63
На Фомальдегаус тем временем начали прибывать основные силы пирегойских подразделений, а добавочные полки стартовали с Хенджеликс, Сервеи и Ханаона, образовавших с недавних пор военный конклав антифомальдегауских сил.
Когда военные склады на локальном участке планеты были захвачены пирегойским десантом, принцесса Рифма отдала приказ грузиться в десантные звездолеты и препроводить под усиленной охраной почетных земных гостей на ее родину.
— Мои родители и сестра очень будут рады увидеть вас, когда узнают, что вы спасли мне жизнь, — сказала Риф. — Чешуйники отступают, и добить их для наших доблестных пирегойских гвардейцев является лишь делом времени.
— А что же по части сворачивания пространства? — забеспокоился Кондратий. — Ведь мы можем и не успеть долететь до планеты.
Он взглянул на один из висящих в фомальдегауском небе огромных шаров.
— С этим все теперь в порядке, — улыбнулась принцесса. — Установка по приостановлению свертывания вселенной, которую задействовали наши ученые, сработала в точности с намеченным планом. А мощный энергетический выброс, произошедший в результате взрыва бандбургских контрабандных алмазов, повернул процесс вообще вспять. И теперь пространственно-временной континуум нашей проявленной вселенной вновь достиг своего оптимального звучания в регистре вибраций. С той лишь разницей, что процесс свертывания-развертывания Пространства отныне стал управляем стараниями ученых. Теперь в случае возникновения войны, мы можем довести сжатие Мира до такой степени, что порох начнет сочиться водой и, в силу этого, потеряет способность воспламеняться. Таким образом, мы сумеем контролировать любую войну. А, если нет, превратим ее в тривиальную поножовщину, так как любое оружие, основанное на выбросе больших количеств энергии, потеряет способность функционировать.
— Не хило! — только и смог вымолвить Кондратий.
— Посмотрим, — проворчал более искушенный в войнах полковник Середа.
Он то знал не понаслышке о том, что на всякий яд есть противоядие, а на всякое действие — противодействие.
Эти универсальные вселенские законы он изучил еще в школе, и на мякине Середу провести было очень сложно, как и на любом другом сверхдешевом сырье.
Как понимал Середа, начиналась эра новых войн, эра битв разворачивающих-сворачивающих Пространство установок. И, если уж победит разворачивающая установка, оружие, в основу которого заложена способность к выбросу энергии, вновь получит возможность действовать.
Двадцать обитаемых планет фэтской Системы, два десятка населенных миров кружили вокруг своего светила в ожидании новых свершений, новых войн и новых побед в этих войнах, ожидали перемирий, пактов о ненападении, нот протеста и актов незамедлительной, сиюминутной капитуляции, жалоб и заявлений по поводу ночных бомбежек и утренних артобстрелов.
Селедкозасольская пахала на своем псевдоподе, спасенном от нахрапистых чешуйников, Кондратий и Середа летели с полуофициальным, дружественным визитом на дружественную Пирегойю, а война, развязанная фомальдегаусцами, медленно угасала, повинуясь усилиям Совета Двадцати, королей и президентов прогрессивных планет-Миров. И, по всей вероятности, следующее столетие обещало стать мирным, беззаботным и беззлобным, с развитием науки, техники искусств и дружественных отношений между планетами и звездными мирами.
— Что-то мне домой захотелось, — зевнул Середа, глядя через иллюминатор на приближающийся шар Пирегойи.
— Потише, товарищ полковник, — шепнул Кондратий. — Не дай бог принцесса услышит. Обидится ведь страшно!
— Ну вот, Кондраша, ты и превратился в настоящего разведчика, — повернул к лейтенанту голову полковник. — Только что ты уловил мой телепатический сигнал самого секретного уровня. Такой сигнал не улавливает даже генерал Пятеркин. А он то дока по этой части. Я же ведь ничего ртом не сказал, а ты, тем не менее, меня услышал. Данная способность, Кондраша, проявляется у агентов только по истечении некоторого времени и то, если агент постоянно находится в условиях приближенных к экстремальным.
— Лучше б я и не слышал вашего сигнала, товарищ полковник. А то мне самому после этого сигнала вашей долбаной связи захотелось домой.
Середа окинул взглядом рубку пирегойского судна на тот случай, если пирегойцы надумают их взять в плен и допросить хорошенько. Середа пытался запомнить местоположение основных приборов и разгадать их назначение. «Чем черт не шутит?» — думал он. Разведчик, по мнению Середы, ко всему должен быть готов. И, единственное, что утешало новоявленного полковника, так это наличие «Скользкого» в одном из грузовых отсеков мощного транспортного корабля пирегойцев.
