Так куда же все подевались, черт подери?
Может, уже отмечают окончание работ? Но тогда почему никто меня не позвал? Ну, если так, я им покажу!.. Как любит говаривать Прораб, как дам по шее зонтиком!.. Будут знать, как забывать товарищей!..
Домики стояли более-менее стройными шеренгами, как вольнонаемные на вечерней поверке. Всего в поселке их было четыре ряда – два по одну сторону “центрального проспекта”, два – по другую. В поперечном направлении тянулись аккуратные проулочки: чтобы в будущем, когда на Марсе появятся транспортные средства, к любому дому можно было подъехать на машине.
В одном из переулков я и увидел толпу наших. Все шестнадцать человек были тут.
Гордон Портер, бывший Бегемот. Нэгл Сентебов, бывший Обмылок. Папаша Глаубер, единственный, кто не открыл народу свое настоящее имя. Зафар Хайдакин, которого почему-то раньше звали Черный Хрен, хотя эта кличка больше подошла бы негру Гордону. Крус Эдвабник, когда-то откликавшийся только на прозвище Гоблин. Радомир Панкрухин, бывший Чмут. И другие, каждого из которых я теперь знаю лучше, чем самого себя…
Только от того, что я увидел, у меня похолодело все внутри.
Ребята не пили самодельное вино из ягод, выращенных в оранжереях. Они не горланили песни от восторга и радости. Они вовсе не праздновали завершение работы.
Сомкнувшись тесным кругом, они сосредоточенно пинали ногами что-то темное, свернувшееся клубком на горячем оранжевом песке. Лица их были угрюмыми и озлобленными. Давненько я не видел мужиков такими.
Самое страшное было в том, что они трудились молча, не издавая ни звука. Видно было, что они не остановятся, пока клубок под их ногами не перестанет шевелиться.
Мысли в голове сразу куда-то пропали, и, бросив сумку на землю, я кинулся к месту избиения.
И уже на бегу понял, чтo – а вернее, кого – они пинают.
Это был наш Прораб.
Это он валялся в пыли, скрючившись в три погибели, истекая кровью, которая текла с разбитого лица, и тщетно стараясь уберечь от ударов лысую голову, живот и пах.
– Стойте! Вы что – с ума сошли?! Да перестаньте же, мужики! – крикнул я.
Мужики молча оглянулись на меня, но никто из них не прекратил пинать Прораба.
Мне пришлось растолкать ребят в разные стороны, чтобы они опомнились и прекратили зверствовать.
– Что случилось? – задыхаясь, спросил я. – За что вы его так?..
– Да его убить мало! – вскинулся Зафар, сверкая своими раскосыми глазками. – Ты знаешь, чтo он нам сказал?!..
– Что?
– Что никто за нами не прилетит! – выпалил Нэгл. – И что это заранее было предусмотрено – оставить нас на Марсе навсегда!
Внутри меня что-то оборвалось и рухнуло в бездонную пропасть.
– Как это – оставить? – непонимающе повторил я. – Зачем?
– А за тем, что мы на хрен никому на Земле не нужны! – рявкнул Бегемот. – Ты что, Ударник, не врубаешься? На кой им тратить деньги, чтобы вывозить с Марса ту кучку дерьма, которым они нас до сих пор считают?!..
Это утверждение звучало, как смертный приговор, но в нем был определенный резон.
Мужики вокруг что-то возбужденно тарахтели вразнобой, их словно прорвало, и энергия, не растраченная на удары и пинки, уходила в слова – но я их не слышал.
Словно тяжелая ватная пелена опустилась на меня, отрезав от всего остального мира и оставив наедине с человеком, который одной фразой перечеркнул наши десятилетние мечты и надежды.
– Прораб, – позвал я его, не слыша своего голоса, – а почему ты нам раньше не сказал?..
Он наконец сумел сесть, скривившись от боли. Потом поднял ко мне свое изуродованное ударами лицо. Как ни странно, но в глазах его, опухших до узких щелочек, не было ни вины, ни раскаяния. Впрочем, обиды и злости в этом взгляде тоже не было.
– Я хотел… – он закашлялся и выплюнул на песок кровь и обломки зубов. – Я хотел, чтобы вы выжили, Бар. Вот и все.
Прораб всегда отказывался называть меня по кличке. Как и остальных, но меня – особенно. “У нас, строителей, – ворчал он, – ударником совсем за другое называют. Не дорос ты еще до этого звания, Бар”.
– Выжили? – повторил я. – Но для чего? Чтобы оставаться в этой пустыне до самой смерти?
– Ты ошибаешься, Бар, – качнул лысой головой он. – Теперь это уже не пустыня. Благодаря вам, Марс никогда уже не будет прежней пустыней. Ведь пустыня там, где нет людей. А теперь здесь есть вы, и вы – молодцы. Вы сами создали себе условия для жизни, а этим может похвастаться не каждый из тех, что называют себя людьми.
