Впрочем, дядя Миша кого угодно притормозит.
Был он в форме, и фуражка, как обруч, стягивала его крупную голову, а передние пуговицы едва удерживали живот, и еще – почти двухметровый рост, не сержант, а языческий бог, обозревающий подданных.
К такому не захочешь, а подойдешь.
Даже Тотоша присел и, не решаясь обнюхать, скосился на лаковые голенища.
– Куда спешите, Сережа?
– Да вот, выходные, – бестолково объяснил Сергей. – То да се. На рыбалку, а, может быть, и за грибами. Сами понимаете, надо все подготовить…
Дядя Миша неторопливо отклинил фуражку и громадным махровым платком вытер лоб, на котором околыш оставил заметную полосу.
Спрятал платок в карман.
– Да… Погода имеется подходящая… И клевать, как я понимаю, должно, и моховички – уже побежали. Вы, Сережа, куда именно собираетесь?
– Так – на Грязи, естественно. Куда каждое лето.
Дядя Миша водрузил фуражку на место.
– Грязи – дело хорошее, – веско сказал он. – Я и сам, бывало, на Грязи по субботам закатывался. Возьмешь, значит, удочку, выйдешь с утра на берег… Болотце там, вот, что меня беспокоит…
– Так в болотце мы не полезем, – бодро ответил Сергей. – Мы – с другой стороны, там, где березняк и обрывы. Да и что за болотце: корова перейдет – не заметит…
Он томился натужной необязательностью разговора.
Дядя Миша, однако, не собирался его отпускать: обозрел пустошь площади, где скучали на остановке несколько сельских жителей, по привычке сверил часы, потому что как раз еле слышно бибикнуло, погрозил толстым пальцем Евсею, который в потертом своем пиджачке направлялся неверной походкой куда–о в сторону магазина, объяснил, отдуваясь, как уставший гиппопотам: «Уже нагрузился. Сейчас свалится где–нибудь в переулке», – и продолжил, словно по служебному долгу:
– Корова–то корова, Сережа. Да вот, говорят, там подземные воды проклевываются. Значит, два раза пройдешь, на третий – провалишься. Такая механика…
– Ладно, дядя Миша, я буду иметь в виду.
– Вообще там посматривайте: следы, может, какие–нибудь, обрывок одежды…
– Вы, дядя Миша, о чем?
– Так мальчишку–то до сих пор не нашли, – ответил милиционер. – Так его туда и растак!.. С утра прочесываем окрестности.
– Какого мальчишку?
Дядя Миша повернулся всем телом и впервые с начала беседы внимательно посмотрел на Сергея.
– Байкалов Вася. Вечером вчера ушел и до сих пор не вернулся. Мать – в истерике. Главное, вообще непонятно, куда он мог деться. Если бы с ребятами, ну – кто–нибудь бы проговорился. А так – как в воду. Неужели, Сережа, не слышали? То–то я гляжу, вы – разгуливаете…
– Вася Байкалов?
Сергей вдруг вспомнил заплаканную пожилую женщину, которая ему не ответила. Вероятно, мать. Байкалова он не знал. Представляю каково сейчас Ирине Владимировне. Тоже – мечется, наверное, по кварталам. Классный воспитатель всегда и за все в ответе.
Он сказал неуверенно:
– Мальчишки, все–таки, дядя Миша. Ну, играют в каких–нибудь там индейских разведчиков. Или дома поссорился, убежал, чтобы характер продемонстрировать. Или, может быть, поспорил с ребятами… Объявится к вечеру. Есть захочет – вернется.
Он в это не слишком верил.
А дядя Миша, который слушал его тираду, вновь достал платок и неторопливо утерся.
– Может быть, и объявится, – рассеянно сказал он. – Вы, конечно, учителя, вам – привычней… Нет, не так все просто, Сережа. Было месяц назад аналогичное происшествие. Помните – четвертая школа, мальчик Володин? На окраине это, но мы принимали участие. Так вот, его не нашли.
– Преступная группа?
Дядя Миша вздохнул.
– Насчет группы вам Пекка все объяснит. И насчет группы и насчет мер, принимаемых им лично. Он как раз сейчас выступает у вас на собрании.
– Каком собрании? – не понял Сергей.
– Ну, у вас, значит, в школе. Собрание там, педсовет. Пекка попросил, чтоб ему дали выступить.
У Сергея отвисла челюсть. Прекратилось дыхание и глаза полезли на лоб.
Вдруг вскочил и звонко тявкнул Тотоша.
– Неужели запамятовали?..
– Елки–палки! – потрясенно сказал Сергей.
