Акунда Глеб заметил не сразу. Лихорадочно соображая, как же выбраться из ловушки, в которую он сам себя загнал, Погодин случайно скользнул взглядом по земле и едва не сорвался вниз от удивления. Он увидел, как зашевелилась гора тлеющего мусора, как огромные руки сатра разбросали обломки досок и куски кровельного железа. Выбравшись на открытое пространство, Акунд, припадая на одну ногу, побрел к крану. За ним потянулся кровавый след.
– Смарагд! – заревел он. – Бросай смарагд!
Глеб, судорожно вцепившись в балку, посмотрел на сатра. Сверху тот казался чуть ли не карликом, куколкой, которую шутник-художник раскрасил красными полосами и пятнами. Погодин не сразу понял, что это кровь.
– Смарагд! – От голоса Акунда, казалось, завибрировала вся конструкция крана.
Вывернув голову, Глеб поискал глазами Скуларию и увидел, что сатресса одолела подъем и теперь перебирается на стрелу. От него не укрылось, что в ее движениях появилась некоторая суетливость, как будто Скулария нервничала.
«Наверняка так и есть, – подумал Глеб. – Для нее заполучить изумруд означает больше, чем для политика средней руки – выиграть президентские выборы».
Ветер, утихший было, яростно засвистел в переплетах стальных конструкций крана. Скулария заскакала по балкам стрелы, на бегу, не глядя, метнула в Акунда веер огненных шариков и сразу же послала следом водяной бич.
«Она тоже устала. У нее не хватает сил на полновесные заклинания», – догадался Погодин, наблюдая, как огненные шары взрываются вокруг Акунда, расплескивая грязь, как толстый водяный жгут пытается обвить его, словно живой удав свою добычу, – и рассыпается туманом мельчайших брызг, как только сатра голыми руками раздирает его холодные объятия.
– Бросай! – Акунд уже не прокричал – провыл это слово.
Глеб в нерешительности вытащил из кармана футляр с камнем. Щелкнула застежка. Изумруд лежал в своем бархатном ложе, уютно светясь глубокой травяной зеленью.
«Дон! Дон! Дон!» – запел металл стрелы под копытцами Скуларии.
Глеб оглянулся – сатресса приближалась. Счет времени пошел на секунды.
Он перевел взгляд на камень. Что же делать? Отдать? Сбросить вниз Акунду? Навсегда отказаться от возможности стать кем-то, отказаться от могущества, славы, богатства… Или оставить – и бросить все силы на то, чтобы попытаться выкрутиться, каким-то образом стравить Скуларию и Акунда, под шумок улизнуть, а уже потом, в спокойной обстановке надежного убежища, трезво прикинуть, каким образом можно будет использовать смарагд.
«У тебя была на это масса времени, – упрекнул себя Глеб. – Чтобы использовать камень, нужно быть магом. И не просто магом, а наследником Ксенфа или чародеем, способным снять наговор на кровь, сделанный бывшим Владыкой».
«А вдруг во мне действительно есть скрытые способности? – немедленно ответил внутренний голос, второе «я», альтер эго Погодина. – Вдруг Часовщик не врал, и я маг нового, неизвестного за Пеленой типа? Ведь разговаривал же со мной изумруд! Ведь умею же я «входить в гейм»! Нет, абсолютно точно, я маг! Поэтому камень отдавать нельзя…»
«Да какой там маг! – продолжился диалог в голове Глеба. – Куда ты лезешь? С этой стрелы вместе с камнем ты скорее попадешь не в надежное убежище, а прямиком в ад. Акунд – сын Ксенфа. Смарагд принадлежит ему. Ты же сам хотел передать камень законному наследнику. Вот он, стоит внизу и ждет. Ты обязан это сделать! Обязан по всем законам, по всем правилам, и человеческим, и нелюдским».
«По каким еще правилам?»
«Тебя просил об этом старый Ксенф. Невыполнение воли умирающего – это… это…»
«Что? Грех? Ха-ха! Можно подумать, я один такой. А вокруг все – просто святые. Тот же Ксенф…»
«Акунд спас тебе жизнь. Ты обязан отблагодарить».
«Я не просил его спасать меня. Может, я бы и сам справился!»
Глеб чувствовал – борьба с самим собой заходит в тупик, аргументы и контраргументы он может генерировать до бесконечности, но это ничего не изменит.
Камень нужно отдать.
Ведь если Аскет тогда не соврал… а зачем ему врать?..
Он последний раз вгляделся в таинственную зеленую бездну, в недра изумруда, и словно наяву увидел бушующее море, обсидиановые глыбы на берегу Одинокого острова, колдуна в полированной маске и воинов Аталана, сжимающих в руках боевые весла.
– Клянусь семенем Всеотца, – долетел до Глеба сквозь свист ветра прерывающийся голос Скуларии, – я исполню любое твое желание, «коричневый»! Отдай камень – и ты станешь самым… самым…
Сатресса была совсем близко. Даже не оборачиваясь, Погодин чувствовал это. Те секунды, которые у него оставались на раздумья, закончились. Пришло время принятия решения.
