− Не обожгись, − протянул он ей горячущую кружку
− Какой обходительный, − приняла Чили питье, вдохнула вкусный пар.
− У самоедов принято. Сперва поить и кормить своих младших, стариков и женщин.
− А раньше не своя была?
Паха немного смутился. Чего спрашивает?
За пройденный путь разговоров они вели о многом. Но лишь теперь коснулись болезненной темы. Наверное из-за пасечников.
− Как думаешь, кто он?
Пахе понятно о ком его речь.
− Не знаю. Я его в Заречном видел. Мельком. Только никак не мог вспомнить.
− Он такой…. Страшный.
У Пахи своя версия. Не романтическая, не мистическая, не из фильмов ужасов. Практическая.
− Он в темноте жил, а там не больно много углядишь. Человеку фонарь нужен или зрение особое. У белоглазых шары навылуп, а у этого шкура. Сразу и панцирь и глаза. Теплое видит. Как змея.
Пахины рациональные объяснения Чили вполне устроили.
Путь трудно, но подавался. Мокли под дождем, сохли под ветром, пеклись на солнце. Позагорали у реки в компании кроков. Тем более они теперь к Чили не приставали. Удирали без оглядки. Предатели!
− Что-то у тебя с внешностью, − подшучивал Паха. — Может ночью рискнем искупаемся? С тобой.
− А сам? Боишься? Все мужики, за женским подолом спрятавшись, храбрые, − ответствовала Чили, но как-то не очень старалась зубатиться.
− Ничего не хочешь сказать? — пристал Паха к Чили.
− Нет, − насупилась девушка.
− Точно ничего?
− Точней не бывает, − залилась Чили краской.
Паха обнял. Потрепал короткие волосы. Потрогал уши.
− Ты чего? — и не думала она вырваться.
− Смотрю, не розовые ли?
Чили захлюпала носом и разревелась.
− Я боюсь.
− И я боюсь, − Паха крепко-крепко прижал девушку.
− Тебе-то чего бояться?
− А я за компанию. С тобой.
Километры сплетались в дни, дни складывались в недели. Погода то баловала, то удумывала капризничать. Двое честно делили и дорогу и кусок хлеба. Как и должно.
Однажды Паха разоткровенничался. Само собой не вдруг, не от избыточности ностальгии. Наткнулись на лагерь гусятников. Трое передрались из-за добычи. Женщины. Посчастливилось дурням прихватить в лесу самоедку. Поделить не получилось, дошло до стрельбы. Стрелять лучше, чем договаривались. Не выжил никто. А добыча осталась привязанная к дереву. Медведь приплелся на вонь трупятины, заодно и свежатиной угостился, обожрал лицо, выел нутро. Это-то и послужило толчком пахиному рассказу.
− Я ведь чего в гусятники подался. Отмстить хотел. Думал, найду гадов, что людей на минное поле загнали, прикончу….
Чили само внимание. Это ведь не за нее он мстить собирался.
− Получилось?
− Пятерых. Командира их. Белого. Был среди них такой. Четверо где-то шляются. Должно быть в город подались.
− А теперь не хочешь. Отомстить? — зацепилась Чили. Чем не возможность кое-что выяснить для себя.
− Попадутся не спущу, а гоняться не стану.
− Почему?
− И без них дел полно.
− Ты ведь тоже в город собирался.
− Пустым тешился.
− Как так? — удивилась Чили. То, что ей поведали Нити ей не забыть.
− За чужой смертью гоняться, свою жизнь похоронить.
− Там бы тебя подлечили. А то на станции, думала помрешь.
− Может, подлечили бы, а может бы в подземку спустили, подыхать. А тебя с кем оставить? В городе женщине одной делать нечего. У первого перекрестка украдут, у второго на панель выставят. Никто и искать не станет.
Паха не врал. Для вранья слишком эмоционален.
«Он ничего не помнит! Значит не его мысль, чужая, повторенная за кем-то в полубреду!» — осенило Чили.
− А ты бы искал?
− Проще не дать украсть.
За лесом открывалось бескрайнее болото. Паха решил обходить.
− В нем гнусу, дышать не дадут. Да и так всякой заразы полно.
Краткая лекция чего полно, вызвала у Чили легкий озноб. Лучше уж вокруг обойти десять раз.
Десять не десять, но болото обошли. На привале, Паха, от нечего делать, показал ей трюк с веточкой. Слюнил и подсовывал мурашам. Те, обеспокоенные посторонним запахом, выплескивали на палочку кислоту. Попробовав, угощал Чили.
− На случай если на кисленькое потянет, − увернулся Паха от шлепка.
Беда приключилась, когда до цели оставалось рукой подать. Как Паха не осторожничал и не проявлял предусмотрительность, пасечники выследили. Поди догадайся, где след заприметили. Человек не муха. Это в воздухе следов не остается. И то не всегда. Не исключено случайно наткнулись, но разве от этого легче?
