Вик бросил сигарету, неторопливо стянул бурнус с головы дрожащего предводителя, внимательно посмотрел ему в лицо. Предводитель был крупным, почти с Гая ростом, темноволосым мужчиной лет пятидесяти, с курчавой бородой и маленькими собачьими глазками.
— Как твое имя? — спросил Вик.
— Драхо, — с надеждой сказал предводитель.
— Драхо, — задумчиво повторил Вик, — и куда же ты вез этих сладеньких ребятишек?
— В Содом, — осклабился Драхо, — куда же еще, благородный господин?
— Значит, в Содом…
Вик продолжал рассматривать торговца, словно перед ним было какое-то интересное насекомое. Гай встретился с Виком глазами и незаметно подмигнул. Уже несколько недель они блуждали по пустыне в поисках Содома, и не могли отыскать к нему дорогу — словно легендарный город скрывала от них какая-то неведомая сила.
— Что же нам делать с этим скотом, а, брат? — медленно проговорил Вик. — Как-то не хочется просто бросать его в Мясорубку.
— Нет, брат, не хочется, — подтвердил Гай, — эта свинья не заслужила легкой смерти.
— Я слышал историю об одном педофиле. Когда его поймали родители изнасилованной им девочки, они не стали сдавать его в полицию. Они отрезали ему яйца и заставили съесть.
Лицо предводителя вытянулось, посерело.
— Я тоже знаю одну историю, — ухмыльнулся Гай, — в ней педофила посадили задницей на раскаленный стальной штырь. Гаденыш умирал дня три, и при этом так громко выл, что…
Драхо вскрикнул и отчаянно рванулся в сторону, но Гай был наготове. От удара по ногам предводитель со сдавленным рычанием покатился по песку. Хлынувшие слезы оставили на покрытых пылью щеках белые дорожки.
— Вы не сделаете этого! Сукины дети, пожиратели падали!
Несколько пинков ногами в живот заставили его замолчать.
— Выводи малышей, брат, — кивнул Вик, доставая сигарету, — Бамбула, присмотри за этим куском дерьма.
Дети, вялые и сонные, с неохотой вылезали из клетки. Похоже, Драхо угощал их какими-то таблетками, подумал Гай.
— Дядя, куда мы идем? — капризно спросила кудрявая светловолосая девчушка лет семи, закутанная в рваное одеяло.
— Совсем близко. Вот сюда, — Гай взял девчушку за руку и подвел к Мясорубке, — вы должны войти в эту круглую дверцу.
Мясорубка загудела, мигнула зловещим красным огнем, крутанулась. Девочка в страхе прильнула к Гаю:
— Это не дверца, дяденька! Я боюсь!
— Тихо, тихо, глупая, — сказал Вик, — не бойся. Знаешь, почему надо туда идти?
— Почему? — пискнула девочка.
— Потому что там твоя мама.
— Мама? — ахнула девочка, глаза ее мгновенно намокли.
— Давай, милая, лезь.
— А папа?
— И папа. Все уже давно там, только тебя ждут. Давай.
Ему не потребовались даже подталкивать девчушку — та сама нырнула в страшную крутящуюся пасть. Остальные малыши тоже поверили Вику и хоть не без его помощи, скрылись в Мясорубке. Смуглый большеглазый мальчишка, самый старший, шел последним. Увидев Мясорубку вблизи, он вдруг слабо вскрикнул и бросился бежать, но споткнулся о камень и упал. Гай неторопливо подошел к плачущему парню, бережно взял его на руки и понес к Мясорубке.
— Куда ты, дурак? — сказал он, — зачем убегаешь?
— Я не хочу, — всхлипнул мальчик, цепляясь кулачками за джинсовую куртку Гая, — пустите меня.
— И куда ты пойдешь? — терпеливо проговорил Гай, — ведь все кругом умерли. Все, понимаешь? Нет больше ни городов, ни лесов, ни полей, в мертвых морях не плавает рыба, остались только пепел и черные камни. Скоро и этого не будет. Ничего не будет.
— Неправда. Я живой. И вы тоже. Пустите меня.
Мальчик был таким легким, Гаю казалось — он может держать его на руках вечно, стоя у разверстой пасти Мясорубки.
— Зачем длить страдания, малыш? Ты знаешь, что хотели сделать с тобой эти ублюдки?
— Знаю, — заплакал мальчик.
— Ты не хочешь, чтобы все это дерьмо поскорее закончилось?
Мальчик спрятал лицо на груди Гая, плечи его содрогались от рыданий.
— Послушай меня, мальчик, — проговорил вдруг Вик, — Господь прогневался на людей и сжег этот мир к такой-то матери, остались лишь немногие, такие как ты или мы. Но это ненадолго. Знаешь, что бывает с человеком, когда он умирает? Спустя несколько дней или даже часов тело его начинает гнить, но волосы и ногти еще некоторое время растут. Вот мы и есть эти ногти и волосы, а труп человечества давно уже сгнил под слоем пепла. Мне горько говорить это, парень, но мы уже ничего не можем изменить. Не противься воле Господа. Ты ведь веришь в Бога?.. Эй, парень, слышишь меня?
