На территории Сталинграда, особенно на склонах Ергеней, было много песка. При сильном ветре он поднимался в воздух и становился для всех серьёзной проблемой. От песчаной пыли невозможно было защититься. Она проникала во все щели, попадала в глаза, уши, за воротник. Такую погоду называли в шутку «сталинградским дождиком» – наверное, потому, что настоящие дожди выпадали здесь редко. Но места естественного выхода песка нам всегда нравились, и в хорошую погоду мы часто проводили время в районе окраин Ергеней.
Собирались мы у самых крутых, почти вертикальных склонов, совершая захватывающие дух прыжки в рассыпчатый, мягкий и очень чистый песок. Затем поднимались снова вверх по более пологому пути, и повторяли увлекательные полёты. С самой высокой крутизны прыгали те, кто был постарше или посмелее, но и для остальных всегда находилось какое-нибудь занятие. Особенно все радовались, когда кому-то после раскопок по песчаным обрывам попадались плитки осадочной глины (а может быть, древнего ила?) толщиной 3 – 5 мм, которые напоминали шоколад, но имели более светлую матовую поверхность. Хотя этот «шоколад» был несладкий, мы часто его сосали, полагая, что он полезен для здоровья.
Развлекаясь на Ергенях, мы очень любили наблюдать за ласточками, в большом количестве гнездившимися на отвесных склонах. Множество этих красивых быстрых птиц было и в районе нашего барака, но они не часто радовали нас своими стремительными полетами. Пожалуй, только перед дождем, охотясь за насекомыми, они вдруг появлялись откуда-то небольшими стайками, будто из озорства вычерчивая над самой землей замысловатые, с резкими изломами траектории. Мне, как и многим, очень нравились эти необычайно ловкие, изящные птицы, и я подолгу любовался ими.
Находясь в полюбившемся месте, мы не задумывались о том, что наши игры на песке могут приносить не только удовольствие, но и серьёзные неприятности. В зависимости от погоды песок здесь бывал разным: чаще сухим и легким, но порой – увлажнённым, что влияло на его «поведение». Мы улавливали эти изменения и во время прыжков, и во время рытья каких-либо углублений в доступных для нас отвесных песчаных склонах. Влажный песок делал приземление после прыжка более жестким, а при подкопах мог неожиданно осесть и мгновенно завалить вырытую нишу. Сталкиваясь с такими случаями, мы рыли обычно неглубокие «норы». Но однажды из-за потери бдительности нескольких увлекшихся подростков произошла настоящая трагедия. Мне было в то время, наверное, лет десять, и я хорошо запомнил тот злополучный день.
Расположившись внизу отвесного участка склона, ребята решили сделать более длинное, чем обычно, углубление в довольно влажной в тот день песчаной стене. Ниша получилась очень привлекательной и такой протяжённой, что в ней можно было свободно расположиться даже взрослому. Я видел это «сооружение», но потом с другими ребятами пошёл прыгать. Спустя какое-то время мы услышали крики. Подбежав к ребятам, мы сначала не могли понять, что произошло, пока не выяснилось, что подкоп в тот момент, когда в нём у задней стенки расположился самый младший из ребят, намертво захлопнула внезапно обвалившаяся толща песка. Мы попытались раскапывать злополучное место, но вскоре убедились в бесполезности наших усилий: оседавший сверху песок не давал никаких шансов на удачу. Так погиб 6-летний Шурик, которого любили и взрослые, и ребята – самый тихий и добрый из нас. У него и мать была очень славной, скромной женщиной.
После этого ужасного случая мы потеряли интерес к Ергенинским пескам. Посещали эти места лишь зимой, катаясь там на лыжах. Наиболее смелые спускались с самых крутых и сложных склонов, развивая весьма высокую скорость. Некоторые, в том числе и я, любили и лыжные пробежки, как правило, на небольшие расстояния, но при этом соревновательный дух был нам не присущ: было неважно, кто оказывался впереди, а кто отстал. Такое благодушие объяснялось ещё и тем, что наш лыжный инвентарь был достаточно примитивным и не позволял развивать приличную скорость. На имевшихся у нас лыжах можно было бегать только на валенках, носки которых плотно вгонялись в прочный брезентовый или кожаный хомут, укрепленный примерно посередине лыжи. Для того чтобы валенок надежно держался на лыже, он привязывался к хомуту через задник прочным шнуром или верёвкой.
Конец ознакомительного фрагмента.