Тут Корбут решил, что через телохранителя-человека он легко пройдет силой. Зря он так решил. Эней спокойно позволил ему взять себя за грудки, после чего защелкнул на нем наручник. Второй был уже на запястье Энея, так что когда Корбут отшвырнул настырного телохранителя от двери, все вышло не так эффектно, как он ожидал. Вампирский молодняк плохо умеет распоряжаться своей силой и массой, особенно, если не учится: Корбута повело за Энеем, развернуло на скользком полу, Эней подхватил движение и бросил высокого господина через плечо. Корзинка, которую Корбут так и не выпустил, описала полукруг и врезалась в стену, шампанское брызнуло во все стороны, цветы разлетелись.
Буку не обязательно расстреливать. Можно, как у классика, отделать кочергой на глазах ребенка. А можно и без кочерги.
— Что тут… — ахнула буфетчица. Ванда застыла у выхода из ложи. Юлиуш — за ее спиной. Прав был Эйдельман, не телохранитель, а горе.
— Ну?! — гаркнул Эней. — Уводите ее!
Корбут с заломленными руками не мог найти точку опоры, но сейчас первое ошеломление пройдет и он встанет…
Юлиуш потащил Ванду к лестнице — потом развернулся и повлек в гардероб. Эней застонал: мысленно — от такой бестолковости, и вслух — от того, что наручник под напором вампирской силушки резал ему запястье.
— Спокойно, — к ним одновременно подбежали обалдевший охранник и Цумэ. Охранник, пожилой и полный дядька, не решался вмешиваться в драку старшего и человека, способного старшего заломать. Но когда Эней с Цумэ вдвоем подняли Корбута с пола, он решил, что настал его момент:
— Вы что делаете?! Вы с ума сошли?
— Помогаем господину Корбуту войти в образ, — как ни в чем не бывало, сказал Цумэ. Действительно, они почти повторяли мизансцену «палачи втаскивают Каварадосси в кабинет Скарпиа».
Зрители из лож и с верхних ярусов заполняли проходы. Нужно было увести Корбута, пока лестницы не забила толпа.
— Так это ты, — громко сказал Корбут, повернувшись к Энею, — вчера хотел ее так, что у половины зала в штанах зудело?
— Обсудим это частным порядком, — Цумэ повлек Корбута вниз по лестнице. — В конце концов, у вас работа. Полторы тысячи человек с нетерпением ждут вашего расстрела.
Корбут осознал наконец, что теряет лицо быстрей, чем вынырнувший из-за угла комбайн собирает с пола останки его букета и шампанского. Он перестал вырываться и пошел сам. Эней ослабил захват и позволил певцу выпрямиться. Втроем они проследовали к служебному входу, сопровождаемые изумленными взглядами и шепотками.
За кулисами Эней отстегнул наручник. Потер ссадину на запястье. На них опять таращились — статисты в мундирах и треуголках, рабочие сцены, еще какой-то народ… Седой носатый дядька в свитере и почему-то в ботфортах — Эней вдруг узнал в нем графа Скарпиа — расхохотался:
— Дима, что случилось? Тебя не просто послали — а с милицией?
Корбут плеснул вокруг раскаленной ненавистью.
— Извините за этот… безобразный инцидент, — Цумэ галантно поклонился.
— В чем дело?! — к ним протолкалась пожилая встрепанная дама. — Дмитрий, что за танцы с саблями опять?! Звонок уже был, ваше место там! Молодые люди, кто вы и какого хрена вам здесь надо?
— Мы — телохранители госпожи Войтович, которой господин Корбут пытался навязать свое общество, — сказал Эней. — Я хочу, чтобы господин Корбут знал: если он еще раз попытается это сделать — я ему что-нибудь сломаю.
— А сломайте, — громко сказала кучевая и перистая дама — видимо, режиссер. — Сломайте, сломайте. Будет знать, как выпендриваться. Как эманировать на партнеров и мешать им. Так, все по местам! Дмитрий, вы поняли, что я сказала? Прикрутите фонтан! Розовым будете на поклонниц дышать в свободное время. Солдаты, на сцену, вашу мать! Господа телохранители, вы еще здесь?
Господа телохранители поспешили откланяться и отправились в гостиницу — Ванде предстоял еще вечер в «Кубе».
— Поменяемся, — сказал Эней. — Ты поедешь с ней, я буду ночью охранять номер.
— Хорошо, — кивнул Цумэ. Прелесть работы с ним состояла в том, что можно было не объяснять. Он и сам все прекрасно понимал.
Машина их, конечно, ждать не стала — да она и была нужна только вечернему платью и туфлям Ванды. От Мариинки до гостиницы — площадь пересечь.
— Ты, главное, себя не изводи, — сказал Цумэ. — Это она тебя… индуцировала.
— Что? — опешил Эней. Игорь вздохнул.
— Ваши… э-э-э, стремления — они вполне взаимны. И первой начала она.
