– Хорош мельтешить, мы ещё не под землей! – остановил его, наконец, Таран. – Вот, глянь лучше инструкцию и накладную. Прямо с завода-изготовителя!
Васыль пробежал глазами протянутые ему бумаги: «ВВ Пластит С-4. Скорость детонации: около 8000 метров/сек. Плотность: 1.63 грамм/см3. Состав: 90 % гексоген, 10 % пластифицирующие вещества (церезин, парафин и др.) Цвет: белый. Эквивалент ТНТ: 118 %. Срок хранения: не менее 10 лет…». Глянул в другой листок. «Гексоген (циклотриметилентринитрамин)… Химически стоек, с металлами не взаимодействует…».
Что ж, вроде, нормалёк. Он кивнул:
– Теперь – вперёд!
И двинулся первым. Вот справа показалась бетонная будка мышиного цвета – оголовок вентиляционной шахты, уходящей вглубь на 64 метра. Васыль подошел, потянул железную дверь, и она покорно отверзлась (накануне он подпилил ей обе петли, а пятью метрами ниже взрезал и отогнул стальную решетку, освобождая проход). Замок на двери тоннельной защиты тоже был уже сломан.
Цепочка из двенадцати человек деловито проследовала в шахту.
Вниз спустились по технической лестнице. Когда вступили в просторный горизонтальный ствол, Таран поёжился: зябко, отовсюду сочится вода. В одном месте от земли било током. Видно, неподалеку залегал кабель с нарушенной изоляцией.
В гробовом молчании миновали десяток пролетов. Ствол сузился, ноги то и дело оскальзывались на рельсах и мокрой глине.
Но вот взгляду открылся руддвор диаметром метров в десять. В нем располагалась водоотливная насосная станция, неподалеку застыли локомотив и пяток ржавеющих вагонеток.
Васыль прошагал к ютящейся поодаль дрезине, взгромоздился на нее, кивнул спутникам:
– А ну, партнеры, цепляйте к нашему «паровозу» три вагонетки!
Вагонетки загрузили сумками-брезентухами, туда же пришлось втискиваться тем, кто не уместился на дрезине.
Когда пассажиры заняли места, машинист-Васыль нажал на реверс. Дрезина ожила. Прежде чем из своего тупичка она выползла на главный путь, диггеру пришлось четырежды останавливать состав, соскакивать вниз и переводить стрелки. Но вот, наконец, стальная колымага вырвалась на стратегический простор, живо побежала вперед.
Тоннель то и дело пересекался со своими собратьями, и Васыль несколько раз сворачивал, меняя один подземный тракт на другой. Освещение работало исправно. Сбоку мелькнул металлический забор с классической надписью «Проход закрыт». Уродливое лицо диггера исказилось усмешкой: «Любят у нас всё закрывать! И при этом, раздолбай, оставляют всё открытым…».
Мотор работал ровно, дрезина уверенно наматывала на ось подземные километры. «Партнеры» расслабились, кто-то уже подрёмывал. Только Таран не терял собранности, да ещё самый молодой из его «гвардейцев» остро зыркал по сторонам.
А Васыль баюкал свою боль: отдать скрипку этим уродам! Когда он в двенадцать лет впервые сыграл на ней простенькую пьесу, то после сидел оглушенный и приканчивал чашку за чашкой крепчайшего кофе. Слишком много чужих жизней, иных миров и галактик пронеслось через него.
И ещё Васыль тогда понял: за наслаждение играть на этой скрипке ты платишь кровью. Потом он узнал, что существуют скрипки-убийцы. Музыканты, прикасающиеся к такому инструменту, роковым образом уходят из жизни: одного сожрал скоротечный рак, другой умер во сне от острой сердечной недостаточности, третий на своем «Лендровере» протаранил перила и упал с эстакады… И вот после очередного рокового исхода остальные исполнители наотрез отказываются играть на этой скрипке: невостребованная, она пылится в Государственной коллекции.
Его скрипка не была убийцей. Отнюдь! Она стала его первой женщиной, его вечной любовницей и Прекрасной дамой. Каждый раз, когда юный музыкант сливался с ее хрупким телом, этот акт соития дарил ему ни с чем не сравнимое блаженство.
Сейчас он чувствовал себя подлецом, продающим невесту в портовый бордель. И… не жалел о содеянном, догорая в огне своей ненависти – такой всепоглощающей и такой вожделенной.
Думая об этом, краем сознания Васыль отмечал трассу: под какой частью города громыхает сейчас их драндулет? Вот позади осталось Купчино, вот они прокатились вдоль Лиговки. Площадь Восстания… Литейный… Фонтанка…
Так! Марсово поле! Васыль застопорил дрезину, скомандовал разомлевшим «жилкомхозовцам»:
– Конечная остановка, пассажирам освободить вагоны! Дальше – на своих двух!