Мальчик не отвечал. Он был без сознания.
— Давай, брат, — сказал Вик.
Мясорубка чмокнула, принимая худенькое тело, и погасла. Нити кровавого тумана в ее сердцевине потемнели, истончились, растаяли. Вик подошел к предводителю и взял того за подбородок:
— Вставай, тварь. Проводишь нас в Содом, а там мы тебя отпустим.
Драхо поднял к нему красное, измазанное соплями, облепленное песком лицо:
— Это ложь… я чувствую ложь…
— Перестань трястись. Я даю тебе слово.
— И вы… ничего не сделаете мне?
— Ничего. Нам нужно в Содом, ты отведешь нас и получишь свободу.
— Спасибо, благородный господин, спасибо, великодушный, добрый господин…
Вик ударил его и выбил два зуба.
— Иди, Бамбула, — сказал он демону, — ты нам больше не нужен.
Бамбула молча указал на Драхо.
— Иди, — помахал рукой Вик, — не тревожься. Настанет и его черед.
Бессловесный демон кивнул, совсем как человек, и прыгнул в Мясорубку.
— Какой черед? — потрясенно прошамкал Драхо, утирая кровь, — ты же дал слово?
— Дурак. Демон не хотел уходить без тебя. Не соври я ему, ты был бы уже мертв.
— Ты и мне врешь! Я никуда не пойду!
— Подумай, Драхо. Разве у тебя есть выбор? Или ты поверишь мне и отведешь нас в Содом, или умрешь здесь и сейчас.
Вик снял затворы с винтовок торговцев и забросил за холм. Гай нашел в одной из сумок «Магнум» триста пятьдесят седьмого калибра и под насмешливым взглядом Вика спрятал револьвер за пояс. В сумке обнаружились также три коробки тяжелых, медно отблескивающих патронов.
— Зачем тебе эта штука, Гай?
— Пригодится, — огрызнулся он, и кинул патроны в рюкзак.
— Оружие негодяев, — рассмеялся Вик, — оружие глупцов. Когда ты поверишь в Бога, брат? Он защитит тебя лучше этого куска стали.
— Я верю в Бога, потому что вижу его дела. Но оружие все равно не помешает.
Вик громко расхохотался, подняв лицо к небу, а Драхо задрожал и выплюнул в пыль кровавый сгусток.
Корова была мертва. Вик и Гай разобрали на дрова повозку, зажарили несколько кусков сухой жесткой говядины, и поели, запивая мясо вином из фляг. Оставшееся дерево Вик стянул обрывком веревки и оставил про запас — по ночам в пустыне бывало холодно. Драхо от мяса отказался, но вина выпил много. К концу обеда он плохо соображал и передвигался ползком. Гай связал ему ноги и руки, и после этого они с Виком подремали, завернувшись в плащи.
Они проснулись, когда солнце за облаками уже начинало спускаться, неторопливо перекусили и двинулись в путь. Драхо снова стал предводителем — он плелся впереди их маленького отряда, указывая дорогу, Вик и Гай шагали следом, сзади ползла Мясорубка. По пути они несколько раз натыкались на следы ног (по-видимому, недавно здесь прошли другие караваны), но через час после того, как друзья вышли в путь с востока порывами задул холодный ветер, и над барханами черным одеялом поднялась плотная пелена пыли; в воздухе носились хлопья пепла, они быстро заносили следы ровным непроницаемым покровом. Вся равнина пришла в движение; смешанный с пеплом песок словно живой шевелился серым ковром под ногами путников, и друзья шагали вперед, прикрывая лица грязными тряпками бурнусов.
— Вик? — позвал Гай. Вик, погруженный в раздумья, лишь что-то промычал под нос.
— Извини, что спрашиваю, — замялся Гай, — я, наверное, не должен…
— Ну говори.
— Ты хорошо помнишь, что было до того, как… ну, до того, как все это случилось?
— А что?
— Я забываю.
Вик долго шел молча, и Гай уже подумал, что ответа не будет, но Вик наконец вздохнул и пробормотал:
— Что-то помню, что-то стерлось из памяти. Помню, что был капелланом в пехотном гарнизоне Бундесвера в маленьком городке. Помню кислый вкус яблок, что росли в моем саду… да, у меня был собственный дом с садом, рядом с кампусом. Помню соседа — безумного старика, говорившего со своей кошкой. Он верил, что может читать ее мысли.
Вик рассмеялся.
— Воспоминания сгорели вместе с прошлым, — задумчиво проговорил Гай, глядя на черную стену пепла, закрывшую небо на востоке, — что-то вспоминается, но трудно сказать, что из этого было на самом деле, а что — ожившие сны. Помню, что учился рисовать… ходил в кино по утрам… точно, мне нравилось смотреть кино по утрам, когда на сеансах почти не было зрителей. — Гай улыбнулся. — Думаю, мир был не так уж плох. Мне кажется, у меня была женщина, и мне было хорошо с ней. Интересно, были у меня дети? А если кто-то из ребят, кого мы спасли сегодня, был моим?