Она уже думала, не зарезать ли его во сне. Кинжал рядом, в ножнах. Правда, ей еще ни разу не приходилось убивать… но слишком велика была ненависть. А воткнуть отточенное лезвие в горло – на это способна и слабая женская ручка.
Но, поразмыслив, решила, что для пана Чаплинского это был бы слишком легкий исход. Которого он ни в коей мере не заслуживал…
Глава 41
Я почуял тревогу еще задолго до того, как был подан сигнал срочного подъема и сбора. Опять сработал таинственный внутренний голос, ни разу не подводивший.
Торопливо поднялся, откинул полог. Еще не начало рассветать. Весь небосвод был усыпан яркими, мерцающими звездами. Посреди неба тянулась полоса Млечного Пути… Дул слабый, едва заметный ветерок, немного разгонявший духоту. Тишина, покой, словно и нет войны…
– Ясновельможному пану первому советнику не спится? Может, пан чего-то желает? – тут же встрепенулся дежурный стражник, отчаянно боровшийся с зевотой.
Я отрицательно покачал головой, мысленно отметив: пан Дышкевич хорошо вышколил своих людей! Приказал: глаз не спускать с пана Анджея, головой отвечаете, – они и не спускают… Ладно, переправимся через Днепр – поговорю на эту тему с князем. Пусть немного уймет пана Леопольда, а то просто до смешного доходит! По нужде и то уединиться – проблема… Да, когда переправимся… И, черт возьми, это произойдет скоро, очень скоро!
«Погоня уже близко, Андрюха. Идет по пятам!» – снова влез неугомонный голос.
Велев ему заткнуться, я торопливо натянул шаровары, сапоги, стал застегивать пуговицы рубашки… и в этот момент снаружи послышались голоса:
– Стой! Кто таков, что нужно?
– Его княжья мосьц зовет ясновельможного пана первого советника! Срочно! Одетого, не одетого – лишь бы скорее!
«Интересно, голым было бы можно?» – машинально подумал я, на ходу сдернув с переносной вешалки самый легкий жупан. По дороге накину, а то как-то неловко… Уже привык к средневековому платью.
Кривонос впился пронзительным взглядом в казака:
– Ты сам видел? Не ошибся?
– Да вот тебе крест святой, батьку! – Широкоплечий детина действительно перекрестился, со всем усердием. – Стал лагерем на ночлег! А его, сатаны, шатер – в самой середке… Мы ляшский дозор по-тихому сняли, одного пленного лишь оставили. Отвезли чуть дальше, допыт ему сделали – подтвердил! Ярема это!
– Где пленный?! – вскинулся атаман, захрипев.
– Да там и бросили, батьку… Прирезали и бросили! – пожал плечами казак.
– А-а-а… – досадливо протянул Кривонос, хоть и понимал, что по-другому поступать было рискованно. Сорвался с места, зашагал взад-вперед, чуя, как вскипевшая кровь застучала молоточками в висках… – А сколько у него людей, спросили?
– Конечно, батьку! Лях божился, что точно не знает. Как вышли из Лубен, было до четырех тысяч, конных и пеших. Но по пути много бегунцов[27] пристало, а потом полк жолнеров взбунтовался, ушел… Может, те же четыре тысячи, может, нет… – Казак развел руками.
– А как сам думаешь? Лагерь-то большой?
– Не так, чтобы большой, батьку… Однако и не малый! Точно не скажу, не прогневайся…
– Укреплен?
– Укреплен, батьку. Рвом да валом. Правда, сделано наспех: ров узкий, валы невысоки… А все же с ходу не пробиться.
– Ну а мы и не станем пробиваться! – хищно прищурился Кривонос. – Обложим их наглухо, песьих детей! Чтобы ни птица не пролетела, ни мышь не пробежала! Сожрут все харчи свои – сами выйдут! Тут-то мы их на лапшу и порубим! Либо пусть выдают мне головою Ярему, а вместе с ним – знатных панов, аманатами[28]. За них после большой выкуп возьмем… Вот только тогда других отпущу – пусть убираются хоть черту в зубы! А Ярему… Ух! – Глаза его полыхнули лютой ненавистью. Атаман торопливо подошел к коню, вдел ногу в стремя. – Вперед, хлопцы! – вскричал он, птицей взлетая в седло. – Последнее усилие надо сделать! Ярема близко! За мной!
– Погоди немного, батьку! – вздохнув, покачал бритой головой Лысенко. – Мало нас пока! Почитай, добрая половина хлопцев еще не воротилась! Ждать надо…
– А-а-а, сучьи дети! – завыл Кривонос, скрипя зубами. – Что, опять?! Как под Лубнами?!
