Бойкот означал прекращение межзвездной торговли, конфискацию торговых кораблей, кроме кораблей местного значения, уничтожение всех встреченных военных кораблей, лишение граждан всех прав. Время действия: не ограничено.
По всем этим причинам миссия “Архимеда” была самоубийственной. И в этом смысле она увенчалась полным успехом. За одним исключением: Жорж Корсон уцелел. От корабля не осталось ни кусочка, позволяющего его опознать, и Князья Урии вынуждены будут признать, что Бестия прибыла на планету-столицу в собственном корабле. Только земляне знали точные координаты ее родной планеты и генетические возможности их вида. Единственным следом, позволяющим установить происхождение Бестии, был сам Корсон. Если туземцам удастся его поймать, он станет основной уликой против землян. Самым логичным решением проблемы было самоубийство, Корсон хорошо знал это. Однако не было никакой возможности исчезнуть без следа. Заряда в пистолете хватило бы только на то, чтобы убить себя. Бестия разорвала бы его на куски, но следов осталось бы достаточно, чтобы убедить Галактический Конгресс. Ни одна пропасть этой планеты не была достаточно глубока, чтобы там не смогли найти его тело. Оставалось одно — замаскироваться и продолжать жить.
В конце концов, Бестия была доставлена к месту назначения.
2
Ночь защищала Корсона от Бестии, ее глаза не реагировали на инфракрасное излучение, зато хорошо видели в ультрафиолете. Она могла ориентироваться в темноте и с помощью ультразвука, но сейчас слишком сильно горевала о своей судьбе, чтобы выслеживать Корсона.
Корсон никак не мог понять причину жалоб Бестии. Он был уверен, что ей неведом страх. На ее родной планете не было никого, кто мог бы всерьез угрожать ее жизни. Она не знала неудач и, несомненно, не представляла себе противника более могучего, чем была сама, пока не встретилась с людьми. Единственным ограничителем экспансии Бестии был голод. Она могла размножаться только тогда, когда имела достаточно пищи, если же пищи не было — оставалась бесплодной. Во время реализации проекта главной проблемой было прокормить Бестию.
Корсон не мог поверить, что Бестия может голодать или мерзнуть. Могучая машина ее организма могла утолить голод большинством органических или минеральных соединений. Обширные прерии Урии могли в изобилии поставить ей пищу. Климат в общих чертах напоминал климат лучших районов ее планеты. Правда, атмосфера была иной, но не до такой степени, чтобы повредить существу, которое, как следовало из опытов, могло сутками жить в вакууме и купаться в серной кислоте. Одиночество тоже не могло привести Бестию в отчаяние: психологические тесты показали, что только в очень немногих случаях бестиям нужно общество. Хотя они и собирались в орды, чтобы достичь непосильной одиночкам цели или для любовных игр, общительными существами их нельзя было назвать.
Нет, это объяснение не подходило. Голос Бестии напоминал плач ребенка, случайно или в наказание запертого в темном шкафу, ребенка, который чувствует себя потерянным в широком непонятном и пугающем мире, населенном кошмарами и фантазиями. Хорошо бы войти с ней в контакт, узнать, что ее мучает, но это невозможно. Во время полета он уже пытался говорить с ней. Он знал, что она может общаться разными способами, но, как и его предшественники, не дошел с ней до стадии осмысленного разговора. Вероятно, из-за неистребимой враждебности, с которой она относилась к людям. Причин этой враждебности никто не знал. Это мог быть запах людей, цвет, звуки, что угодно. Ксенозоологи пытались обмануть ее, но напрасно. Трагедией Бестии была излишняя разумность в тех случаях, когда она не пользовалась инстинктом, правда, она не могла долго бороться со своими базальными разрушительными позывами, из-за которых считалось, что бестий нужно уничтожать.
Через несколько шагов Корсон споткнулся и дальше пополз на коленях, потом устал и решил поспать, обещая себе, что не ослабит бдительности. Проснулся он, как ему показалось, через несколько минут, однако часы говорили, что прошло четыре часа. Было по-прежнему темно, но Бестия успокоилась.
Казалось, по небу двигается черная туча — слева от Корсона одна за другой гасли звезды. Туча двигалась быстро и имела четкие очертания. Какое-то огромное тело, несомненно, летательный аппарат, о каком Корсон никогда не слыхал, хотя изучал боевые машины Князей Урии, бесшумно пролетал над ним. Поскольку аппарат был почти невидим, оценить высоту и скорость его полета было трудно. Однако, оказавшись над Корсоном, черное пятно стало быстро увеличиваться, и он понял, что через минуту будет раздавлен.