И, тем не менее, повода для паники не было. Пирегойцы являли собой пример гостеприимства. А впереди земных разведчиков ждали только почести и награды. Стоило ли тревожиться в такой благоприятной для их земного разума ситуации?
Безбашенная Танька тоже напросилась на экскурсию. Для нее, новичка в звездных мирах такая экскурсия носила познавательный характер. И начала Танька успокаивать свой исследовательский зуд с поглощения различных яств названной цивилизации, что и делала в данное время в столовке корабля. Доспехи она так и не сняла, считая их последним писком и даже где-то душераздирающим визгом вездесущей и всепроникающей моды. Единственное, что она сделала в плане уступок, да и то лишь из чувства симпатии и любви к генералу Березину, влюбившему ее в себя своим мужеством и беспримерным героизмом, единственно, что сделала по этой части Танька, так это отдала футляр от флага, который с некоторых пор намылилась таскать с собой повсюду в качестве дамской сумочки. Но, когда «сумочку» у Таньки отобрали, выяснилось, почему она прикипела к ней всей душой: в футляре из-под флага лежал десятизарядный противопехотный альверянский деструктор, способный превратить в атомарную пыль и молекулярные брызги за считанные секунды любой фомальдегауский, и не только, танк. Как выяснилось, Танька очень боялась насильников со стороны ныне разгромленных, но все еще бандитствующих разрозненными группами чешуйчатников. У нее отобрали тяжелое орудие, лишь убедив, что на Пирегойе нет фомальдегаусцев. Кроме тех, конечно, что сидят в пирегойских тюрьмах, отбывая свои сроки за многочисленные военные преступления.
— Елизар Семенович! Кондратий Игнатьевич! — обратились к полковникам союзной армии пирегойцы. — не соизволите ли откушать с Ее Светлостью принцессой Пирегойи Рифмой?
— Соизволим, — не стал ломаться проголодавшийся, как волк, Кондратий. — Кабы у вас еще и абсент нашелся, было бы вообще со всех сторон симпатично.
— Если вас не затруднит, милостивые судари и сударыни, — языком, более приличествующим обстановке, отозвался Середа, — подскажите, где тут у вас рукомойник и покончим с этим?.. Смотри, не напейся, — показал кулак он Кондратию. — Еще не хватало тащить по ракетодрому тебя под мышки. Опозоришь ведь всех: и меня и Землю и землян. Всю гелиоскую Систему.
— Да я чего, Семеныч? Я ж ничего! — оправдывался заранее и наперед Кондратий. — Наконец-то, благодаря объединенным усилиям землян и некоторых планет фэтской Системы, фэтский Мир познал мир и по такому случаю предусматривается годовой праздник по земному летоисчислению, празднества с их карнавальными шествиями, всенародной гульбой и салютами в честь победы, Семеныч.
— Значит, на год уходишь в запой, Кондраша? Так тебя понимать?
— Я могу и вообще не пить, Семеныч. Принципиально. Ты ж меня знаешь. Брошу и все. Закодируюсь или торпеду вошью. И ни капли, ни глоточка!
— Ох, Кондратий, и, что мне с тобой делать? — сокрушенно качал головой Середа. — Ладно, гуляй, гусар. Хрен с тобой! Но только не забывай, что ты на службе.
— Есть не забывать, товарищ полковник!
— Действуйте, лейтенант.
Эпилог
Потихоньку Кондратий и Середа все реже стали вспоминать о Земле. Их квазиностальгия нашла более оптимистические формы, легко вписавшиеся в график праздничных развлечений фэтской Системы, а самый разудалый, квасной патриотизм был вытеснен напрочь событиями, которые последовали вслед за приземлением на Пирегойю. Ведь только там принцесса призналась родителям, что давно и безутешно влюбилась в Кондратия. А Кондратия она поставила перед выбором: или башка с плеч или безбедная и сытая жизнь в качестве наследника престола, но жизнь совместная с принцессой.
— Вот, блин, — жаловался по прошествии некоторого времени начальнику Кондратий. — Я ей говорю, что ее батя император, а она мне: он — король. И не переспоришь. Вот и живи с ней! Никакого почитания в отношении мужа. Эмансипация, грозящая перерасти в матриархат. Золотая посуда после пиршеств грязная. Во Дворце частенько не метено. Чуть выпью из кубка, усыпанного бриллиантами, где-нибудь втихаря за троном — она тут, как тут! «А ну дыхни!» — требует!