Паха успел только насторожиться. Выстрел. Видимо торопились, руки от счастья затряслись. Пуля впилась в ствол березы. Второй. Картечью посекло кусты, но не зацепило.
− Туда! — указал Паха, прикрывая собой Чили.
Кинулись бежать. Бах! Бах! Неслось им вдогонку. Последним выстрелом Паху и зацепило. Пуля попала в бедренную мышцу и скользом задела кость. Ходок из Пахи стал посредственный. Огляделись, заняли оборону. Паха ответил из стечкина. Попал. Минут пять он и Чили слушали, как верещит пасечник.
− Свежуют, − таков пахин ответ на вопрошающий взлет бровей девушки. − Деликатес готовят. Если живого разделать, мясо особый вкус имеет.
Не будь Паха ранен отправился бы счеты сводить. Плевать ему сколько их там. Трое или десятеро. Но он ранен и отвечает не только за себя, но и за Чили.
Последующие двое суток вымотали обеих. На привале Паха осмотрел пистолет. Пересчитал патроны. Весь боезапас шесть штук. Плюс граната.
− Вот как поступим, − Паха посмотрел на пропитанную кровью повязку и распухшую ногу. — Я их придержу…
− Нет! Нет! Нет! — затараторила Чили. — Я останусь с тобой.
− Послушай! Послушай! Я их придержу, а ты сгоняешь за подмогой. Тут не далеко осталось. Мы почти пришли. Поднимешься вверх, вон до того камня. За камнем труба − проход. Он выведет на площадку. Дальше через каньон мост лежит. А на другой стороне пост. Его фермеры держат.
− А может, услышат выстрелы? И придут?
− Не придут. Даже если услышат. Такие правила. Заведено так. Надо обязательно показаться, − сочинял Паха. — Иначе посчитают ловушкой. Зря, что ли пасечники здесь ошиваются.
Выглядело правдоподобно, но Чили не проведешь — обман!
Паха прервался, выстрелил. Вскрик. Готов. Эх, кабы калаш! На все дела пять минут!
− Одним меньше…. Иди… не тяни время….
Чили вцепилась в пахино плечо. Ей страшно оставлять его одного. Страшно бежать вверх под пулями, страшно оторваться от Пахи. Она привыкла быть с ним рядом.
− Перейдешь по мосту. Только вверх, на скалы посмотри. Увидишь грифа, не суйся. Покричи или руками помаши. Тебя с поста увидят. Но даже если никого нет, в сторожке сирена. Ручку крутанешь и они в пять минут примчаться. Поняла? А я уж десять минут продержусь.
− А если вдвоем? Наверх?
− Не получится. Кто-то должен их задержать. Иначе…. Тропа до самого верха простреливается. Не успеем вдвоем добраться. Отличная мишень получимся.
− Я лучше с тобой…
− Время…. Уходит.
Паха обнял девушку, сильно притиснул, поцеловал. Так целуют на прощанье. Это нельзя понять, можно только почувствовать.
− Ты… Вы все, что у меня есть, − прошептал Паха на ухо Чили. — Я не отдам. Не могу отдать…. Иди…
Мгебо утверждал, самое главное чувство мужчины к женщине доверие. А доверие нельзя обмануть.
Чили выдохнула и стремительно, как только могла, побежала по тропе вверх. От её быстроты зависит многое. Зависит все. Жизнь Пахи. И её.
Следующего Паха снял прямо в «тыкву». Пасечник потерял терпение, поторопился за девушкой и попер в наглую. Ну и схлопотал. Пуля сочно чвакнула, угодив рядом с виском. В третьего Паха промахнулся. С досады сплюнул. По движению и перемещению врага он понял, патронов у него на всех не хватит.
− Жалко вас сук на белом свете оставлять.
Чили бежала вслушиваясь в выстрелы. Ей совсем не трудно определить когда стрелял Паха. Раз…. два…. Значит у него еще три патрона. Целых три….
Потом долго не было стрельбы. Чили замедлила бег в беспокойстве и….
− Пафффф, − подал голос стечкин.
…опять припустила что есть духу.
Всех битв не выиграть, всех лавров не получить. Даже загадывать про то не стоит. Не так обидно проигрывать. Пахе не обидно, мужчины не обижаются, ему огорчительно.
Он осмотрел место. Скальный срез нависал над началом тропы. Крупный песок под ним в легких косых штрихах следов. В самом низу лаз. Зимовник трещеточника. Их там сейчас кишмя кишит.
«Так и поступим», − одобрил Паха собственную затею.
Хер пасечники его получат! А к тому времени Чили доберется до поста. Будет он жив или нет, не важно. Фермеры её приютят. С ними она выживет. Еще пожалел, что не увидит своего ребенка.
− Лучше бы пацан, − загадал Паха. Но сам же усомнился. Из вредности девку родит. Она такая!