Это было уже слишком. Ощупью найдя ножницы, я попятилась, едва не наступила на кого-то из вертевшихся под ногами кошек, и увалилась обратно в ванную. С трудом удерживая дрожь пальцев, выстригла залепленный клеем висок. Стричь пришлось практически вровень с кожей, но мне было уже наплевать. Швырнув в раковину ножницы и покрытую волосами тубу с клеем, я направилась обратно в комнату. У меня созрел план. Может, конечно, я и рехнулась, но все-таки… Решительно взяв кукела за гибкую талию, я поднесла его прямо к носу Шляпы. Не знаю, чего я ожидала. Возможно, приступа необъяснимой кошачьей ярости, как это было с фотографией в кожаной папке. Или наоборот, припадка столь же необъяснимой урчащей любви… Ничего не произошло. Шляпа равнодушно обнюхала куклу, которую я, несмотря на всю свою рациональность, уже готова была считать воплощением дьявола на земле, отвернулась и принялась умываться. Толстая Морковка, ей я тоже сунула шарнирку, по привычке лизнула незнакомый предмет – вдруг съедобное? – после чего задрала хвост и убежала на кухню, где принялась призывно греметь пустой миской. Пучеглазая породистая Рыба вообще не проявила никакого интереса к моим заигрываниям.
Ладно. Ладно… Предположим, за неимением другой разумной версии, что я от хронического недосыпа впала в транс, и, как лунатики, бессознательно гуляющие во сне по карнизам, воткнула в башку кукела глаза. Прищурившись, я отложила в сторону эмоции и внимательно рассмотрела его лицо. Глаза сели просто идеально. Великолепно, совершенно, безукоризненно и безупречно. Это были именно его глаза, никаких других на этом слегка асимметричном лице и представить было невозможно. Собрав и пересчитав рассыпанные по полу «горохи» глазных яблок, я убедилась, что двух не хватает. Глаза были непарными, но именно в таком варианте они стопроцентно совпадали с образом куклы. Почему именно эти глаза привиделись мне в очередном безумном эротическом сне? Может, потому и привиделись, что все мысли были только о том, как быть и что делать с кукольными глазами? Так что же, получается, кукел закончен?
Реальность потихоньку возвращалась в привычные рамки. Сколько все-таки сейчас времени? Утро или вечер? В доме не было ни радио, ни телевизора. Как проверить? Тут я вспомнила о мобильнике, с датой и электронными часами. Так, 19:46, 29 октября. Значит, вечер. Получается, что безумный угар накрыл меня рано утром или днем. На трубке было несколько неотвеченных звонков. Трижды звонила Эмилия, четыре раза – Лера. Были и смс-ки от них обоих, почти идентичные по содержанию: «Возьми трубку или перезвони!». Я же с ними обеими разругалась… Надо звонить… Заодно и извинюсь, давно уже пора…
Ничто и нечто
Сумрак, бесконечный сумрак поздней осени мокрым тяжелым плащом окутывал зябнущие плечи мира. Черное путаное кружево обнаженных ветвей царапало и разрывало истонченную плоть хмурого осеннего неба. Царапины сочились холодным гнилым дождем и мелким колючим снегом… Израненные небеса мечтали о чистых, белоснежных бинтах царицы-зимы, о ее милосердной жестокости и жестоком милосердии…
Ничто корчилось, мучительно корчилось и извивалось в вязкой грязи. Если бы могло, оно бы кричало и визжало, словно узник на дыбе. Оно было близко, уже так близко… Но проклятая девчонка вновь и вновь выскальзывала из ловушки. Девчонка оказалась гораздо сильнее… Пожалуй, в прежние времена и при должном обучении она сумела бы стать одной из лучших в тайном знании и ведовстве… А сейчас…
Сейчас ее спасала не только сила, но и глупость. Ничто высосало ее почти досуха, вдоволь напитавшись ее наслаждением и страхом. Любая другая уже превратилась бы в бездушную куклу с пустыми обращенными в никуда глазами… Но девчонка вновь и вновь поднималась, стряхивала с себя душную пыль ночных кошмаров и убегала в свой собственный тайный мир, где ничто не могло ее догнать и стреножить. В этом мире она и черпала силу, а затем щедро, без оглядки выплескивала в то, что должно было стать новым воплощением жадного голода для ничто. Круг замыкался, змея хватала себя за хвост…
Ничто смутно понимало, что допустило ошибку. Но обратного пути не было, да оно и не хотело снова превратиться в до-ничто, в полное, неосознаваемое отсутствие себя самого… Но было и еще кое-что… Еле слышное эхо далеких слов, необъяснимых чувств… Любовь. Нежность. Тревога. Жалость. Скорбь. Самоотречение… Пустые, бессмысленные скорлупки… Оно было не в состоянии понять, что уже преображается, меняется, обращается из ничто в нечто… Нечто иное…
Все люди братья, все бабы сестры…
Иона Нилович Кубаревский. 1875 (?) – дата смерти отсутствует. Год рождения тоже сомнителен, плюс-минус десять лет. Малоизвестный, а точнее, совсем неизвестный поэт и артист, фокусник, исполнитель романсов собственного сочинения. Работал в каком-то то ли передвижном провинциальном театрике, то ли вообще в цирке… Кажется, был женат. Вроде бы, осталась дочка, по имени то ли Лариса, то ли Луиза. Все зыбко, неточно, непроверяемо и непонятно. Каким чудом Валерии удалось раскопать даже эти отрывочные сведения?
