– Пеммикан, – прозвучал слева от меня голос Томми, – питательная смесь из хлебных сухарей, сала, соли и сушёных овощей. Может очень долго храниться, мы всегда с собой парочку таких колобков таскаем.
Я медленно кивнул – чтобы это было похоже как на благодарность за комментарий, так и на жест: «Спасибо, сам знаю». У нас исчерпание запасов раздобытой по случаю тушёнки, как правило, означало сворачивание всех планировавшихся марш-бросков – если только они не подразумевали верной наживы, разумеется.
– Нет охоты попробовать?
– Нет, спасибо, ещё не голоден. Откуда вы, Томми?
– Ага, вот так сразу? Ну это и правильно. Мы из Верхнеуральска.
– Да ну? Он же под налётчиками полностью.
– Был. Той весной выбили всех.
С возросшим вниманием я начал всматриваться в лицо этого странного молодого атамана. Широкие, правильно очерченные скулы и прямой, рубленый подбородок человека, который любит говорить и действовать решительно быстро. Прямой взгляд живых серо-карих глаз, которые в наших местах почему-то назывались бл. дскими, и выбивающийся из-под капюшона маскхалата, совершенно мальчишеский, вихор пепельных волос. И, наконец, низкий ровный голос, похожий на мерный рокот работающего на холостых оборотах мощного двигателя. С такими людьми иметь дело легко и приятно, даже если они тебя обманывают. Особенно, если обманывают…
– Во дела! И как вам это удалось, расскажешь?
– С удовольствием, но попозже. Вы когда-нибудь раньше сталкивались с пришельцами?
– Давно, несколько раз… не воевали, так, издалека видел.
– Понял, – Томми сел на бревно и, в задумчивости, два раза провёл ладонями по коленям, – ну что я могу сказать, это самый сложный и опасный противник из всех, с кем только можно повстречаться. Очень умные, отлично подготовленные профессиональные воины. К тому же хорошо бронированы. У вас там в рожках что набито?
– Обычные. Но бронебойные, кажется, у кого-то были, я распоряжусь.
– Кажется? – в голосе Томми лязгнуло презрение, подавить которое он, скорее всего, просто не успел.
С неприятным удивлением я отметил в своей речи готовые выскочить на поверхность извиняющиеся интонации. Каким-то образом этот бритолицый щенок, уступавший мне в возрасте не менее десятилетия, прямо здесь и сейчас становился главным.
– Да, точно были. Сколько их там, в доте засело?
– Девять. Из них двое или трое ранены. Вооружены так, средне – автоматы, гранаты, один пулемёт.
– Ясно. А взглянуть на ситуацию можно?
– Даже нужно. Вот, надень халат, рано ещё вам перед ними светиться.
Мы молча проследовали мимо расположившихся у костра группы бойцов. Семеро моих парней уже успели разговориться с сидевшими у костра халатниками и вовсю обсуждали походный быт. Как раз, когда мы проходили мимо, поднялась тема лыж. Видимо, Томми похлопотал, чтобы обеспечить свой отряд в полной мере этим средством передвижения, мои же ребята лишь завистливо бормотали, что нам такого славного трофея ранее не попадалось, а озаботиться следовало бы.
Взобравшись по склону, мы направились к видневшемуся впереди просвету между деревьями, откуда не так давно звучали выстрелы. Деревья не редели, просто в одном месте лес обрывался, уступая обширной поляне с такими неплодородными песчаными почвами, что там не могла прорасти даже самая чахлая ёлочка. К кромке леса мы подползали уже по-пластунски. Если бы не чернеющие подошвы обуви, то я в два счёта мог бы наткнуться на одного из залегших здесь автоматчиков, которых, оказалось, общим числом семь человек. В целом они выглядели достаточно расслабленными, если не сказать праздными, но стволы и лица каждого из них были обращены к центру поляны.
– Ну что тут у вас? Шевелятся, родимые? – спросил Томми ближайшего автоматчика, доставая из-под халата бинокль.
– Да, ничего такого. Минут двадцать назад опять начали высовываться непонятно зачем, загнали их назад. В обратку почти не стреляли.
– Ах, неужели! Поди патроны заканчиваются. Ну-ну, господа серомордые, и что вы думаете предпринимать дальше? – прильнув к биноклю, в порыве мальчишеского веселья Томми широко улыбнулся и прищёлкнул языком, затем протянул прибор мне. – Полюбуйся.
