Натан Темень - Двойной кошмар. Страница 2

Сжав в руках кусок дерева, и с усилием перебирая ногами по дну, он шагнул к берегу. Деревяшка поплавком удерживала его вертикально, но течение толкало в бок, и человек с неимоверным усилием продвигался к берегу, пока не ударился коленом о валун.

Он оттолкнулся от дна и разжал пальцы, выпустив свой поплавок. Валун был мокрый, но край его торчал углом, и пловец повис на камне, чувствуя, как волны толкают его и пытаются утащить за собой. Рядом с глухим стуком билась о камень спасительная деревяшка.

Отдышавшись, он подтянулся, скребя ногами по камню, вытянул себя животом на валун. Полежал, пережидая звон в ушах. Перед глазами густо плавали искры, мышцы сводило судорогой.

Вода. Много воды. Должно быть, это дождь. Он лил так долго, что затопил поляну, и маленькое круглое озеро вышло из берегов. Дождь слился с рекой, размыл берега, и поток воды, смешанной с Ромкиными слезами, теперь подбирается к Ангелине… Кто такая Ангелина?

Ромка открыл глаза. Он лежал щекой на камне. Мокрый, окатанный водой валун исходил паром.

Потом он почувствовал обнажённой спиной, как тепло, изливающееся с неба, жжёт его подсыхающую кожу. Полуденное солнце, пробившись сквозь верхушки леса, припекало берег. Мокрый камень перед Ромкиным лицом высыхал на глазах, исходя струйками тёплого пара.

Он лежал, пока кожа на спине не начала гореть. Потом приподнялся, руки его тряслись, с подбородка скатилась капля пота, и зашипела, упав на раскалённый камень. Ромка, поскуливая от боли в обожжённых ладонях и коленках, перебрался на соседний валун, почти доверху покрытый принесёнными речным потоком ветками и длинной травой.

Ромка перешёл по скользким останкам травы на берег. Голова закружилась, живот вдруг спазматически сжался, и его стошнило на песок мерзкой слизью с остатками речной воды и ила.

Потом ему стало легче. Он вернулся к реке, забрался на крайний камень, зачерпнул воды ладонью, и умылся. Волны набрасывались на берег, казалось, реки стало больше, словно где-то открыли гигантский шлюз. По её мутной поверхности неслись сорванные ветки, обломки древесных стволов и даже – Роман поморгал, не веря глазам – раздутый труп овцы. Покачиваясь, труп проплыл мимо, столкнулся с обломком бревна, закрутился, и течение отнесло его к противоположному берегу.

«Здорово меня шарахнуло» - подумал Ромка. После приступа тошноты его тело стало странно лёгким, кажется, дунь ветер, и его унесёт. В голове гудело, и каждый звук отдавался двойным эхом. «Сотрясение мозга, не иначе» - сказал себе Ромка и поднёс к носу растопыренную пятерню.

— Сколько пальцев? – спросил сам себя. Из горла вырвалось хриплое карканье, и остатки грязной слизи забрызгали подбородок. Тьфу, чёрт. Пальцы дрожали и расплывались перед глазами, но их точно было пять.

Да ещё эта река. Там, в лесу, точно не было никакой реки. Наверное, он в беспамятстве ушёл далеко от озерца, и выбрался к какой-то речке. Поэтому сейчас полдень, а не… вечер? Он что, шёл всю ночь, и не заметил этого?

— Стоп, - хрипло сказал Ромка. Он сжал ладонями голову. – Стоп. Потом. Потом я буду об этом думать. Иначе мне опять станет плохо.

Он перевёл взгляд на свои босые ноги. Осмотрел себя. Да он совсем голый. Но ведь течение не могло сорвать с него всю одежду. Разве что кто-то обчистил Ромку, когда тот валялся под сосной, и забрал шмотки. А потом вывез его подальше и бросил в воду. Вот оно что.

Он потоптался на песке. Ноги дрожали, подгибались, но он мог идти. Ромка шагнул раз, другой, и двинулся вдоль берега на подгибающихся ногах. По песку проскакала юркая птичка, глянула на Ромку, испуганно пискнула и улетела. Чувство проснувшегося голода возникло внезапно, и вмиг охватило желудок пожирающим огнём. Словно внутри зажглась прожорливая печь, непрерывно требующая топлива.

Пошатываясь, он огляделся по сторонам. Над ним нависали кусты, за кустами темнели деревья. В ветвях свистели и возились птицы. Глухо урча, как голодный кот, Ромка шагнул в кусты, и принялся шарить по веткам.

В кустах могут быть гнёзда, в гнёздах есть яйца. Есть, он хочет есть. В глазах уже мутилось от гудения прожорливой печи внутри. Ромка сорвал с ветки листок, упал на колени, пропихнул в рот, жадно размолол зубами и проглотил. Торопливо жуя, принялся обирать листья и совать себе в рот. Листья оказались сухими, горькими, зелёная масса вывалилась обратно из горла вместе с позывами тошноты.

Часто дыша, он закашлялся. В ярости оглянулся, и, ухватившись обеими руками за ствол ближайшего деревца, затряс его. С ветки с испуганным криком слетела птица, пронеслась над головой. На колени Ромке упала жирная гусеница.

