Карен Трэвисс - Ужас глубин. Страница 2

Морские шахматы у меня восторга не вызвали. Но охота на гадов… это такой спорт, которым настоящий мужчина вполне может заняться. Да, Коул прав. Это совершенно новая разновидность бродяг. Это не паразиты-бомжи — это преступная группировка, пираты, насильники и убийцы. Только не вздумай кормить меня сентиментальной чушью насчет того, что сейчас всем надо держаться вместе, чтобы возродить нашу цивилизацию. Как раз наступило самое время избавиться от всяких отбросов.

— Ладно, будем называть их паразитами, — говорю я. — Я за то, чтобы отдать Маку самые лакомые кусочки.

Любой человек, оказавшийся за пределами базы во время комендантского часа без соответствующего разрешения, — наша добыча. Верно?

Не надо на меня так смотреть. Ты не знаешь, как нам здесь жилось в последние пятнадцать лет. Я ни о чем не жалею, черт возьми, — только о том, что многое надо было сделать пораньше. Кто ты такой, чтобы меня судить, черт бы тебя драл, — моя мамаша, что ли?

ГЛАВА 1

Попытки причинения ущерба имуществу: 35.

Нападения на гражданских лиц: 20.

Жертвы среди гражданских: 15 раненых, 6 убитых.

Жертвы среди личного состава армии КОЛ 18 раненых, убитых нет.

Жертвы среди мятежников: 30 убитых.

Сведений о раненых нет, пленных не задержано.

Журнал учета происшествий от 1 дня месяца оттепелей до 35 дня.

Военно-морская база Вектес, ВМФ Коалиции Объединенных Государств, Нью-Хасинто, первая неделя месяца штормов, через пятнадцать лет после Прорыва

— Добро пожаловать в Нью-Хасинто, — произнес Председатель Прескотт. — Добро пожаловать под защиту Коалиции Объединенных Государств. Пусть этот год станет первым годом новой жизни для всех нас.

Хоффман вынужден был уступить это дело Прескотту; этот человек всегда ухитрялся принимать такой вид, как будто произносимая им ложь являлась святой правдой. Они стояли на пристани и смотрели, как с контейнеровоза республики Горасная «Пейрик» на берег сходят пассажиры — пятьсот граждан государства, которое всего месяц назад официально находилось в состоянии войны с Коалицией. Теперь они стали гражданами КОГ, нравилось им это или нет. Хоффман решил, что не нравилось.

— Судя по их виду, настроение у них не особо праздничное, — заметил Хоффман.

На лице Прескотта застыла полуулыбка государственного деятеля; улыбался он скорее не ради новоприбывших, а для местной аудитории — отряда солдат, команды санитаров и нескольких представителей гражданских.

— Надеюсь, это всего лишь шок или морская болезнь, а не проявление неблагодарности, — процедил он.

Хоффман рассматривал процессию в поиске потенциальных источников неприятностей и размышлял о том, достаточно ли хорошо эти люди говорят на его языке, чтобы заметить нелепость в названии своей новой родины. Объединенные Государства? На всей планете осталось лишь одно государство, небольшой город на уединенном острове, расположенном в неделе плавания от Тируса. Это все, что уцелело от огромной империи с миллиардами жителей после пятнадцати лет войны с Саранчой.

Но в такой солнечный день, как сегодня, — совершенно нетипичный для месяца штормов — Вектес выглядел весьма гостеприимно по сравнению с материком. Здесь никогда не появлялись черви, и это накладывало свой отпечаток. Ублюдки из Горасной должны быть благодарны. Безопасное убежище и продукты в обмен на лишнее топливо, которое им, собственно, ни к чему. Неплохая сделка.

— А может, они ненавидят нас со страшной силой. — Хоффман попытался представить себе настроения крошечной нации, которая проигнорировала договор о прекращении огня во время Маятниковых войн. Скорее всего, они испытывали серьезное недовольство. — Это была идея их лидера — присоединиться к нам. Могу побиться об заклад, что голосования он не проводил.

— Давайте надеяться на то, что они воспримут это как вечеринку, на которую надо приходить со своим алкоголем.

Горасная действительно присоединялась к КОГ не с пустыми руками; они восполняли ограниченные ресурсы более крупного государства. Они отдавали свои запасы Имульсии — действующую морскую буровую платформу — в обмен на убежище на Вектесе. В мире, превратившемся в выжженную пустыню, ценность представляли только горючее и пища, которые позволяли людям дожить до следующего дня. Хоффман не испытывал восторга при виде инди и был на сто процентов уверен в том, что те не в восторге от него. Однако времена теперь настали отчаянные.