Тотошу он привязал за углом, чтобы не мозолить глаза. Тот вертелся всем телом, чувствуя, что его оставляют, – жалобно и тонко скулил, пару раз слабо гавкнул, словно пробуя голос. Умоляющий взгляд его так и приклеивался к Сергею, а обрубок хвоста мотался, как будто жестикулируя. Было, однако, не до него. Сергей лишь сказал: «Сиди тихо», – после чего обогнул здание, выпирающее торцом, и буквально взлетел на второй этаж, где находилась учительская.
Сердце у него гулко стучало, и в груди нарастала тоска, что сейчас влепят выговор. Как же так я мог позабыть, в отчаянии думал он. Ведь еще на прошлой неделе специально предупреждали. В пятницу, в десять утра – педсовет. В понедельник и Зиночка заходила, напоминала. Ну – растяпа, ну – катастрофическое невезение.
Ему было неловко. Елки–палки, проштрафился, теперь Семядоля будет скрипеть: «Что же вы, уважаемый Сергей Николаевич…» А Герасим, чтобы подольститься, добавит насчет ответственности.
Герасим своего не упустит.
Сергей даже застонал от обиды: осторожно ступая, приблизился к открытым светлым дверям и, увидев у задней стены учительской свободное место, просочился, надеясь, что, быть может, его не заметят.
Конечно, не тут–то было. Стул предательски скрипнул, и лица присутствующих оборотились к нему. Семядоля, сидящая рядом с Пеккой, демонстративно нахмурилась, а Герасим в переднем ряду так даже развел руками. Не укладывалось у него в голове, как можно опаздывать на важное совещание.
Пекка тоже был недоволен.
Он покашлял, призывая слушателей к порядку, а затем, насупившись, как кабан, произнес:
– Значит так. Повторяю для опоздавших. Принимаются все необходимые меры. Поселковые уполномоченные извещены. В настоящее время милиция прочесывает окрестности. Мы связались с военными, нам обещано, что вылетит вертолет. Истекло всего двенадцать часов с момента исчезновения. Я надеюсь, что мальчик жив и будет в скором времени обнаружен. Но учитывая, с одной стороны, что данный случай не первый, а с другой стороны – чрезвычайно тяжелый рельеф прилегающей к городу местности, мы решили, что нам следует обратиться к общественности. Разумеется, прежде всего к коллективу учителей. Любая помощь будет сейчас полезна. Может быть, мальчик что–то сказал кому–нибудь из друзей. Может быть, его приятели заметили что–то сами. С учителями ребята будут говорить откровеннее, чем с милицией. Я надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь. Нам сейчас важна буквально каждая мелочь… – Пекка сел, но тут же опять поднялся и короткой растопыренной пятерней зачесал назад волосы тускло–белого цвета, было видно, что он определенно волнуется. – Только я просил бы не истолковывать мои слова в том смысле, что милиция здесь бессильна. Не надо обвинений, товарищи. Милиция активно работает…
Он уселся уже окончательно и бесцельно потрогал массивную медную пепельницу, начищенную до блеска.
– Вопросы имеются?
Сразу же поднялся Котангенс – держа левую руку в кармане. В правой же у него торчала незажженная трубка.
– Правильно ли я понял, уважаемый… товарищ майор… что в предложенной ситуации мы имеем дело с так называемой «серией преступлений»? Согласитесь, что два одинаковых случая могут рассматриваться как «серия».
– Возможно, – сказал Пекка сквозь зубы.
– Правильно ли я понял, опять же… товарищ майор… что в обоих случаях исчезновения имели одинаковые характеристики? Ну – внезапность, неподготовленность, отсутствие каких бы то ни было очевидцев. Что свидетельствует не о добровольном исчезновении, а о насильственном?
– Ну, в общем – так… – подтвердил Пекка не слишком охотно.
– Тогда не кажется ли вам… товарищ майор… что причиной исчезновения может быть определенное патологическое вмешательство. Например, психическая аномалия, обостряющаяся в зависимости от сезона. Или вспышка болезни, которая проявилась таким неожиданным образом. Занималась ли милиция медицинским аспектом проблемы?..
– Милиция этот вопрос исследует…
– Благодарю вас. Достаточно.
Котангенс сел и картинно закинул ногу на ногу, вставив в рот трубку.
Вдруг заговорили все разом:
– Маньяк на улицах города!..
– Безобразие!..
– Мэру нужно объявить чрезвычайное положение!..
– А зачем?
– Просмотреть медицинские карточки во всех поликлиниках!..
– Много вам дадут ваши карточки!..
– Ну не знаю – а вдруг обнаружится…
– Сумасшедшие на свободе!…
– Спокойно, спокойно, товарищи!..
Семядоля, привстав, колотила по столу авторучкой. Брови у нее сильно сдвинулись, а над круглыми, близко посаженными глазами появились вертикальные складки.