть.
Она набрала номер Дениса, но его телефон оказался вне зоны доступа. Так часто случалось, когда тот бродил по своим любимым коллекторам. Она опять задумалась о том, будет, когда он уйдёт от неё. Вот так, примерно, и будет. Некому успокоить, просто выслушать. Она останется один на один со своими страхами. Страхами куда большими, чем свихнувшийся бомж.
Ночью Алёнке снились кошмары. Змеи нападали на неё, а она не могла убежать, спрятаться. И Дениса не было рядом.
***
Операция прошла быстро и без осложнений. Доктор почти не разговаривал, сосредоточенно ковыряясь в брюхе, словно стахановец в угольном пласте, а Никитин, отгороженный белой занавеской, воображал ход операции, ориентируясь по толчкам, так как все прочие ощущения отсекал фильтр местного наркоза.
Потом Никитина отвезли в палату, напоминающую гостиничный номер люкс. Темнокожая, но явно не местная, медсестра открыла шкафчик, жестом показала на пижаму и тапочки, затем указала на кнопку вызова, на чемоданчик Никитина, поставленный возле кровати, сунула в руку пульт видеосистемы.
– Отдыхайте, – то ли пожелала, то ли приказала индианка на английском. По единственному слову Никитин не смог определить её национальность, уловить акцент. Но это было не важно сейчас.
Когда сестра вышла, он нашарил рукой дипломат, достал шприц и, стянув колпачок зубами, вколол себе транквилизатор. Он мог бы попросить об услуге доктора, но к чему лишние расспросы и объяснения, да и своё зелье как-то надёжней. Неизвестно как поведут себя новомодные щадящие препараты. Не пощадят ли они вместе с доктором Джекиллом и мистера Хайда?
Риск невелик, конечно. С каждой пересадкой адаптивный период становился короче, а эффект от шока слабее, но всё же ему совсем не улыбалось превратиться даже на время в маньяка-берсеркера и переломать в гостеприимной клинике мебель.
Он заснул с улыбкой на лице. Ему снился Марс.
***
Денис всю ночь проворочался на лабораторном столе, скармливая исходящему от железа холоду то один бок, то другой, а про себя ругал клиента, который не захотел возвращаться для ночёвки на поверхность. Сам-то Черноусов устроился в пуховом спальнике, изъятом из бездонной сумки, а Денису в качестве одеяла и простыни пришлось довольствоваться брезентовой курткой.
Конец ознакомительного фрагмента.