На перроне стояли группой несколько штатских, среди них мой полковник дядя Миша. Они нас ждали.
Гриша увидел их и сказал:
– Прощайте! – И рванул в кусты, за пакгаузы. Штатские во главе с дядей Мишей спокойно, чересчур вразвалочку, как ходят военные люди, когда они в гражданском, но не хотят и не умеют скрывать своей истинной принадлежности, направились к нам.
– Ну и сука ты, Гарик, – сказала в сердцах Александра.
– Не все умеют сводить счеты из автомата, – сказал я. – Для некоторых есть другие, более мирные способы.
– Заложишь меня? – спросила Александра.
– Я не могу тебя заложить. Ты на это ответишь, что мне все приснилось.
– А точно! Тебе и в самом деле все приснилось.
– Тогда и ты меня пойми. Существует какая-то дыра в пространстве, туда утягивает людей. И они погибают. А что, если это грозит смертью многим и многим?
– Не все ли равно? Витечку не вернешь.
Дядя Миша стоял перед нами.
– Ты познакомишь меня, Гарик? – спросил он.
Александра протянула полковнику тонкую длинную руку и представилась:
– Александра. Очень приятно. Вы меня арестуете?
– Мы никого не арестуем, даже вашего друга Григория Куна, который думал, что убежит под вагонами.
Я обернулся. Гриша возвращался к нам, его вели два человека, не дотрагиваясь, но жестко, как будто заламывали руки.
– Ох и встретимся мы с тобой, Гарик, – сказала Александра. – Тогда ты пожалеешь.
Ничего от Александры и Гриши добиться не удалось. А впрочем, на что дядя Миша мог рассчитывать? Я ведь тоже давал ему информацию, в которую было трудно поверить, а поверив, никак нельзя было использовать.
Александра знала, когда и где появится выход из того мира.
Это ей сказал Порейко, потому что и сам намеревался возвратиться этим путем. Но о следующем ходе или времени связи он знать не мог. Знали сенаторы. Но все погибли. Всех убила прекрасная валькирия Александра.
Двое суток я провел в гостинице Меховска. В первый день я зашел в комнату, где раньше находился «Союз ветеранов – XX век». Там было пыльно и пусто. Ящики стола Порейки лежали на столе пустые. Стальной сейф, сто раз покрашенный бурой краской, был открыт и тоже пуст. Контора была фикцией.
Когда я стоял в комнате, туда зашла Александра.
– Тебя отпустили? – обрадовался я. Поздняя оса кружила над столом – наверное, там было сладкое пятно от чая.
– Я сказала, что уеду к себе. Не пускают.
– Ты же знаешь, что они отпустят.
– Они бы рады держать меня вечно и вывернуть наизнанку, да мне нечего им рассказать. А этот полковник дядя Миша, ты не представляешь, как он на меня смотрит, была бы его воля... не веришь?
– Не верю.
– Ну и черт с тобой. Ты мне адрес оставишь?
– Я уже написал.
Я достал листок из кармана. Который год собираюсь заказать визитные карточки – необходимо! Научный сотрудник немаловажного учреждения...
– У меня тоже карточки нет, – сказала Александра. Она отодвинула пустые ящики и стала писать свой адрес. Потом попрощалась и ушла, по крайней мере она уже не сердилась.
Когда я клал бумажку в карман, то заметил, что на ее другой стороне записан мой адрес. Значит, мне она не напишет.
На третий день с утра меня отправили вертолетом в Москву, там должны были снять энцефалограммы – я буду давать показания в глубоком сне. Дядя Миша надеялся узнать что-нибудь такое, особенное, чего я сам не представляю. И понять, где же мы были...
Я сидел в лаборатории. Тамара сделала кофе, и, как всегда, жидкий. Ну что за вкусы у человека!
Катрин заметила, что я хочу что-то сказать, взяла чашку, выплеснула ее под протест Тамары в раковину и занялась делом.
– Подытожим, – сказала Калерия. – Все-таки мы что-то с тобой знаем.
– На основе всех наших размышлений и допросов, которые так успешно провел дядя Миша, побывал я на Земле, вернее всего, во время, не очень далеко отстоящее от нынешнего дня, а может, и в наши дни. Но где – не знаю. Если бы я верил в параллельные миры, то, конечно, соблазнительно считать тот стадион параллельным миром. Но он какой-то странный. Люди там немногочисленны и не очень реальны. Как будто в том мире прошла третья мировая война и после нее остались лишь осколки цивилизации...
– Фантазии, – сказала Тамара, которая умеет произносить банальности значительным тоном, – рождаются в больных головах. Но если это мечта, то совсем наоборот.
Мы замерли от глубины мысли, но переварить ее не сумели.
– Может, когда-нибудь они сами дадут о себе знать, – сказала Катрин, ставя передо мной чашку настоящего кофе.
– Мы можем не заметить этого светлого момента, – печально сказала Калерия, у которой в тот день было меланхолическое настроение – что-то у нее неладно дома.
Но тут же наша начальница взяла себя в руки.
– Допиваем кофе и принимаемся за работу. Время не ждет. Гарик пишет отчет о командировке, только не для дяди Миши, а для Академии наук, так что попрошу без грамматических ошибок. Тамара, ты когда наконец приведешь в порядок журнал экспериментов? Саша, мне сегодня в проходной сказали, что тебя вчера задержали при попытке...
– А вот это клевета! – возопил Саша Добряк, не дослушав Калерию Петровну. – Я не выносил, а вносил. И не крокодила, всего-навсего кота.
– Я не позволю убивать мышей, – заявила Тамара. – У них маленькие дети.
Конечно, прямые сравнения некорректны, но я чувствовал себя как человек, возвратившийся из отпуска на Канарских островах или в Ливадии. В первый день ты весь полон пейзажами, событиями, звуками и запахами тех сказочных мест. Но окружающие за то время, пока ты купался в океане, занимались воспитанием детей, сбором профсоюзных взносов или ремонтом дачи. Ты им начинаешь говорить о ночном океанском прибое, а они о стоимости щебня или болезни гладиолусов, а то и о последних дебатах в Государственной думе.
Разумеется, все в лаборатории ждали моего возвращения, даже беспокоились обо мне (в различной степени). Но ведь они не смогут никогда услышать, как трещат латы под ударом меча, как пахнут выгребные ямы заброшенного лазарета, как молит о жизни поганый Порейко. Ну как объяснишь кому-нибудь, даже чуткой Калерии, что я искал и не нашел Риту и боюсь думать о том, что с ней могли сделать на той иллюзорной войне.
А раз они не могут услышать и увидеть то, что слышал и видел я, то для них существование параллельно с нами или где-то над нами гротескного и жестокого мира – плод для размышлений, а не ночные и дневные кошмары.
Кукловоды могут вернуться и снова потребовать дани. И снова найдутся люди, готовые эту дань для них собирать. В конце концов, мы знаем, что сами монголы редко появлялись на Руси – дань для них в охотку собирали русские князья, и еще приворовывали.
Я чувствовал, что это – не последняя моя встреча с хозяевами...
– Кофе остынет, – сказала Катрин. И как бы невзначай прикоснулась ко мне бедром. А я отодвинулся – не обижайся, Катрин, ты не знаешь, какое видение посетило меня.