Задумчиво почесав обстриженный висок, я посмотрела на лежащего в расслабленной позе разноглазого кукела. Имя Иона Нилович подходило этой нездешней физиономии, как корове седло. Лера права – это моя лучшая работа. Права и Эмилия, с несвойственной ей метафоричностью назвавшая кукела «отвратительно живым». Впрочем, сестра никогда не разделяла моего увлечения куклами. Ей подавай реальных людей, желательно побогаче. И, конечно, они обе правы в том, что лучше как можно быстрее сдать куклу заказчику, а парик, одежду, обувку и все прочее, буде понадобится, шить по заранее снятым меркам, без участия «модели».
В комнате было чисто прибрано. Лера и Лиля, приехавшие вчера поздно вечером после моего звонка с путаными извинениями, были взволнованы. Оказалось, я звонила им еще днем и заплетающимся языком несла что-то о глазах, окнах, пустой голове и тому подобной чуши. Я этого не помнила вообще, но история звонков на мобильнике подтверждала их слова.
Увидев меня и разгром в квартире, они обалдели окончательно. Пришлось в двух словах обрисовать ситуацию, списав все на творческий «запой», извиниться за былые и нынешние грехи, покорно кивая, выслушать все охи-ахи и принять активное участие в уборке территории и приготовлении ужина. Я не могла вспомнить, когда и что «нормально ела» в последний раз. Да мне и не хотелось есть, но, дабы не провоцировать конфликты, впихнула в себя несколько ложек супа и салата.
После мытья посуды Эмилия унеслась по своим делам, взяв с меня обещание завтра посетить ее спа-салон и «привести себя в божеский вид, все за счет фирмы, на тебя же смотреть страшно, как бомжиха». Лера осталась и показала мне свои записи об Ионе Кубаревском, который, скорее всего, и был изображен на postmortem фото. На прощание она настоятельно посоветовала мне как можно скорее связаться с заказчиком и передать ему готовую куклу «от греха подальше». Да я и сама, честно говоря, хотела сделать то же самое.
Новое письмо
Кому: [email protected]
Тема: ваша кукла готова
Текст:
Здравствуйте, Станислав!
Ваш заказ на портретную БЖД-куклу выполнен. Когда и где я могу с Вами встретиться?
С уважением, Ираида Щецинская.
Нажав на «Отправить», я внимательно смотрела, как письмо уходит на странный адрес – единственный вид связи с заказчиком. Будет ли какой-нибудь ответ? В этом я была далеко не уверена…
Вытащив из ящика стола кожаную папку, я достала оттуда старинное фото. Иона Нилович Кубаревский с покойной дочерью… Одновременно похожий и непохожий на мою лучшую работу. Сейчас мне казалось, что обнаженный кукел выглядит более живым и уверенным в себе, чем щегольски одетый мужчина на затертом черно-белом фото. Признаки с трудом скрываемого страха, которые я разглядела еще при первом осмотре картинки, теперь просто бросались в глаза. Можно подумать, что он стоял не перед фотографом с камерой, а перед расстрельной бригадой, и курки уже взведены. Мертвый ребенок по-прежнему выглядел безнадежно мертвым.
Конец ознакомительного фрагмента.