Когда прошло оцепенение и беженцы робкими кучками стали огибать неподвижные поливалки, раздался вой сирены и жесткий немодулированный голос проревел:
– Внимание, люди! Всем немедленно вернуться в поселок и собраться на стадионе! Повторяю…
Ошеломленные неслыханной машинной наглостью, люди упрямо продолжали путь к спасению. Никто не заметил (или не захотел замечать?), как напряглись инжекторы поливалок. Люди – хозяева машин. Это аксиома, и не было оснований сомневаться в ее истинности. По крайней мере, до тех пор, пока твердые, как железо, струи воды не превратили толпу неторопливых беженцев в грязную, воющую и визжащую от ужаса и боли кучу малу.
Стараясь заслонить Пэм, Рюг встретил водяной таран спиной, но поскользнулся и не удержался на ногах. Пэм покатилась в грязь, а он, совершенно ослепший и оглохший, потерявший остатки мужества, кое-как поднялся на четвереньки и пополз куда глаза глядят. Ушибленная спина невыносимо ныла, похоже, треснуло несколько ребер.
Люди, кто как мог, отползали от шеренги взбесившихся оргов. Рядом с Рюгом оказалась та женщина, что отдала плед бедняжке Пэм. Шуба на ней раскисла, косметика на лице потекла и размазалась, но женщине было не до этого: она тщетно пыталась подняться и кричала, захлебываясь:
– Ру, крошка мой, где ты?!
Рюга этот ее крик окатил жестче холодной воды.
«Она потеряла своего карапуза», – с ужасом понял он.
Забыв о боли в спине, Рюг стал бесцеремонно расталкивать взрослых, тех, кому удалось встать, уклонившись от прямого попадания ледяных струй. Он видел перед собой лишь голубой комбинезончик крошки Ру и очень скоро нашел его, этот комбинезончик, правда уже изрядно перепачканный. К счастью, его обладатель остался цел и невредим. Вместе с другими детишками Ру оказался в ложбинке, куда стекала мутными ручьями вода, но которой не достигали убийственные водяные тараны. Близнецы и здесь оказались самыми жизнерадостными. Они уже вовсю командовали насмерть перепуганной ребятней:
– Ну, вы, мелочь пузатая, утрите сопли! Старшие, помогите младшим!
– Молодцы! – крикнул им Рюг.
– Эх, сейчас бы старую добрую катану, – сказал кто-то рядом знакомым, хотя и охрипшим голосом, – враз продырявил бы вонючие бурдюки этих дуроломов…
Рюг оглянулся. Конечно же, это был Лэн. Полуголый, мокрый, но готовый к драке. Рюг молча потрепал старого дружка по могучему плечу. И в то же мгновение был едва не втоптан в грязь счастливой мамашей, обнаружившей свое дитя живым и невредимым.
– Ру, крошка мой!
Возник маленький переполох. Завидев большую тетю, чье лицо покрывала страшная маска из размазанной косметики и грязи, детишки бросились врассыпную. Лишь Ру остался стоять на месте и, когда женщина подхватила его на руки, неуверенно спросил:
– Мама?
Рюг деликатно отвернулся.
Лэн куда-то пропал. Напор воды заметно ослаб – в цистернах заканчивался ее запас. Внезапно тот самый очкастый спорщик, что тщетно пытался переубедить самонадеянного старика, пронзительно закричал:
– Все назад! В поселок! Отходите!
И сразу неизвестно откуда появились камнеуборщики. Взяв людей, в том числе и тех, кому удалось прорваться за пределы очерченного поливалками периметра, в полукольцо, они стали теснить их к низкой ограде стадиона.
– Внимание, люди! – вновь заговорил неживой голос. – Во избежание ненужных жертв приказываю организованно пройти на территорию стадиона. На стадионе всем соблюдать тишину и спокойствие вплоть до последующих распоряжений!
– Приказывать мне, сукины дети?! – внезапно закричал старикан Кью и, размахивая самодельной тростью, бросился к «линии конвоя».
Казалось, он беспрепятственно проскочит между оргами. Но ближайший же камнеуборщик преградил ему дорогу, угрожающе воздев клешню-дробилку. Кью с разбегу нырнул под нее…
Для Рюга видеть перед собой сверкающий, опасно острый клинок было делом обычным. Когда на тебе надежные хромопластовые латы, а на голове глухой шлем, никакой меч не страшен. Да и противник твой – это такой же парень, как ты. Он никогда не причинит тебе вреда, по крайней мере нарочно. Не то что эти чокнувшиеся механорги… Рюг вдруг представил, что было бы, если бы тренажер до него дотянулся, но ощутил не испуг, а какое-то иное чувство. Взбодренный им, он подобрал несколько увесистых камней, развязал пояс и изготовил из него пращу. Раскрутить ее как следует не вышло, сильно мешала ноющая боль в боку, но первый же выпущенный им снаряд высадил ближайшему камнеуборщику фотофор. Ободренный этой маленькой победой, Рюг снова раскрутил импровизированную пращу, но ослепший на один «глаз» камнеуборщик вдруг швырнул к его ногам что-то большое, круглое и… страшное. Дико завизжала какая-то женщина. Ее визг подхватили другие, и толпа хуторян бросилась к стадиону. Лишь Рюг остался стоять со все еще вращающейся пращой в застывшей руке. Он неотрывно смотрел на лежащий у его ног, совершенно невозможный здесь, несовместимый с привычным ему миром предмет.
