Сзади него кто-то заорал павлиньим голосом. Он мимовольно обернулся и увидел низкорослое существо неопределенного пола, одетое в подобие больничной пижамы, с белой, как у Бардаганова, кожей, с лицом, заросшим редким светлым волосом, что делало его похожим скорее на животное, чем на человека. Существо, обеими руками закрыв нос и рот, стояло по колени в бурлившей нефти, с ужасом осматривалось вокруг и не решалось что-либо предпринять. Пока оно сомневалось, тряслось от страха, отвращения и всхлипывало, поток добавил мощи, забурлило, закрутило вокруг сильнее. Не устояв на слабых ногах, существо упало, и его понесло к ступенькам. Ударившись спиной о ноги Котиля, оно поднялось, сморщив перекошенное от отвращения лицо и крупно вздрагивая всем телом, снова стало терять равновесие и вцепилось в рукав футболки Котиля. Рукав затрещал, Котиль пошатнулся, не ожидая такого; рана в груди не давала ему войти в полную силу. Пошире расставив ноги, он взглянул на существо зверским взглядом. Повинуясь первобытному импульсу, рождённому ещё до того, как гуманистическое воспитание в человеческой натуре дало первые ростки, он почувствовал злобу, ненависть, отвращение, животную жажду раздавить это существо, которое было другой крови. Он сам был не совсем человеком, и оно было не человеком. Человек стоял где-то рядом с ними, как веха, определяющая то ли цель, к которой надо стремиться, то ли этап, который следует преодолеть.
— Спаси меня! — едва разобрал Котиль невнятный лепет существа, по-видимому, женского пола. Первым побуждением его было толкнуть, уничтожить её, с ног до головы выкупав в бурном потоке, вырвавшемся из земных недр, в этой губительной для неё среде. Ты сама этого хотела, доведя свою жизнь до ручки; во что вы превратили себя, твари!
— Всех не спасёшь… пошли быстрее! — визгливо воскликнула Вика, крепче схватившись за его шею. Она смотрела на существо с брезгливостью и ненавистью, с возродившимся вдруг эгоизмом животного, которому угрожает смертельная опасность. Чтобы выжить самой, пусть погибнут другие!
— Держись сильнее, — с остервенением прохрипел Котиль перерожденке, и почувствовал, как тонкие пальцы с впечатляющей силой впились ему в локоть. Перехватив Вику поудобнее, он двинулся дальше.
На улице нефти было меньше. Розы, заботливо ухоженные сотрудниками института, а теперь обречённые, выглядели последним бастионом прекрасного посреди безумного разгула ядовитой стихии. Вдоль аллеи медленно несло изъеденный крысами труп добермана, то притапливаемый потоком, то всплывающий на поверхность. С другой стороны, навстречу дохлому доберману, брела серая псина, прежнюю породу которой определить было невозможно. В зубах она сжимала белую крысу, которая была еще жива и сучила розовыми ножками, жалобно попискивая. Остановившись в нескольких шагах от Котиля, псина злобно зарычала, не выпуская добычу. Зеленоватая шерсть собаки, на спине местами забрызганная, а на брюхе густо перемазанная нефтью, имела отталкивающий, тошнотворный вид.
Котиль остановился и взглянул на собаку. Крыса снова жалобно запищала, засучив ножками в последней попытке спасти свою жизнь. «Иди быстрее же, иди!» — кричала Вика над самым его ухом. Существо, вцепившееся ему в локоть, тоже стало дергать его, заверещав что-то нечленораздельное. У Котиля снова возникло желание пнуть его ногой, а вслед этой переродившейся твари бросить в разгулявшуюся стихию и Вику, и пойти спасать несчастную крысу. Перед глазами его, рождённая обострённым воображением, тотчас появилась картина, как он, выдержав очередную схватку с врагом, несет спасённую крысу, а она вместо благодарности вонзает в его плоть зубы, требуя идти быстрее, не отвлекаясь на помощь другим попавшим в беду тварям. Злобно сплюнув в сторону собаки, он тяжело побрёл к воротам.
У ворот двое существ, упав на четвереньки, барахтались в нефти, с ног до головы перемазанные ею. Когда Котиль, тяжело дыша, проходил мимо, одно из них, приподняв голову, внимательно поглядело на эту странную процессию. Это был горбун, серый перерожденец, ростом не выше школьника младших классов. Возраст его определить было невозможно, он был насквозь пропитан нефтью, капавшей с волос, одежды, подбородка. Напарница его по блаженным купаниям была, по-видимому, женщина. Она постоянно кашляла и утирала рукавом рот. Ростом она тоже не вышла, хотя горбатой не была. Длинные распущенные волосы, перемазанные нефтью, делали её похожей на фурию, дорвавшуюся, наконец, до чего-то вожделенного, чего хотелось больше всего в жизни.
— А-а, зараза белая! — с ненавистью прохрипел горбун, вперив взгляд в перерожденку, которая держалась Котилю за руку. — Припекло? Ещё не то будет!
