— Привет, — сказала девчонка совершенно расслабленно.
— Ага, — буркнул я.
Она хихикнула, а я почувствовал себя глупо. С этими топорами, с карабином, Папа еще тут начал приходить в себя, зашевелился, зашипел, заскрежетал зубами, другие звуки произвел, девчонка хихикнула, а я поспешил пройти дальше — мало ли что еще Папа выкинет? А она подумает, что это я.
В конце коридора начиналась лестница, я двинулся наверх и через несколько уровней оказался в таком же коридоре, только на стенах красная полоса. И охрана, двое в броне высшей защиты — на меня сразу наставили многоствольные пулеметы, хотя до этого в бодучку играли, и один явно проигрывал — лоб у него был весь уже красный, и наворачивалась щелбанная шишка.
Я предъявил зеленую карточку, пропустили, видимо, зеленая карточка давала разные полезные преимущества.
Эти двое поглядели на меня испуганно.
Я оказался в зоопарке. Во всяком случае, на зоопарк это очень и очень походило, только…
У нас в Рыбинске… ну, там, короче, где я родился и жил, тоже был зоопарк. Клетки, а в них скелеты животных. Очень хорошо сохранившиеся скелеты, блестят, особенно мне верблюд нравился — смешной такой, раскорячный. Тут тоже. Клетки. И справа и слева. Клетки пустые, большинство. Две заняты, в одной волкер, в другой Алиса. Сидела на полу. В плече торчал гарпун.
Увидела меня, вскочила на ноги.
— Дэв! Дэв, иди сюда!
Я не спешил приближаться.
— Ты вырвался?! Здорово! Тут всего двое охраняют, давай…
Я молчал.
— Это все сначала придумано было! — громко зашептала она. — Это ловушка! Засада! Не верь им…
Гарпун звякал по прутьям.
Глаза у Алисы были совсем-совсем красные.
— Они лгут… Лгут! Лжецы! Они собираются всех убить! Это спасение!
Алиса дернула прутья клетки, с потолка пролилась вода.
Я молчал.
— Спасение! Мы должны спасти детей! Ты понимаешь?! Скоро всему конец, я точно это знаю! Надо спасать маленьких! Уходим! Ты же сдохнешь тут, они же тебя заманили!
Я стал заряжать карабин. Не спеша, но очень тщательно.
— Что ты делаешь?
Я опустил в ствол пулю с урановым сердечником, придавил шомполом.
— Что ты делаешь?!
— То, что я делаю всегда…
Алиса вдруг посмотрела на меня по-другому. Серьезно. Как никогда не смотрела. И спросила:
— Совмещаешь смерть с неподвижностью.
Вернее, даже не спросила, а просто сказала.
Я поднял карабин. Надо было что-то сказать, в таких ситуациях принято что-то говорить. Я сказал:
— Ты сама виновата. Надо было раньше сказать…
Алиса смотрела на меня через решетку.
— Я сразу понял, посмотреть просто хотел, что ты делать будешь…
Молчала.
— Зря ты так. Зря совсем…
Алиса молчала.
Я опустил оружие. Не мог я так Стрелять, да еще в Алису.
— Ладно, — я убрал карабин на плечо. — Ладно, поглядим…
Я собрался уходить. И оставаться. Здесь, вот сейчас в эту минуту я вдруг понял, что останусь. Есть дела. А может, это лечится? Какими-нибудь уколами. Или оперативно. Или электричеством, я слыхал, электричество от многих болезней помогает. Или потом будет лечиться, жизнь не стоит на месте. Да и польза от нее есть — раны быстро заживают. Ладно.
— Эй! — позвала Алиса.
Я оглянулся.
— Не уходи, а? — попросила Алиса.
Но я, конечно, ушел. Надо было подумать.
Обычно я так не поступаю. С поганью. Не разговариваю, не смотрю в глаза, не поворачиваюсь спиной. Потому что погань всегда обманет, в этом ее сила, Гомер так говорил.
Обычно я так не поступаю. Поступаю по-другому.
Совмещаю смерть с неподвижностью.