Но критики, особенно постперестроечные, не жившие в те годы, не понимали, что было нужно людям, недавно перенесшим тяготы великой войны. Журналистка Т. Архангельская вспоминала, как в интервью одна из участниц съемок фильма рассказывала ей, что массовка, весело гулявшая по ярмарке и разглядывавшая горы фруктов, изготовленных из папье-маше, была голодной, но веселой. Они радовались съемкам, а вовсе не возмущались тем, что участвуют в создании обмана. «Мы верили, что так и будет и что всего много будет, – говорила она, – чего захочешь. И нам так нужно было, чтобы все было нарядно и чтобы песни пели».
У Раневской на эти годы приходятся тоже три самые легкие веселые картины из всей ее довольно небольшой фильмографии (она за всю жизнь сыграла всего в двадцати семи фильмах, включая телеспектакли, короткометражки и эпизодические роли без слов). Это «Небесный тихоход», «Весна» и «Золушка». Во всех них она себе образы создала фактически сама, благо режиссеры ей не мешали, а Григорий Александров, снимавший «Весну», так и вовсе поощрял, он как раз любил приглашать больших артистов на маленькие роли и давать им творческую свободу. Но о «Весне» еще будет разговор в другой главе.
«Золушка» тоже стала одной из самых удачных картин с участием Раневской. В ней все идеально совпало – прекрасный сценарий, талантливый режиссер, отличный оператор и целое созвездие лучших советских актеров того времени. Золушку играла Янина Жеймо, Короля – Эраст Гарин, Лесничего – Василий Меркурьев. Работали они все с воодушевлением и буквально вживались в своих героев.
Фаина Раневская и Любовь Орлова в фильме «Весна»
Фаина Раневская: «В сцене, где я готовилась в к балу, примеряла разные перья – это я сама придумала: мне показалось очень характерным для мачехи жаловаться на судьбу и тут же смотреть в зеркало…»
Янина Жеймо: «И тогда я пошла на хитрость».
Янина Жеймо: «Моя Золушка не могла просто из чувства страха и покорности исполнить приказание Мачехи».
Янина Жеймо вспоминала, как снималась знаменитая сцена, где Золушка надевает туфельку своей сестре: «В сценарии Евгения Шварца „Золушка“ героиня просто надевала туфельку по приказанию мачехи. Моя Золушка, как я ее представляла, не могла просто из чувства страха или покорности мачехе исполнить приказание. Я долго просила Шварца дописать фразу, объясняющую согласие Золушки надеть туфельку. Но он считал, что для Золушки, которую любят дети всего мира, ничего не нужно объяснять… И тогда я пошла на хитрость. На съемке эпизода с туфелькой Раневская-мачеха начинает льстиво уговаривать Золушку надеть туфельку. Я, Золушка, молчу. Раневская опять обращается ко мне. Я опять молчу. Фаина Георгиевна теряется от моего молчания и неожиданно для всех – и для самой себя тоже – заканчивает фразу: „А то я выброшу твоего отца из дома“…» Жеймо не ошиблась в своих ожиданиях – Шварц принял этот экспромтом родившийся вариант. В таком виде сцена и вошла в картину.
Были и другие знаменитые фразы и эпизоды, родившиеся прямо на съемках. Так например, Раневская писала в дневнике: «В сцене, где готовилась к балу, примеряла разные перья – это я сама придумала: мне показалось очень характерным для Мачехи жаловаться на судьбу и тут же смотреть в зеркало, прикладывая к голове различные перья, и любоваться собой».
Георгий Андреевский. «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху 1930–1940 гг.»За киносценарий полнометражного фильма, например, можно было получить от 30 до 80 тысяч, а за съемку фильма кинорежиссеру полагалось от 20 до 75 тысяч рублей. Ежемесячно кинорежиссеры, даже если они и не снимали фильмы, получали зарплату. Зарплата наиболее выдающихся режиссеров составляла 4–5 тысяч, а невыдающихся – 2–3 тысячи. Актеры высшей категории в период съемки фильма получали 3,5–4 тысячи рублей в месяц. А вот низшая ставка актера третьей категории составляла всего тысячу рублей. Эта ставка уже приближалась к зарплате следователя прокуратуры…
…К тому же жизнь была дорогая, фильмов снималось мало, телевидения еще не было или почти не было, и артистам приходилось искать любую возможность, чтобы подработать. Такую возможность давали концерты, и прежде всего «левые», где гонорар устанавливался по договоренности, а не по ставке, которая была копеечной. Имена знаменитых артистов на афишах служили отличной приманкой для зрителей, а следовательно, для извлечения дохода. И все были довольны. Артисты – «наличными», зрители – знаменитостями, администраторы – сборами. Недовольным оставалось только государство: оно не получало налоги…
…Государство вело решительную борьбу с жуликами и расхитителями социалистической собственности, и суды были завалены многотомными делами о хищениях, злоупотреблениях и растратах.