Сплюнув чёрный густой комок, он неожиданно резво, хлюпая по нефтяному морю, подскочил к ней и крючковатыми пальцами с длинными ногтями вцепился в волосы. Та заорала каким-то странным криком, больше похожим на клекот потерявшей звонкость голоса птицы, чем на человеческий голос. Еще сильнее, уже обеими руками, она впилась в локоть Котилю.
— Ты чего?! — крикнул Котиль горбуну. — Пошёл вон!
— Кого защищаешь? — вызверился горбун. Неуклюже, едва не свалившись, он ударил белую перерожденку ногой и заматерился, корча отвратительные рожи. К нему на помощь, то ли подвывая, то ли порыкивая, поспешила его подруга. Глаза её, одна из немногих частей тела, не измазанных нефтью, сверкали чем-то жутким.
— Отдай её нам… зачем она тебе! — завыл дурным голосом горбун. Он и молил и требовал одновременно, как молят чего-то важного, без чего невозможно жить, и основательнее вцепился белой перерожденке в волосы. Котиль, для удобства немного развернувшись, пнул его ногой в пах. Тот заорал, скорчившись в припадке ненависти, и бросился в атаку, выставив пальцы, как зверь когти, и скаля мелкие кривые зубы. Котиль снова ударил ногой, но горбун ловко перехватил ее, чуть не свалив Котиля вместе с Викой.
— Брось её! — заорала Вика. — На кой она тебе сдалась!
— Я тебя брошу — на кой ты мне сдалась! — с прорвавшимся бешенством рявкнул Котиль и опустил Вику босыми ногами в бурливший нефтяной поток. Вика взвизгнула и стала топтаться на месте, высоко поочередно подымая ноги, словно нефть была горячей, и стоять в ней было невозможно. Котиль шагнул к горбуну и ударил его кулаком, но тот, прикрывшись, вцепился в руку Котиля и попытался вонзить в нее зубы. Он оказался на удивление цепким и сильным. Перерожденка, не отпуская локтя Котиля, мешала, оттягивая его назад и сковывая руку. Котиль снова пнул его ногой, но горбун был на чеку, и прикрылся, съеживаясь и завывая. Подруга его зашла с другого боку и пыталась царапаться ногтями, опасаясь приближаться слишком близко.
— Пошли вон! — заорала Вика, перетаптываясь на месте и с отвращением глядя на бесновавшихся перерожденцев. — Да брось же ты её! — кричала она уже Котилю, — спасай свою шкуру!
Но Котиль, осознавая необходимость уходить, не оттолкнул перерожденку, для которой он был последней надеждой на спасение. Мало того, удачно заехав горбуну кулаком в лицо, он приподнял его, упавшего и захлебывавшегося в нефти, за воротник, и крикнул изо всех сил: «Хватит! Вали отсюда, иначе сдохнешь!»
И тут словно некое откровение посетило его — он почувствовал близкое дыхание смерти. Что-то тягостное, как ненавистная работа, и неумолимое, как цунами, ощутил он у горла, против чего, он знал, уже не сможет бороться, не поможет ни нефть, ни дым пожарищ. «Так быстро!» — подумал он, вспомнив слова профессора о том, что чем больше он станет использовать углеводородов, этого наркотика для него, тем быстрее иссякнут силы, тем скорее выйдет срок жизни. Тотчас что-то схожее с отчаянием стало затапливать ему грудь, и некий демон начал нашептывать, чтобы он бросил всех, пусть тонут в разлившемся море нефти, пусть отправляются к дьяволу вместе со своими жалкими жизнями, ведь ему надо спасать свою!
Но, развернувшись, он побрёл в сторону ворот. Перерожденка, почти не ослабив хватки, брела за ним, повизгивая от страха. Он чувствовал, что она, как камень на шее, отбирает у него всё больше сил. Вика, дрожавшая от страха и омерзения, едва стоявшая на ногах от густого нефтяного дурмана, вцепилась ему в другую руку. Сделав два шага, она упала на колени, и её стошнило. Котиль с трудом поднял её и потащил дальше, чувствуя, как железное, неодолимое кольцо у горла сжимается все сильнее. Он зарычал и пошёл быстрее, назло этому игу, назло всему, что стояло на пути его устремлений, на пути его жизни. Он вспомнил, что орал Бардаганов незадолго до смерти о том, какие бы они дела творили вместе, два сверхчеловека, соединившись в одном порыве. И он пожалел Бардаганова, пожалел, что тот умер, изрешечённый пулями. Если бы он мог не допустить этого, если бы он мог вернуть его к жизни, если бы он мог изменить его натуру, что бы они могли сделать!
Едва Котиль успел дойти до места на пригорке, не залитого нефтью, в некотором удалении от ворот, из-за забора повалил густой дым. Перерожденка, которую Котиль спас, заорала писклявым голосом, и, сделав несколько тяжелых вдохов, бросилась бежать в сторону тайги. Котиль с ужасом представил, что было бы, если бы они не успели выбраться на чистое место. Из ворот центральной проходной, истошно крича и пылая живым факелом, выбежал горбун. Никогда Котиль бы не подумал, что такое маленькое существо может так громко орать. Отбежав шагов десять от проходной, горбун упал, поглощенный заполонившим всё вокруг морем огня.