Гусеница конвульсивно извивалась бледно-жёлтым телом на его ноге. Ромка схватил её поперёк упругого тельца. Гусеница была жирная, сквозь тугое полупрозрачное тело просвечивали тёмные точки внутренностей. Он секунду смотрел на неё, и сунул гусеницу в рот. Тугое тельце лопнуло на зубах, растеклось во рту. Он жадно проглотил всё, и поднялся на четвереньки. Жалкая кроха пищи сгорела в беспощадно горящем внутри огне.

Ромка пополз на четвереньках, шаря глазами по траве. Сунулся в куст, в надежде найти ещё гусениц. Ветки трещали, сверху сыпались листья, он застрял, дёрнулся, потерял равновесие и рухнул в середину куста. В глазах вспыхнул потрясающий фейерверк. От удара лбом обо что-то твёрдое голова загудела, и вырвавшееся: «чёрт-чёрт-чёрт!» – отдалось в ушах гулким эхом.

— Чёрт! – он поднял глаза. Прямо напротив него было зеркало. В этом зеркале Ромка стоял на коленях, держался за лоб, и глядел на себя вытаращенными глазами.

Глава 3

Не успел Ромка захлопнуть рот, его зеркальное отражение село на задницу и принялось чесать себе подмышки. Ромка перевёл неверящий взгляд на свои руки. Руки были на месте и ничего такого не чесали.

— Мама, – сказал Ромка.

Его отражение перестало скрестись и посмотрело на него. Перевело взгляд на голые Ромкины ноги, фыркнуло, и сказало знакомым голосом:

— Ну ты гигант. Гусениц жрём?

Тут Роман вышел из ступора и проворно полез задом из куста. Сел, глядя на качающиеся ветки и пробормотал:

— Нет, это не сотрясение. Это глюк. Галлюцинация. Точно, галлюцинация.

Зашуршали ветки, из куста высунулась до боли знакомая голова, и навязчивая галлюцинация возмутилась:

— Ну ты, хрен с горы, куда сбежал! Я за тобой бегать должен?

— А-а-а! – Ромка вскочил на ноги, и с удивительной резвостью понёсся вдоль берега.

— Стой! – заорали ему вслед, и он услышал топот босых ног за спиной.

Ромка с разбега влетел в воду, разбив пальцы ноги о знакомый валун. Остановился по колени в воде и подхватил увесистую деревяшку:

— Не подходи!

Галлюцинация остановилась на берегу, очевидно не желая мочить ноги. «А я тощий, как швабра» - подумал вдруг Ромка. – «Зато пресс кубиками. Классно».

- Положи корыто, - посоветовал глюк. Роман посмотрел на деревяшку. Это и правда было корыто, вернее, половинка корыта, с дырками от обивки по краю и куском металлической ленты на одном уцелевшем гвозде.

— Ты чего? – задыхаясь, сказал Роман. – Отвали от меня, быстро!

— Да ладно тебе, - миролюбиво ответил глюк. – Я же тебя не бью. Не парься.

— Ещё бы ты меня бил… - проворчал Ромка. Какая, однако, устойчивая галлюцинация.

Он продолжал стоять по колено в реке. Проточная вода приятно холодила ноги, и он решил ждать, пока холодок дойдёт до мозга. Может, и этот глюк улетучится сам собой.

Тот потоптался на берегу, глядя на застывшего в воде парня. Совсем уже спокойно спросил:

— Не выйдешь?

Роман помотал головой.

— Ну чёрт с тобой. Оставайся. – Глюк сплюнул под ноги, отвернулся и двинулся в лес, прочь от берега.

Ромка смотрел, как тот уходит всё дальше. Осмотрелся по сторонам. Река бурлила, накатываясь на неровный берег мелкими волнами с клочьями пены. Над её серединой, где течение тащило всякий древесный мусор, вились птицы, стремительно ныряя вниз и уносясь обратно с невидимой добычей. Берега, поросшие густым лесом, насколько видел глаз, были безлюдны. Ромке стало страшно.

Он решительно выбрался на песок и зашлёпал вслед своему почти пропавшему среди деревьев отражению. Лучше уж это, чем совсем никто.

Обломок корыта он всё-таки взял с собой. Мало ли что.

Под деревьями было темно, только по земле прыгали неровные пятна света, пробившиеся сквозь кроны. Туда, куда падал яростный солнечный свет, листья на ветках горели белым огнём. Глюк шуршал впереди, и Ромка почти догнал его, когда тот вдруг нырнул за кусты, и пропал. В приступе паники Роман ломанулся прямо через куст, и налетел на спину своего отражения. Спина была твёрдая, потная, и совсем не призрачная.

Ромка отшатнулся, топча траву. Глюк на что-то смотрел, и Роман осторожно выглянул из-за его плеча.

Густые кусты обрамляли небольшую, плотно утоптанную полянку, на которой чернел круг догоравшего костра. В середине очага, выложенного кусками почерневшего камня, тлели багровые угли. Над кучей золы вился сизый дымок.