— Спасибо, что сказал. Но это уже не имеет значения, — Эней остановился, увидев, как в номере Ванды зажегся свет. Когда ее не было рядом, он чувствовал то же самое. Он умел сбрасывать эмоции — но в этом состоянии нельзя находиться часами. Во время вчерашнего концерта он снимал слой за слоем постоянно — как на плотине в паводок сбрасывают уровень воды. Бесполезно — пропускная способность плотины ограничена, а песни льются в подставленное сердце — одна за другой… Возможно, она его и в самом деле индуцировала — но сейчас этот генератор работает сам.
Наверное, нужно было защищаться, как от Волны. Но мысль защищаться от чего-то хорошего не пришла в голову раньше — а сейчас было уже поздно.
Ничего. Осталось меньше трех суток. Завтра — концерт в Мариинке, послезавтра — запись новогоднего выступления на Ленфильме, на третий день — отлет в Варшаву. И все.
В фойе отеля их встретил Юлиуш.
— Пан Новицкий, можно вас на два слова?
Эней отошел с ним к садику бонсаев.
— Что сказал Корбут?
— Гадость. И полную бздуру. Не беспокойтесь.
— Я беспокоюсь, — голос парня чуть дрогнул. — И если вы сделаете что-то Ванде… Я видел, что вы можете. Высоким господам руки крутить. Но я придумаю что-нибудь, потому что Ванда… вы ее обидите, а ее нельзя обижать. Не подходите к ней.
Беда, подумал Эней. Горе. Парень то ли не очень умен, то ли слегка поплыл от любви, а может — и то, и другое. Причем раньше, чем сюда приехал. Здравый человек знал бы, что не годится в телохранители. Дважды.
Это значит, я ничего ему не могу сказать так, чтобы он услышал и понял.
Если я скажу ему «я не обижу ее» — он услышит «но все равно возьму».
Если я скажу ему «я просто должен делать свою работу» — он услышит «я круче, мне на тебя вообще плевать, я сделаю, что хочу».
Если я скажу «я не хочу отбирать у тебя твою любовь» — он услышит «я круче, мне не в позор соврать малышу в утешение».
Если я просто промолчу — он услышит «я настолько круче, что мне и разговаривать с тобой незачем».
Если я дам ему по башке, чего делать все-таки нельзя — он услышит все это сразу и еще добавит сверху…
— Юлек, — окликнул, проходя мимо, гитарист и аранжировщик Шон Филак. — У нас осталось полчаса, чтобы переодеться. А пану Новицкому нужно еще взять смокинг в конторе.
— Спасибо, но сегодня в «Куб» едет пан Карастоянов, — сказал Эней.
— Ванда просила, чтоб поехали вы.
Ничего хуже он просто не мог сказать. Эней потер лицо. Как я раньше-то эти проблемы решал? И ведь решал, не замечая даже…
— Пан Гонзатко, — сказал он тихо, — «Куб» кишмя кишит высокими господами. И то, что вам сердечная боль — им цирк с конями. Подумайте об этом.
И пошел к лифту.
Охранять гостиничный номер — вчера это казалось привычной данью даже не паранойе, а инструкции: лучше потратить втрое больше времени и усилий и сделать все по правилам, чем ломать руки потом. Но сейчас Эней посмотрел на это дело несколько иначе. Корбут дальше, чем на полшага вперед, ничего не планирует, но подлости и злости ему хватает. И если гениальная мысль застигнуть Ванду врасплох в ее апартаментах стрельнет ему в голову внезапно — зазор между ней и дальнейшими действиями будет очень маленьким…
Через четыре часа Ванда вернулась — с Цумэ, с Филаком и без Юлека.
— Спокойной ночи, пан Новицкий, — сказала она, проходя мимо. Палантин в ее руке волочился по полу, она этого не замечала. С ней было очень нехорошо, а когда с передающим эмпатом нехорошо настолько, что он уже не может собой управлять — то всем в округе тоже несладко.
— Мальчик устроил ей сцену ревности, — тихо пояснил Цумэ, когда за ней хлопнула входная дверь. — Она его выгнала прямо из машины.
Эней длинно выдохнул.
— Если хочешь, я тебя подменю и здесь, — предложил Цумэ. Эней посмотрел на часы — без пяти три. Ванда сейчас ляжет спать, она же не железная. Встанет, как и вчера, за полдень. Кен заступит, как и было условлено, в шесть. Соответственно, с Вандой Энею этой ночью больше не встречаться.
— Я не устал.
Юлиуш появился примерно через полчаса. Пьяный вдребезги, еще чуть-чуть — и преодолевал бы коридор ползком. Эней вскинулся было предложить ему помощь — но решил, что этим окончательно раздавит остатки гордости, и не встал с дивана. Юлиуш долго не попадал ключом-картой в прорезь замка, наконец, одолел хитрую электронику и ввалился в открывшуюся дверь. Она закрылась сама собой. Ключ-карта осталась в прорези. Пусть будет, решил Эней.