А ведь старикан Кью был не так уж стар – всего-то восемьдесят лет. Половина жизни…
Никогда еще на хуторском стадионе не было так тесно, разве что в день, когда Большая Кэнди отмутузила Ника Кайта. Потрясенные свалившейся на них доселе неслыханной бедой, люди сидели на аккуратно подстриженной травке. Стараясь хоть как-то согреться, они прижимались друг к другу спинами. Тем более что по предложению неугомонного очкарика все, что можно было считать относительно теплым и сухим, было отдано детям. Холодало все сильнее, и не только потому, что облако копоти закрыло маленькое марсианское солнце. Перестали работать климатизаторы.
Рюг бродил по арене, спотыкаясь, перешагивая через сидящих. Он искал Пэм. Лица поселян – женщин, мужчин и даже детей – казались совершенно одинаковыми: мокрые, грязные, равнодушные и усталые. Рюг все высматривал знакомый нелепый халатик, но, похоже, Пэм здесь не было.
– Зависла, – произнес вдруг кто-то.
– Что? – переспросил другой.
– Зависла, говорю… Это когда не работает… Ирме нашей кирдык…
– Не может быть… А мы?..
В этот момент один из охранявших стадион камнеуборщиков взвыл, как будто ему заживо оторвали клешню, и пролаял, явно перенапрягая голосовой контур:
– Внимание, люди! Категорически запрещается покидать периметр фильтрационного лагеря в дневное и ночное время. Нарушители наказываются немедленным прекращением физиологического цикла! Полное прекращение физиологического цикла людей наступит примерно через семнадцать часов общего времени… нелюди останутся впредь… до…
Механорг заткнулся на полуслове. Рюг ощутил привычный зуд в переносице. Вздох облегчения пронесся над стадионом, даже не вздох – всхлип, когда знакомый деловитый голос Ирмы как ни в чем не бывало сообщил:
– Сбой системы устранен. Приступаю к эвакуации.
Высоко-высоко над плачущими людьми, над пепелищем, над узкой полосой возделанной пустыни – выше дремлющего миллионы лет вулкана Олимп, выше все еще тонкого слоя преобразованной атмосферы – в вечном безудержном танце кружили скоробеглые луны Марса: Фобос и Деймос – Страх и Ужас.
Глава первая
ДЕВУШКА-АСТРОНАВТ
1Сначала могучий еловый бор растворился в пронизанном вечерним солнцем березняке, а потом и березняк рассыпался на отдельные рощицы, которые понемногу отступили от магистрали, теряясь в знойном степном просторе. До Узла оставалась всего какая-то сотня километров, и торопиться было незачем. И все же, предвкушая контрастный душ, свежее белье и фирменный кофе Базы, Лиз пришпорила и без того резвого онокена, но тот вдруг протестующе заклекотал, резко сбросил скорость, затормозил на остаточном поле и, развернувшись поперек дороги, заглох.
– Здрасте, приехали, – пробормотала Лиз, слезая с заартачившегося механорга.
Стрекотали цикады. Мягко шелестела полынь. Солнце неудержимо скатывалось к подернутому дымкой горизонту. В быстро тускнеющем небе кружили большие черные птицы – то ли орлы, то ли эринии.
Лиз поежилась. Через час-другой наступит ночь, и тогда…
Нужно было во что бы то ни стало попытаться привести онокена в чувство. И Лиз долго терла его, давила на похолодевшие выпуклости и вогнутости на роговом щитке управления, стучала кулачком по мохнатому загривку и при этом приговаривала:
– Что же ты упрямишься, дурачок? Думаешь, я пешком доберусь? Так ведь некогда мне пешком топать. Меня же ребята ждут. Ну не упрямься…
– Мне кажется, он просто выдохся.
Лиз вздрогнула и медленно обернулась.
Оранжевые, с черными каблуками и острыми, загнутыми кверху фиолетовыми носами «сапоги-скороходы», голые загорелые икры, широкие, в красно-зеленую полоску бриджи, безумного янтарного цвета куртка, глупое приветливое лицо, белобрысая голова. Одним словом – овощ. Чучело огородное.
Лиз почувствовала острое раздражение. Надо же, именно сейчас ему приспичило!..