— Я, командор фон Рейн, от имени Великой Шумерской Империи предлагаю вам добровольно сдаться, — произнес я, решив соблюсти формальность, хотя и не надеясь на благоразумие врага.
— Мы сдаемся, командор, — прохрипело в динамике на ломаном шумерском. Фраза еще не умолкла, как даргоны вступили в бой. И первое, что они решили сделать, как я и предполагал, был энергоудар, способностью наносить который славились даргоны и их киберы. Но я был готов к этому. Надо было лишь правильно угадать момент нанесения такого удара. В отличие от их машин сами даргоны более предсказуемы и уязвимы. Сконцентрировавшись на противнике, я уловил резкий всплеск их психофизической активности, и секунду спустя, когда два невидимых энергетических потока одновременно попытались сбить меня с ног, я парировал их атаку силовым щитом. Теперь несколько минут я был застрахован от этой неприятной способности даргонов. Понимая, что снова сконцентрироваться для энергоударов я им не позволю, даргоны решили не останавливаться. В один прыжок преодолев десятиметровое расстояние, разделявшее нас, они продолжили свой штурм.
Ни о какой очередности речи не шло. Один ринулся на меня в лоб с мгновенно появившимся в руке плазменным резаком, а второй взвился в воздух, намереваясь сверху нанести рубящий удар широким клинком, выскользнувшим из правого предплечья боевого скафандра.
Прикрывшись от верхнего нападающего энергощитом, я встретил другого ударом лезвия меча по пальцам, сжимающим рукоять резака. Оружие выпало у противника из рук. И пока второй, сброшенный щитом на снег, снова вскакивал на корпус, я нанес его напарнику еще один рубящий удар, вложив в него всю силу, что есть. По локоть отсеченная рука полетела в сторону, разбрызгивая застывающую на лету мутную жидкость. «Мне пора уже коллекционировать отрубленные конечности», — мысленно попытался шутить я. Раненый даргон покатился по обшивке, пытаясь сорвать с пояса пакет первой помощи. А я уже отражал удар за ударом второго воина. Мой щит быстро сдох, а противник владел выдвижным мечом виртуозно, и пару раз я сам чуть не лишился руки. В очередной раз поймав клинком лезвие противника, я понял, что пора переходить к более активным действиям. Изловчившись, я схватил противника за запястье и нанес удар рукояткой меча по внутренней стороне локтя, пытаясь вывести из строя механические мышцы экзокостюма. Удар достиг цели, и рука даргона со смертоносным клинком ослабла. Однако воин не сдавался и другой рукой тут же нанес мне один за другим два сильнейших удара в корпус. Ясно ощутив во рту вкус крови, я, не отпуская руки врага, стал наносить рукоятью меча удар за ударом по его шлему. Наконец даргон стал слабеть. Подсечкой мне удалось приложить его о корпус корабля и приставить к горлу острие меча. Сквозь узкую прорезь бронированного шлема разглядеть лицо поверженного врага было невозможно, но мне этого и не требовалось. Смятение и ужас, внезапно сменившие решимость и холодный расчет, захлестнули его, и никакой броней этого было не скрыть.
«Что происходит?! Что вы сделали?!» — мысленно закричал я.
«Мир не линеен. Он цикличен. Прошлое порождает настоящее, настоящее — будущее, а будущее — прошлое», — уловил я среди хаоса чужих мыслей. — «Все уже предопределено и расставлено по своим местам. Попытка что-то изменить ничего не меняет, она создает другой мир. Еще один мир к бесконечному множеству уже существующих. Или…»
— Что «или»? Что это за шар? Как остановить все это? — закричал я уже вслух. — Как вернуться назад?
«Или… это действительно неконтролируемый Хаос. Мы совершили ошибку, и эксперимент стал неуправляемым. Все кончено», — даргон дернулся и обмяк, сознание его погасло. Каким-то образом он ухитрился убить себя. С досадой я отбросил ставшее ненужным оружие в сторону и устало сел на холодный корпус корабля.
У линии горизонта снежный смерч закручивал и закручивал белую спираль, стремясь все выше и выше к небу. Под даргонским шаром раздался треск льда, и он начал опускаться все глубже и глубже в ледяную шапку неизвестной мне планеты, пока на месте, где он только что был, не образовалась стометровая полынья с бурлящей черной водой, пробившейся из толщи океана, скрытого под нами.
Глава 19
Я собрал в ладонь горсть снега и подставил руку ветру. Длинный шлейф из мельчайших кристалликов льда растянулся и рассыпался под его порывом. Теперь я остался совсем один, в компании лишь мертвецов да ветра, гоняющего по безжизненной ледяной пустыне незнакомой планеты горсти снега. Не было рядом Магдалены и моих друзей. Даже врагов. Никого. Я оказался затерян в пространстве и времени. Возможно, что 1947 год отстоит от меня на миллионы лет позади или теряется в далеком будущем. И есть ли в этом мире планета Земля? Кто знает?
Снова в моей руке горсть снега и так же разлетаются снежинки по ветру. В туманном небе мелькнула крылатая тень… или мне показалось?
Возобновившийся треск заставил меня снова посмотреть в ту сторону, где пошел ко дну шар даргонов. Лед по краям образовавшегося озера быстро крошился и оседал. Уже было успокоившаяся и осевшая вода снова забурлила и стала закручиваться в спираль, образовывая воронку. Лед стал подламываться и под моим звездолетом, и он стал крениться в сторону эпицентра возмущения. Тело мертвого даргона поползло по корпусу вниз. То тут, то там из-подо льда и снега, взрывая и взметая их на сотни метров вверх, стали вздыматься к небу гигантские белые разряды. Я бросился в рубку корабля. Подняв его в воздух, я увидел, как на месте аварийной посадки даргонской машины с ужасающей скоростью образуется гигантская, уже не воронка, а дыра, засасывающая в свое бездонное чрево все вокруг. В течение нескольких минут она выросла в диаметре в сотни раз, и счет шел уже на километры. Диск стало бросать из стороны в сторону. С трудом мне удалось подняться на орбиту. Воронка, порожденная чудовищным созданием Даргона, тем временем разрасталась все больше, грозя полностью развалить и поглотить планету. Я попытался установить свое положение, но приборы не смогли идентифицировать окружающий меня сектор космоса. Магдалена и Хенке на позывные не отвечали.
Минуту я просидел неподвижно в кресле, принимая решение. Мои пальцы застыли над сенсорной панелью. Поначалу я хотел сбросить на планету «убийцу», скрытого в бомбовом отсеке, и покончить с очагом хаоса и разрушения, но меня тут же обожгла мысль: «Что, если я здесь все-таки не один и Магдалена где-то поблизости?»
Приняв решение, я направил «восьмерку» снова вниз, сквозь серую пелену облаков.
Планета разрушалась — ломался ледяной панцирь, покрывающий большую часть поверхности, а освобождавшиеся водные массы закручивались в многокилометровые смерчи и гигантскими цунами обрушивались на редкие острова замерзшей суши. Корабль трясло так, что казалось — он вот-вот развалится в воздухе. Ожившие было сканеры снова стали выходить из строя один за другим. Мне с трудом удавалось одновременно увертываться от очередного смерча или столба раскаленного газа и породы, брошенного в небо взрывом, и пытаться разглядеть знакомые очертания шумерского диска.
«Нет, так не пойдет», — подумал я спустя несколько минут безуспешных поисков. Оставив управление катером рефлексам и доведенным до автоматизма навыкам, я сосредоточился на мысленной связи с Магдаленой, вложив в свой зов всю свою любовь к ней и всю тревогу, весь страх потерять ее. Не жалея сил своего сознания, я приказал ей откликнуться. И теперь мне стало неважно, в каком мире, в каком измерении она находится. Потому что я не смогу покинуть эту планету пока не найду ее. Или Магдалена — или смерть. Если и стоило умереть, так это ради нее.
И я услышал ответ. «Я здесь, Эрик», — возник на миг в глубине моего сознания слабый отклик. Но и этого оказалось достаточно, чтобы перед моим мысленным взором возник зарывшийся в снег диск со знакомым бортовым номером. Не отпуская картинку, я почти вслепую заложил крутой вираж, пытаясь понять, откуда идет сигнал. Чертовы приборы тем временем молчали. Спустившись почти к самой поверхности планеты, вздымающей на пути стену то изо льда, то из воды, я наконец наяву разглядел цель своих поисков — диск, совершивший аварийную посадку у гряды невысоких заиндевевших скал. Со стороны океана жадной цунами на них двигалась стена воды и льда. Осталось минуты три, может, четыре. Зависнув в двух метрах над ними, я зафиксировал положение корабля, а затем открыл нижний люк и бросился к шлюзу.
Из рваной пробоины в корпусе катера появилась фигура, затянутая в скафандр. Сквозь мечущийся снег со льдом трудно было разобрать, кто это. Стоя в проеме люка, я призывно махнул рукой. Но человек не торопился. Он пытался что-то вытащить из катера. Гигантская волна была уже рядом. Я спрыгнул на борт чужого корабля и бросился на помощь. Скафандр второго члена экипажа, находящегося в бессознательном состоянии, застрял в узком проеме. Вдвоем нам все-таки удалось высвободить раненого, и я, подхватив его на плечо, кинулся обратно к люку. Но из-за ураганного ветра пилот-автомат не справился, и катер отнесло к скалам. Обливаясь холодным потом и не оборачиваясь, я длинными прыжками запрыгал по камням. И вот люк уже над самой головой. Тело, пристегнутое за ремни скафандра к болтающимся аварийным манипуляторам, мягко взлетело в шлюз. Подоспел второй пилот. Я помог ему прыгнуть вверх и зацепиться за край шлюзовой камеры, а затем метнулся вверх и сам. Люк захлопнулся, и в тот же момент стена цунами обрушилась на скалы и на корабль. Меня бросило о переборку, а сверху придавило телами. Ускорение налило свинцом тело. Что-то ударило снаружи в корпус, и меня вместе с чужими телами швырнуло к другой стене. Шумерский металл глухо ухнул, но удар выдержал, и спустя несколько томительных секунд диск выровнялся и продолжил свой стремительный рывок сквозь толщу мчащейся ему навстречу массы. Пилот за штурвалом был отменный. Выбравшись из-под мертвых шумерян, я сорвал шлем со спасенного мной пилота. Это был Вернер Хенке. Согласно показаниям медицинского датчика на шее, он был контужен. Я облегченно вздохнул — в пилотском кресле находилась Магдалена и она жива и здорова.