– Опять, батьку! Что поделаешь… Коль попались маетки по пути, так чтобы не пограбить? Сам знаешь, воинская добыча – святое дело…
Атаман потряс кулаком:
– Мало голов я рубил! Мало! Сказал же ясно: пока не догоним Ярему, чтоб из строя – ни ногой! На маетки, на шинки – не отвлекаться! Смертью грозил ослушникам! А они… – распалившись, наскочил на Вовчура: – А ты куда смотрел?!
– А я что, могу за каждым уследить?! – вызверился тот, не стерпев упрека. – Уж тебе-то ведомо: казак войною живет, ею и кормится! Нет такой силы, чтобы сдержать! Или руби головы каждому десятому, может, подействует… А то и каждому пятому! Только кто тогда с тобой останется?!
Зарычал Кривонос, закрыв побагровевшее лицо руками. Прав, прав Лысенко, чтоб ему пусто было… Вольные люди – казаки, узды не терпят.
Князь ждал меня у своей палатки. И при одном взгляде на его лицо стало ясно: случилось что-то из ряда вон выходящее. Попросту говоря, ЧП.
– Пане, дело не терпит отлагательств, – заговорил Иеремия резким, отрывистым голосом, без всяких приветствий и тем паче извинений за столь раннюю «побудку». Впрочем, я их и не ожидал: война! – Дозор задержал всадника, коим оказался помощник управителя одного местного пана. Во всяком случае, именно так он назвался, и я не вижу причин подозревать его во лжи. Перепуган до полусмерти, до сих пор не может успокоиться. Рассказал, что маеток его пана вчера вечером был разграблен казаками. Сам пан, его семейство и управитель убиты, а ему удалось чудом спастись: схоронился где-то. Дождался, пока злодеи уедут, и поскакал куда глаза глядят, не разбирая дороги, лишь бы подальше от пепелища… В итоге наткнулся на наш дозор. Так вот, он утверждает, что бунтари в своих разговорах упоминали Кривоноса: не рассердится ли, мол, атаман на них за своеволие…
– Кривоноса? – машинально переспросил я, напрягшись.
– Да, именно его! Это первый факт. А вот и второй, также весьма неприятный: почти в то же время, на противоположном конце сторожевой линии, был уничтожен еще один наш дозор. Трое убиты, четвертый бесследно исчез. Соседние дозорные божатся, что ничего не видели и не слышали…
– Как это обнаружилось, проше князя?
– Тотчас после задержания беженца, еще до его допроса, был отдан приказ объехать сторожевую линию и предупредить дозорных, чтобы усилили бдительность. И на одном посту… пан знает, что случилось.
Я кивнул, переваривая информацию. Версию, что трое дозорных были убиты четвертым, который сбежал, откинул почти сразу же: очень маловероятно! Почти наверняка и тут поработали ребята Кривоноса… Но какие умельцы! Как чисто все было сделано! Профессиональная солидарность требовала отдать им должное.
– Получается, Кривонос совсем рядом. И наверняка его же казаки выкрали пленного, прикончив остальных дозорных! – вслух рассуждал князь. – Из чего следует, что подлому хлопу уже все известно: и где наш лагерь, и сколько нас, и куда мы стремимся… Можно, конечно, допустить, что пленный уподобился святому великомученику и рта не раскрыл… но я что-то не верю. Слаб человек… Наверняка выложил все, что знает, и даже то, чего не знает! – горько усмехнулся Иеремия.
Я еще раз кивнул, решив пока воздержаться от рассказа, как перед Корсуньской битвой казак Хмельницкого, специально подосланный им, заманил поляков в ловушку. Выдержал самые лютые пытки, не отрекшись от своих слов, и тем самым во многом обеспечил своим победу… Не ко времени и не к месту. К тому же неизвестно, насколько квалифицированными были «допросчики» Потоцкого!
– Таким образом, что же получается? До Днепра совсем недалеко, но нас могут нагнать на марше. И даже наверняка догонят, – продолжал Вишневецкий. – Придется принимать бой в невыгодных условиях… Остаться здесь – крайне рискованно. Нет, осаду мы выдержим, безусловно… но Кривонос может кликнуть себе на подмогу крупные силы бунтарей. И тогда нас обложит неприятель, во много раз превосходящий. Нам же рассчитывать на помощь не придется, увы! Даже если какой-то храбрец чудом преодолеет облогу, доберется до наших… Панство лишь обрадуется, что князь Ярема попал в тяжкое положение! – Вишневецкий горько усмехнулся. – Запасов провизии у нас хватает, слава Езусу, однако же вода скоро закончится, даже при самом бережном ее расходовании… И тогда придется идти на прорыв. Не помирать же от жажды! В общем, два варианта действий, и оба плохие. Но первый все-таки дает больше шансов. Поэтому я стою за то, чтобы сразу после рассвета двинуться к Днепру. А как считает пан первый советник?
– Проше ясновельможного, я не согласен ни с одним, ни с другим вариантом! – Мои слова прозвучали вежливо, но твердо.
Князь изумленно поднял брови: