Чванный дворецкий, теребя пуговицу на ливрее, дал отчет – уголь и смазку многие годы привозят от одних и тех же поставщиков, вода чистая, никакой химии в кухне не проливали, чистят все по старинке, мелом, углем и содой. Мастер Бойм вежливо покивал, одутловатая физиономия слуги чем-то ему не нравилась. Первый осмотр кухни тоже не дал ничего особого, ни в шкафах, ни на полках ни в мусорных баках не хранилось ничего, что могло бы вызвать коррозию. Второй тоже – помещение можно было ставить в пример. Лишь столы казались плохо протертыми. Машинально мастер коснулся пыли, лизнул её, ожидая кислоты или горечи, резко развернулся, и, минуя дворецкого, отправился прямо к барону.
Всем хозяйкам известно – кухонным роботам нельзя прикасаться к уксусу и вину, мыть посуду манипуляторами, просеивать муку и молоть сахарную пудру. Эту работу приходится делать людям. То ли шеф-повар, выписанный бароном аж из столицы, то ли лентяй дворецкий недосмотрели или (что вероятнее) поленились пачкать руки. Мельчайшая липкая пыль забила металлические суставы и сочленения, проникла в головные колесики и вызвала болезнь. Резюме: роботов купать в масляной ванне, а потом менять смазку, слугу гнать – даже если виноват повар, следить должен был дворецкий. Неопределенно пожав плечами, барон ответил, что сам разберется со своими людьми, однако ценит талант уважаемого мастера и благодарит его. Вас проводят.
Пересчитывать гонорар Бойм не стал – сел в омнибус и поехал в ангар, успев вздремнуть по дороге под шум колес. Его ожидал долгий день.
Вчерашним малышам стало лучше, они уже поскрипывали и возились в коробке. Любопытные уборщики суетились вокруг, то и дело норовя потрогать фанеру, солидные техники скрипели что-то одобрительное и пощелкивали манипуляторами, двуногий робот-санитар топтался рядом с масленкой наготове. Глядя на эту сцену, и самый черствый ревнитель человеческих прав уверился бы в способности механоидов к лучшим чувствам. Погладив по полированным макушкам пару-тройку любимцев, мастер Бойм сменил цивильное платье на любимый комбинезон, поправил ремешок очков и приступил к работе.
У Матильды Форштадт, владелицы уютного кафе «Пышка» снова забарахлила пирожница – с её работой не убережешься, механизм старенький, а на нового робота хозяйке никогда не скопить – половина квартала столовалась у Матильды в кредит. Ничего сложного, только промаслить поршни, и, пожалуй, заменить третий левый манипулятор, фиксаторы разболтались вконец.
С портновским роботом господина Пружански повозиться пришлось куда дольше. Вроде штука не сложнее швейной машинки, а наделена столь витиеватой придурью, что и шахматный автомат бы не постыдился. Отучить его делать слабые швы на заду у брюк оказалось элементарно, а вот разобраться с чего механоида сдвинуло обметывать петли крестиком, мастер так и не смог и посоветовал хмурому закройщику отправить робота на заслуженный отдых.
После обеда на чашечку кофею заглянул отставной бригадир Сэмюель, хромой брюзга и единственный друг мастера Бойма. В свежем номере «Событий и происшествий» отыскалась очередная загадка, это стоило обсудить. Из пансиона «Молитва девы» пропала семнадцатилетняя сирота, наследница миллионного состояния, а вместе с нею – старинное, родовое кольцо директрисы. Сэмюель стоял за то, что пансионерка сбежала с возлюбленным, кольцо украла на первое время, а через четыре года бесстыдница выскочит, словно черт из коробочки и потребует у опекунов свои деньги. Мастер Бойм, задумчиво покрутив прядь волос, предположил, что девица скорей всего забеременела от неподходящего кавалера или облысела из-за недавно перенесенной скарлатины и опекуны решили под шумок спрятать её подальше от любопытных глаз, а пропажа кольца – совпадение. Убивать сироту резона не было, если б та умерла не оставив наследников, состояние отошло бы на благотворительность. Циничный Сэмюел, уже стоя в дверях, вспомнил, что один из опекунов, господин Штоллен, заведует городской больницей для неимущих. Но это, право, было бы слишком тонко для восьмидесятилетнего, парализованного старца.
Просмотрев наискось номер «Событий» мастер Бойм обнаружил забавное объявление – некий Август Лурье скупал роботов. Коммерсанта интересовали вышедшие из употребления домашние любимцы – котята, щенки, птицы, детские игрушки. Обведенный рамочкой квадрат красовался между рекламой возбуждающих пилюль для женщин и бескорыстным предложением руки и сердца обеспеченной вдове, владеющей домиком, непременно с вишневым садом. Что ж, уважаемый коммерсант, у нас товар, у вас купец.
И вправду, не успели часы в мастерской пробить шесть, как в дверях ангара возник щеголеватый господин в черном цилиндре, коротком по моде пальто, черных брюках и сияющих лакированных штиблетах, как будто на улице не было ни слякоти, ни грязи. Его ногти были отполированы, словно стекла часов, в глазу блестел золотой монокль, галстук украшала булавка с голубым искрящимся камешком. Не коммерсант, скорее богатый коллекционер, ценитель. Господин Лурье, не торгуясь, купил самоходного рыцаря и двух выгоревших на солнце механических канареек. А затем попросил разрешения осмотреть весь товар – ему нужно нечто особенное.
Заложив большие пальцы за пояс, мастер Бойм долго наблюдал за придирчивым покупателем – тот оглядывал и ощупывал каждого робота, заглядывал под панели, гнул суставы и поднимал забрала, выискивая нечто явное лишь ему одному. А затем прямо спросил визитера, в чем дело.
На свет явилась романтическая история – не будь она чистой правдой, её можно было бы напечатать в «Событиях» по десять центимов за слово. Давным-давно у господина Августа была невеста, Лили. Добрая, кроткая, словно агнец, и беззаветно влюбленная в жениха. Август тогда разносил по домам микстуры и порошки, хозяин-аптекарь, случалось, и бивал его тросточкой. Денег на свадьбу не было и не предвиделось. Юный Лурье оставил аптеку, должность, и уехал на материк, обучаться искусству оптовой торговли у дальнего родственника. Лили осталась одна. Жестокий отец запретил ей писать «голодранцу», и платил почтальону за каждое письмо дочери. Она нарушала запрет, но, дабы не явить на поругание сокровенные тайны души, прятала послания в металлическом чреве единственного наперсника – домашнего механоида. Потом отец разорился и умер, Лили успела послать весть возлюбленному, а потом тоже оставила этот мир. И уже второй год, не снимая траура, он, Артур Лурье, разыскивает робота, хранящего слова единственной женщины, ради которой стоило жить. Деньги тлен, любовь вот истинное сокровище.
Каким именно был механоид, Август Лурье не знал. По его словам, Лили держала любимца, забавную игрушку, умеющую бегать за мячиком, прыгать через обруч и выстукивать простенькие мелодии. Но был ли то котик, кролик или человекоподобное создание – знала только покойница. Живых слуг семья не держала, родственников у них не осталось, подруги Лили по пансиону давным-давно повыходили замуж и разъехались кто куда. Как выглядела? Прошли годы… Фотография? Да, конечно. На свет явилась пожелтевшая карточка с резным краем, с неё строго смотрела закутанная в меха девушка. Где был дом? У ипподрома, третий коттедж по аллее, справа – после пожара те кварталы так и стоят заброшенными. Семейное клеймо? Конечно, многие до сих пор метят домашних роботов. Чайка в полете, цельный, черненый контур чайки с расправленными крыльями и головкой, повернутой вправо, в направлении одинокой звезды, ставится под грудной панелью или передним манипулятором.
Послюнявив карандаш, мастер Бойм собственноручно записал: Артур… простите, Август Лурье, гостиница «Фиолент», номер с вазами. Как только будут известия, сообщу. Задаток оставьте, денежки, знаете, всегда пригодятся. Всего наилучшего!
До позднего вечера шла работа – новенького малыша переделывали в чистильщика обуви. Подвижность у бедняжки все-таки пострадала, тонкости не хватало для мелкой работы. А смазывать кремом ботинки и туфельки – в самый раз. Осторожно накручивая на манипуляторы разнообразные щетки, мастер Бойм напряженно думал – коммерсант озадачил его. Жаль, Сэмюель явится только завтра…
На следующее утро мастер приказал роботу-лакею освежить свой единственный выходной костюм и почистить дорогое пальто. Он решил отправиться в пансион, а заодно проверить свои соображения насчет сбежавшей девицы. Какая-то мысль засела в мозгу и никак не могла пробиться наружу. Прогулка в омнибусе вдоль Гвардейского парка, Театральной площади и шикарного здания нового ипподрома, где соревновались в скорости колесные механоиды и рисковали жизнью наездники, должна была освежить ум. Мастер Бойм отрешенно глядел в окно. День выдался почти ясным, тени от облаков поочередно накрывали ещё влажную брусчатку мостовой, прохожие поигрывали сложенными зонтами, раскланивались и улыбались друг другу. Чего-то не хватало. Чего?