Были в послевоенные годы и другие популярные развлечения. Все, наверное, помнят, как в фильме «Место встречи изменить нельзя» Глеб Жеглов лихо обыгрывал Копченого в бильярд. Это действительно был один из самых популярных видов досуга, особенно расцветший в конце 40-х. В 30-е против бильярда были серьезные гонения, как и против других азартных игр, на «интерес» же мало кто играл, в основном на деньги. Но после войны власти смотрели на подобные развлечения сквозь пальцы, не до того было.
Так что бильярдные открывались вполне легально, причем не только в ресторанах, но и в таких солидных заведениях, как Дом учителя, Дом архитектора, Дом санитарного просвещения и т. п., не говоря уж о многочисленных санаториях и домах отдыха. В том числе его повсеместному распространению помогло и то, что в СССР появилось много хороших трофейных бильярдных столов, вывезенных из Германии.
19 апреля 1948 года в парке Горького открылась бильярдная на пятнадцать столов, работавшая с одиннадцати утра до двенадцати ночи. Маркерами там служили три женщины, выдававшие шары, кии, мел. Время начала игры записывалось мелом на доске, а по окончании игры ее участники платили деньги в кассу. Час игры стоил полтора рубля. А вот в бильярдной в подвале гостиницы «Метрополь» час игры стоил тридцать рублей. Но и игроки туда ходили непростые, для них это была плевая сумма, на бильярде в «Метрополе» тогда проигрывались тысячи рублей. Там да и в других таких же серьезных местах бывали профессионалы, для которых это был способ зарабатывать на жизнь.
Впрочем, на деньги тогда и в ресторанах, и во дворах играли во что угодно. Когда в 50-х вновь начались гонения на азартные игры, поймали немало профессионалов не только бильярда, но и преферанса, и даже шахмат.
Еще одним вполне легальным способом просаживать деньги можно было на ипподромах. Там после войны все время царил настоящий ажиотаж. Трибуны были забиты до отказа, деньги текли рекой. И это в условиях послевоенной нищеты и разрухи! Но азартные люди охотно спускали на бегах все заработанное и уж тем более все наворованное – естественно, довольно большую часть клиентов букмекеров составляли игроки, живущие на нетрудовые доходы.
Москвичи на скачках. 1956 год
Рысистые испытания на Московском ипподроме. 1956 год
Из воспоминаний Алексея Щеглова:В свободный день Фаина Георгиевна решила поехать со мной на ипподром. Очевидно, она задумала эту акцию еще в Москве, ведь мы жили на Беговой, рядом с ипподромом, но в 1949 году он сгорел и был надолго закрыт. Как всегда, Фуфа хотела сделать своему «эрзац-внуку» подарок. Довольно быстро насладившись видом лошадей, Раневская вошла в азарт и стала делать ставки на различные номера в заездах, все больше втягиваясь и раз от разу проигрывая все больше. Кончилось тем, что мы в чужом городе, далеко от дома, остались без единой копейки, и Раневская ехала со мной на трамвае «зайцем», ни жива ни мертва от страха в ожидании контролера.
В тот приезд во Львов у Раневской, впрочем, как обычно, была бессонница. Она рассказывала об одном из эпизодов ее ночных бдений: выйдя однажды на балкон гостиницы, Фаина Георгиевна с ужасом обнаружила светящееся неоновыми буквами огромных размеров неприличное существительное на букву «е». Потрясенная ночными порядками любимого города, добропорядочно соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь на рассвете разглядела потухшую первую букву «м» на вывеске мебельного магазина, написанной по-украински: «Мебля».
Ставок в то время существовало только три вида: «одинар» – это когда ставка делалась на одну лошадь в одном заезде, «двойной одинар» – ставка на двух лошадей в двух заездах и «парный одинар» – когда ставка делалась на двух лошадей в одном заезде. Жокеев знали в лицо и по именам, у своей публики они были не менее популярны, чем какие-нибудь артисты.