– …Самым могущественным немагом в Москве! – Крик Скуларии полоснул Глеба по ушам. – Отдай!!
Двумя пальцами вытащив изумруд из футляра, Глеб посмотрел на застывшего внизу Акунда. Сатра больше не кричал. Он просто стоял и наблюдал за тем, как Скулария все ближе и ближе подбирается к Погодину. Выдержке наследника Ксенфа можно было позавидовать. На его глазах рушилось все – он же просто ждал, понимая, что повлиять на развитие событий не может, а может только просить, но это было бы унижением для гордого сатра.
Глубоко вдохнув – как перед прыжком в холодную воду, – Глеб разжал пальцы. Лучащийся зеленью камень на мгновение, казалось, завис в воздухе, точно не хотел расставаться со своим хранителем. Скулария взвизгнула. Собрав остатки сил, она черной пантерой бросилась вперед, совершила невероятный прыжок – и почти дотянулась до смарагда. Глеб видел, как рука повисшей на стреле сатрессы прошла в воздухе рядом с падающим камнем. Скулария промахнулась всего на каких-то пять сантиметров.
Изумруд медленно уменьшался в размерах, удаляясь от Глеба. В этот момент Погодину почудилось, как множество голосов прежних хозяев удивительного камня прокричали ему не то слова благодарности, не то проклятия. Но на самом ли деле он услышал этих людей и нелюдей или виной всему был шум ветра в ушах и усталость, навалившаяся вдруг, точно бетонная плита?
Скулария, вцепившись в нижнюю балку стрелы, завороженно провожала взглядом падающий изумруд. Понимала ли сатресса, что проиграла? Или, наоборот, в этот миг в ее хорошенькой головке возник новый план? Узнать это Глебу было не суждено. Он лег грудью на ледяной металл, разжал руки. Очень хотелось закрыть глаза, но пока превратившийся в зеленую точку камень не закончил свой полет, Глеб не нашел в себе силы сделать это.
Запрокинув искаженное гримасой ненависти, побелевшее лицо, Скулария прошипела:
– Ты умрешь, «коричневый»! Глупец, на что ты надеялся? Акунд слабый колдун, и сил в нем не осталось! Я убью его и все равно завладею камнем. Ты упустил свой шанс. Пусть клан Ксенфов погибнет – мне плевать! Со смарагдом я подчиню себе любой другой. Я возьму под контроль все колодцы в городе. Да что там в городе – в стране! В мире! Смотри, что такое настоящая высшая магия!
И она вдруг захохотала неожиданно загустевшим, басовитым голосом, от которого Глеба продрал озноб, во сто крат сильнее того холода, что нес ветер.
– К черной земле, что принимает в себя всякого, взываю я! К черной воде, что топит в себе всякого, взываю я! К черным корням, что пьют всякого, взываю я! К черному ветру, что иссушает всякого, взываю я! Смерть, приди же и возьми то, что твое по праву! Твоей власти отдаю я сих малых…
Голос Скуларии сделался еще более низким. Это был уже не голос, а глухой подземный гул, в нем тонули отдельные слова. Вокруг ее тела разлилось зеленоватое сияние, в котором потрясенный Глеб увидел очертания разнообразных предметов – светящиеся призрачные силуэты.
Кольца, амулеты на цепочках, камни, ножи, браслеты, кости, серебряная чаша, золотая корона повисли в сгустившемся воздухе и хороводом закружились вокруг висящей над бездной хозяйки. Наливаясь недобрым, сумеречным светом, каждый из них породил тонкую темную нить, тянущуюся к голове Скуларии. Теперь уже казалось, что вокруг нее вращается зелено-золотое колесо с пульсирующими спицами.
От холода и какого-то общего опустошения души и тела Глеб не мог думать, говорить, двигаться. Он лишь наблюдал, как сатресса готовилась нанести последний, решающий удар с помощью всей совокупности вживленных в ее тело амулетов.
И в этот миг смарагд закончил свое бесконечное падение и с тихим шлепком лег в окровавленную ладонь Акунда.
Он действительно был никудышным магом, этот черноволосый сатра, всю недолгую жизнь проживший изгоем, безвестным сиротой. Обреченный на сострадательное презрение со стороны соплеменников, он с детских лет пытался доказать всем: он, Акунд, что-то значит. Изнуряя сильное тело многочасовыми тренировками, он пытался стать тем, кем и должен был быть по праву рождения, – сильнейшим среди сильных. Судьба жестоко обошлась с ним, но вот пришло время расплаты за все унижения, за годы прозябания, за невидимое клеймо «ребенка клана», за драки и хулиганские выходки, у которых была одна-единственная цель – заставить всех вокруг если не уважать, так хотя бы бояться себя.