– Но ведь этого недостаточно, – сказал я. – Чтобы жить, человеку нужны не только воздух, вода, пища и дом. Ему нужно иметь семью, детей, людей вокруг себя…
– Ты забыл самое главное, Бар, – вновь скривился Прораб не то от боли, не то от несогласия со мной. – Чтобы жить, человеку прежде всего нужна цель. И вы можете и должны жить, потому что перед вами стоит очень большая цель. Превратить Марс из мертвой планеты в мир, где смогут жить люди. Конечно, вам одним не справиться до конца с этой задачей, но вы должны попытаться сделать хоть то немногое, на что способны… А люди… – Он вдруг опустил на щелочки глаз набрякшие веки, словно прислушивался к чему-то внутри себя. – Рано или поздно, люди еще придут к вам. Только неизвестно, будет ли вам от этого лучше…
Внутри меня постепенно поднималось темной волной отчаяние. То, что говорил Прораб, было красиво, но легче от этого мне не становилось.
– Ты с самого начала знал, что мы обречены остаться здесь навсегда?
– Знал.
– Значит, ты врал нам целых десять лет, – сказал я.
– Да, – согласился Прораб. – Тут я перед вами виноват, ребята.
– А твои глаза-телеобъективы? А контейнеры, которые нам спускали с орбиты? Про них ты тоже соврал, да?
– Конечно, – усмехнулся он. Вернее, попытался усмехнуться превращенными в лепешку губами. – Шрам на лысине – это у меня с молодости отметина. Кирпич из кладки вывалился, а я без каски был… Никто за нами не следил – ни с орбиты, ни с Земли. Потому что мы с самого начала были отрезанным ломтем. Басню про глаза и летающий штаб я еще на Земле заготовил. Попросил руководство проекта, чтобы весь запас пищи спрятали в ракете в потайном отсеке и чтобы установили там катапульту. Закладка пайков в контейнер выполнялась автоматами, мне достаточно было ввести количество порций на дистанционном пульте управления и нажать кнопку пуска…
– Зачем? – спросил я. И тут же увидел ответ на свой вопрос. – Чтобы взять власть в свои руки? Чтобы мы слушались и повиновались тебе, да? Ты хотел сделать из нас своих рабов, не так ли?
Прораб опустил глаза, а когда поднял их вновь, взгляд его стал стеклянным от выступивших слез.
– Эх ты, – с укоризной сказал он. – Я-то думал, ты все поймешь… А ты… – Он всхлипнул и отвернулся.
Да нет, тут он ошибался. Наоборот, теперь я все понял.
С внезапной четкостью я разглядел каждую деталь, каждый винтик той мышеловки, в которую нас заманили десять лет назад.
Да, человечеству требовался Марс. Но не как новое место жительства, а как сырьевой придаток, где можно было бы добывать всякие полезные ископаемые. Как гигантская свалка, куда можно было бы эвакуировать с Земли радиоактивные отходы. Как полигон для испытания новых видов оружия массового уничтожения. Да мало ли для чего еще в том же духе?..
Однако, чтобы реализовать эти планы, нужна была хотя бы минимальная база – фундамент, на языке строителей. Кто-то должен был жить и работать здесь – и на роль переселенцев выбрали тех, от кого человечество давным-давно избавилось бы, если бы не всеобщее вето на смертную казнь. Тех, кого обычно не считают за людей. Опасных преступников, отребье, всякую шваль… Не удивительно, что какая-то сообразительная сволочь смекнула: такой вариант освоения Красной планеты – самый дешевый, а значит и целесообразный.
Нас использовали так же, как во время второй мировой войны использовали штрафников – говорят, были такие подразделения, целиком составленные из бывших заключенных. Человечеству был нужен плацдарм на Марсе – и наш штрафной батальон бросили закрепиться на пятачке диаметром в километр и удержать его до подхода основных сил. Мы не знали, не должны были знать, что никакие основные силы к нам не подойдут. Что потом, когда мы все погибнем, нас заменят другими осужденными на жизнь за решеткой. Недостатка в кандидатах не будет, если вселить в обреченных и изуверившихся надежду на избавление от пожизненных мук.
И даже если когда-нибудь не найдется больше идиотов, готовых добровольно отправиться на чужую планету, то можно будет высылать их на Марс с Земли принудительно. Наручники – на руки и ноги, кляп – в глотку, укол какой-нибудь снотворной пакости – в вену, и порядок! Главное – доставить ссыльных на космодром и погрузить их в ракету…
С приговоренными к высшей мере можно не церемониться. Их можно обманывать, их можно посылать на верную смерть, потому что они все равно обречены на медленную гибель в тюремных камерах. Бесполезный балласт для общества. Корми их, понимаешь, пои, одевай – а от них взамен никакой отдачи? Так пусть эта обуза человечества послужит на благо Земле! Хоть что-то сделают – и то, глядишь, польза будет. А вот обратного пути им не будет. Даже если отдельные ухитрятся выжить.