«Не стоит быть слишком привередливым в выборе соседей. По крайней мере, это не бродяги. Они нас не убивают — пока».

Вдоль пристани выстроился отряд солдат; колонна новоприбывших двигалась мимо них к команде, занимавшейся приемом людей и располагавшейся в бывшем складе, больше похожем на крепость. Хоффман, оглядывая островитян, размышлял о том, может ли новая война заставить человека забыть предыдущую. Жители Вектеса никогда в жизни не видели Саранчи. Для них враг по-прежнему представлялся в образе инди, с которыми они воевали восемьдесят лет подряд, — то есть людей, высаживавшихся сейчас на их берег.

— Ублюдки! — Это произнес пожилой человек из городского совета Пелруана; на его поношенном кителе красовались многочисленные награды времен Маятниковых войн, включая медаль Праотцев. Нет, он не собирался ничего забывать. — Никогда не прощу их. Особенно тех, кто не раскаивается в своих зверствах.

Хоффман заметил ленточки, свидетельствующие о кампаниях, в которых участвовал старик, и решил подбирать слова осторожно. Сложно ориентироваться в мире, где вчерашние смертельные враги завтра становятся союзниками. Однако у него самого желчь разливалась при произнесении некоего иного слова, поэтому он мог смотреть на инди относительно беспристрастно.

«А может, нельзя смотреть беспристрастно? Я знаю, что они творили. Я знаю, о чем говорит этот старик. Но они — не единственные. Всем нам приходилось совершать вещи, о которых хотелось бы забыть».

— Это инди, у которых полно горючего, — наконец произнес Хоффман, сообразив, что Прескотт все слышит. На первый взгляд казалось, что внимание Председателя поглощено беженцами, но легкий наклон головы показывал Хоффману: он фиксирует все, что говорится в радиусе нескольких метров вокруг него. — Никто не просит вас прощать. Просто примите их Имульсию как репарации.

Старик взглянул на Хоффмана с таким выражением, как будто тот был не ветераном, а сопливым мальчишкой:

— Мои товарищи умерли в трудовом лагере в Горасной. — Он слегка отогнул лацкан кителя, чтобы Хоффман смог разглядеть полковой значок с трезубцем — символом полка герцога Толлена. — Пусть инди засунут свое горючее себе в задницу.

— Тогда скажите, зачем вы сегодня сюда пришли?

— Просто хотел посмотреть, как они выгладят без автоматов в руках, — бросил старик. Ему было за семьдесят; он был всего на десять-пятнадцать лет старше Хоффмана, но после определенного рубежа люди начинают стремительно дряхлеть. — Каждый человек должен когда-нибудь взглянуть своим страхам в лицо. Верно?

А изверги должны признать свою вину; только после этого возможно прошение. Горасная пока не собиралась этого делать. Возможно, не соберется никогда.

— Верно, — произнес Хоффман.

Ветеран повернулся спиной к потоку новых граждан, изливавшемуся на пристань, и, прихрамывая, отправился восвояси. Людям из Горасной не угрожала радостная приветственная делегация из городка, расположенного на севере острова, — это было ясно.

Прескотт сделал шаг назад и, слегка наклонив голову, зашептал в ухо Хоффману:

— Это не предвещает ничего хорошего, Виктор.

— А вы чего ожидали?

— Но это же было еще до прошлой войны. Это уже древняя история.

— Только не здесь.

Пока остальной мир горел в огне, жители Вектеса вели тихую жизнь и ничто не отвлекало их от воспоминаний. Остров был отрезан от КОГ после применения «Молота Зари», хотя неизвестно было, считают ли островитяне сейчас, что им повезло.

— Для некоторых из них это случилось еще вчера.

— А для вас?

— Я не сражался на восточном фронте, — ответил Хоффман. У него были свои кошмары, как и у любого солдата, но они не имели ничего общего с Горасной. — С другой стороны, не думаю, что и у инди сохранились о нас особо приятные воспоминания.

Прескотт медленно сделал вдох, по-прежнему не сводя взгляда с процессии гораснийцев:

— Я не допущу возникновения гетто в человеческом обществе, но давайте смотреть правде в лицо. Нужно оградить этих людей от общения с прочими гражданскими до тех пор, пока мы не будем абсолютно уверены в том, что все привыкли к этой мысли. Как и граждан, проходящих период реабилитации.

— Мы их теперь так называем? — Хоффман был по горло сыт эвфемизмами. — Тогда позвольте мне вычеркнуть из своего активного словаря слово «бродяга». А то я думал, что мы держим граждан, проходящих период реабилитации, отдельно от всех из соображений безопасности: чтобы они не сообщали тем, кто не хочет реабилитации, о маршрутах наших патрулей.