Теперь путь лежал в стороне от бетонных тоннелей. Отсюда, из-под Марсова поля, их вел высокий – около трех метров – сводчатый коридор, ответвление оборонительных коммуникаций, протянувшихся от Петропавловки до Английской набережной. Коридор этот приведёт их прямиком под Зимний дворец – под змеиное гнездо всяких там Рафаэлей-Рубенсов-Матиссов.
К цели маршрута двигались молча и быстро: Васыль, за ним, дыша чуть не в затылок, шагал Таран, и замыкал шествие сумрачный эскорт «работяг из Жилкомхоза».
«Всё! Притопали!» – минут через двадцать вздохнул облегченно Васыль. Он знал: прямо над ними громоздится Старый Эрмитаж.
Фонарным лучом диггер нащупал очередную нишу в стене. Распорядился:
– Разгружайте сюда три сумки!
Когда его команда (после подтверждающего кивка Тарана) была исполнена, заложил нишу парой промасленных фуфаек, которые притащил сюда загодя.
Ещё минут семь спустя он подвёл спутников к такой же нише, затаившейся уже под Зимним дворцом:
– Остальное – сюда!
– Остальное – никуда, – лениво отозвался Таран. – Гони балалайку, а потом командуй.
– Ладно. Стойте здесь, я – сейчас! – собрался Васыль за «балалайкой». Но Таран придержал его прыть:
– Куда, шнурок линючий? Без меня – ни шагу!
– Чёрт с тобой, пошли вместе! – вздохнул «шнурок». И про себя усмехнулся: «Куда ты, на фиг, денешься с подводной лодки?»
Они прошагали ещё метров пятьдесят – и, достав универсальный ключ, Васыль отомкнул невзрачную дверцу в стене.
За дверцей располагалась тесноватая камера – также обложенная камнем и отлично сохранившаяся. В углу были навалены полусгнившие ящики.
Васыль разбросал дощатых инвалидов, нагнулся и бережно поднял большой сверток. Распеленал старую солдатскую шинель и обнажил чёрный футляр. Помедлив мгновение, протянул Тарану:
– Держи! Теперь это твое!
Тот раскрыл футляр, достал скрипку и смычок и ещё минут пять придирчиво осматривал их, светя фонарем и сличая с цветными фотографиями, которые извлек из недр своего комбинезона. Наконец, постановил:
– Она! Балалайка!
Васыля душила дикая злоба на этого толстокожего жлоба, на грубые пальцы, которыми он тискал изящное скрипичное тело, на гнусное слово «балалайка». Васыль отвернулся: уйти, уйти прочь и не видеть инструмент великого Страдивари в лапах узколобого варвара! И совершил последнюю в своей жизни ошибку.
Могучие руки сзади обхватили его голову, крутанули в сторону. Брезгливо, как ворох тряпичного хлама, Таран бросил безжизненное тело:
– Отпрыгался, Паганини!
Подхватил отложенные в сторону скрипку и смычок, обмотал мягкой тканью и уложил в большую рабочую сумку.
Когда он вернулся к своей свите, один «жилкомхозовец» спросил:
– Шеф! А пакеты наши чего – обратно переть?
– Всю бодягу бросайте здесь, – распорядился шеф. – Нашему Паганини слаще будет с того, что прижмурился среди сахарной пудры.
И глянул на самого молодого из «работяг»:
– Давай, лоцман-поцман, выводи на свет божий. А то мне эти лазы крысиные подмышками жмут!
Через две минуты здесь опять стало пустынно. По соседству в тёмной камере лежал Васыль – с неестественно вывернутой шеей и оскаленным ртом. Мутант подземелий, жуткая химера, которая гримасничает, насмехаясь над собственной смертью. Рядом распластался футляр из-под скрипки – распахнутый и безнадёжно пустой.
Доска объявлений
Лицензионная палата временно приостанавливает выдачу лицензий на убийство – в связи с переходом на систему международных стандартов ICQINT.
Глава 46
ПОСЛЕДНИЙ ВИКИНГ
(Санкт-Петербург, 20.. год)
Платонова выписали из больницы через три дня. Но Роджер только хмурился и катал желваки: срок объявленного ультиматума подходил к концу, оттягивать далее подполковник Ледогоров не имел права. Он уже знал, где сделает ЭТО. В море, подальше от берега, на борту Викинговой «шхуны»…
Роджер набрал номер. Услышав в трубке голос профессора, заставил себя говорить напористо, весело:
– Как поживают героические норманны после славной битвы? У меня – идея. Вы ведь ещё на больничном? А не дёрнуть ли нам завтра на залив – прогуляться по волнам? Как, принимается?
Выслушав ответ, кивнул:
– Лады! Только – уговор: сей раз на вёслах я.