Я прильнул к окулярам. Эта поляна была хорошо известна всем живущим в окрестности, и являлась одним из основных ориентиров. Она имела вытянутую каплевидную форму, слегка сужаясь с одной из сторон, имея примерно три с половиной – четыре сотни метров протяжённости и около ста пятидесяти метров в поперечнике в самой широкой части. Росший по краям лес местами даже нависал над поляной склоненными соснами, не смея преступить незримую грань. В этой самой широкой части поляны, аккурат по центру, был достаточно высокий пригорок с бетонным дотом на вершине – местные называли его бункером, совершенно не беспокоясь о номенклатурных нюансах. Ну да им простительно, военных училищ не оканчивали. Я, правда, тоже его так и не окончил, но тому виной 23 декабря.
Сам дот представлял собой совершенно типовое оборонительное сооружение времён Второй Мировой – колпак с покатой крышей и тремя широкими двухместными амбразурами. Заслонки амбразур и укреплённые двери покинули это строение много десятилетий назад, но крепкие бетонные стены всё ещё могли справиться с хорошей артиллерийской взбучкой. От самого дота когда-то вела укреплённая траншея, через которую бойцы могли покидать огневую точку, пребывая в относительной безопасности, но за ней давным-давно не ухаживали, и сейчас от траншеи осталась лишь совсем незаметная под снегом канавка. Хорошо знакомую картинку искажало лишь то, что значительная часть поляны перед дотом была истоптана до грязного месива, в котором были хорошо видны человеческие тела. Я насчитал шестерых – остальные пеструхины бойцы, вместе, быть может, со своим атаманом, стыли где-то неподалеку среди деревьев. Временами через амбразуры можно было разглядеть какое-то движение в доте, слишком скоротечное, чтобы мог сработать снайпер, как с нашей стороны, так и с противоположной.
– Да уж, картинка маслом, – произнес я, возвращая бинокль, – и что, никого из серомордых ещё не подстрелили?
– Зацепили как минимум двоих, – ответил мне приятный женский голос.
С удивлением оглянувшись, я заметил, что один из лежащих рядом на своих ковриках бойцов имеет чертовски соблазнительные формы, различимые даже под мешковато-сидящем и перехваченным на поясе ремнём, маскхалатом. Красивая девушка смотрела на поляну, подпирая щеку сложенными на лежащем автомате ладонями. Её лицо было расслабленным, едва ли не сонным, но прищуренные глаза неотрывно следили за бункером, что придавало ей сходство с кошкой, дремлющей возле мышиной норы.
– Это Мира, наш самый перспективный боец, – заметил Томми, пряча в уголках рта призрачную улыбку.
– Привет! – ничуть не изменившись в лице, Мира помахала в воздухе пальцами.
– Феликс, – представился я, и на это не отреагировал.
Томми приглашающе мотнул головой и начал медленно отползать назад, я последовал его примеру. Преодолев, таким образом, около десяти метров, мы поднялись на ноги и, пригнувшись, проследовали обратно к костру. Здесь уже шла вполне тёплая беседа. Сидящий на чурбане Симон о чём-то увлеченно рассказывал, а обступившие его хлопцы, время от времени поддакивая или негромко переспрашивая, лишь согласно кивали. Его товарищ чуть поодаль ковырялся в рюкзаке, желая продемонстрировать что-то из своего снаряжения стоявшим рядом и заглядывавшим ему через плечо Филину и Серёже. Это было удивительно, так как Серёжа – молчаливый широкоплечий амбал – в нашем отряде слыл самым нелюдимым и старался без особой надобности ни с кем лишним словом не обмениваться.
Подойдя, Томми распорядился поставить палатку на холмике, и два его бойца засуетились, возводя ярко-оранжевый купол. Про себя я отметил, что оттуда палатку наверняка будет видно в доте, хотя, надёжно поразить её, шансов нет – любой, задержавшийся в амбразуре более чем на две секунды, тут же будет досыта накормлен свинцом… Мира постарается. В уже поставленную палатку втащили рюкзаки, пару брёвен для сидения и ручное зарядное устройство для раций, смонтированное из динамки на частично выдолбленном чурбане. Томми всё это время разгуливал вокруг, заложив руки за спину и выбрасывая вперёд негнущиеся ноги, явно о чём-то размышляя. Когда бойцы закончили свою работу, мы вдвоём вошли внутрь.
– Чаю хочешь? – Спросил Томми, доставая из вещмешка щедро пахнущий травами свёрток.
– Хорошо бы, – согласился я, – спиртным на марше не балуетесь?
– Не только на марше, но и в остальной жизни сводим к минимуму. Столько сил уходит на то, чтобы не давать людям скатываться до состояния зверей…, а водка в один момент может всё повернуть вспять.
– Ну, водка штука по-своему полезная в общении. Делает сложные вопросы простыми.