Появление аппарата утихомирило Бестию, эта тишина и разбудила Корсона. С опережением в несколько секунд Бестия узнала, что произойдет, и, сама того не желая, предупредила человека. Корсон почувствовал, что кровь стынет у него в жилах, что мышцы живота сводит судорога. Он не сомневался, что корабль прибыл за ним. Знал он и то, что сопротивляться бесполезно. Теперь надо было заставить экипаж корабля взять на борт Бестию, а уж она сама знает, что делать. Немного везения, и чужой корабль будет уничтожен, как и “Архимед”, а Князья Урии не найдут и следа Жоржа Корсона на этой планете.
3
Из темноты выступили детали корабля, потом из черного полированного корпуса вырвался луч света и прочесал заросли, где прятался Корсон. Князья Урии были настолько уверены в себе, что даже не пользовались инфракрасным локатором. Корсон инстинктивно направил оружие на прожектор. Низ корабля был гладкий и полированный, словно какая-нибудь безделушка. Его конструктор, вероятно, был приверженцем самонесущих конструкций, что проявлялось в способе соединения металлических плиток. Корабль ничем не напоминал военный.
Корсон ждал какого-нибудь разряда, газового облака или падающей сверху стальной сетки. Однако луч прожектора поймал его и уже не выпускал. Корабль еще более снизился и замер. Даже не вставая, Корсон мог бы его коснуться. По периметру аппарата зажглись большие иллюминаторы. Он мог бы попробовать поразить их из своего оружия, но не сделал этого.
Он дрожал, но был скорее заинтересован, чем обеспокоен странным поведением хозяев корабля.
Пригнувшись, он обошел его, пытаясь заглянуть в окна, но разглядеть ничего не смог; правда, ему показалось, что он различает человеческую фигуру, и это его вовсе не удивило. Издалека туземцы вполне сходили за людей.
Вдруг по глазам ударил свет, и он зажмурился, захваченный этим врасплох. В корпусе, чуть выше висящей в воздухе складной лестницы, открылся люк. Корсон присел и прыгнул внутрь. Дверь бесшумно закрылась за ним, но он ожидал этого, и даже не обратил на нее внимания.
— Входите, мистер Корсон, — донесся молодой женский голос. — Не вижу причин держать вас в коридоре.
Это был человеческий голос. Настоящий, не подражание. Уриане не сумели бы так совершенно имитировать его. Быть может, это могла сделать машина, но Корсон сомневался, что его враги стали бы так утруждать себя, раз уж он попал в ловушку.
Корсон толкнул дверь, и она исчезла в стене. Перед ним был обширный зал, весь его пол был одним огромным иллюминатором. Он ясно видел и темные контуры леса, над которым они пролетали, и сверкающую гладь океана, над которым уже вставал день. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, он увидел перед собой молодую женщину, ее окружало что-то вроде туманной дымки. Лицо окаймляли светлые волосы, а в серых глазах не видно было и следа враждебности, она даже улыбалась. Прошло уже почти пять лет с тех пор, как Корсон последний раз видел женщин, если не считать пластоидов, выполняющих их роль на военных кораблях. Люди не решались рисковать в космосе жизнью женщины: слишком ценна была способность воспроизведения вида. Эта женщина была исключительно красива. Он глубоко вдохнул воздух, быстро проанализировал ситуацию и подавил в себе рефлекс борьбы. В нем проснулась другая личность, и он спросил:
— Откуда вы знаете, что меня зовут Корсон?
На лице молодой женщины отразилось удивление, смешанное со страхом. Корсон понял, что положил палец на пульс событий. Женщина знала его фамилию, это значило, что Князья Урии располагали подробной информацией о миссии “Архимеда” и даже знали фамилии всего экипажа. С другой стороны, женщина явно относилась к людям, и само ее присутствие на Урии было необъяснимой загадкой. Ни один хирург не мог бы снабдить урианина подобной внешностью, ни одна операция не позволила бы заменить роговой клюв чувствительными губами. Если бы женщина была одета, Корсон продолжал бы сомневаться, однако все анатомические детали выдавали земное происхождение. Он отчетливо видел у нее пупок, а уриане, рождавшиеся из яиц, его не имели. Пластоиды никогда не достигали такой степени совершенства.