«Приятное» — это Илья, муж, любимый мужчина. «Самый, самый, самый…». Его не было уже сутки, почти двадцать четыре часа, но скоро он вернётся. Он обязательно вернётся, целый, и невредимый. А она будет его встречать. Припасёт завтрак. Чай заварит, как он любит. А когда Илья придёт, они будут этот чай пить. Они всегда, если есть возможность, пьют чай вместе. Илья будет молчать — устал, не до разговоров. И она тоже будет молчать. А вот после того, как он отдохнёт, и доделает свои дела — наступит её время…
Вот тогда он обязательно расскажет ей, какое там сегодня было небо, шёл ли дождь, или солнышко светило. И про то, что на площади, в клумбе взошли цветы. А она попеняет, что не принёс. Он смутится: не догадался…
О, вроде, идёт! Маша прислушалась: точно, он. Интересно, там, наверху, он так же топает?
Провела по волосам (господи, эти уши…), по-быстрому оглядела себя, зачем-то подёрнула джемпер…
— Доброе утро! — чмокнул в подставленную щёку.
— Привет! Чай горячий, будешь? — что спрашивать, конечно, будет. Жалко, что без сладкого: муженёк-то не только топает, как медведь, но и сладкоежка такой же.
— Ты сегодня хорошо выглядишь…
Упс… Руки дёрнулись, чуть чай не пролила: «И я тебя люблю, дорогой!». Глаза вдруг зачесались: «Ну, вот, не хватало ещё сырость разводить!» Нет, плакать она не будет. И так плохо, а будет совсем… И этот, балбес, ещё расстроится…
Маша как бы невзначай глянула в сторону мужа. Вид у того был настолько обескураженный, настолько виноватый, что она едва не рассмеялась: «Балбес, как есть балбес! Ладно, прощаю!».
— Завтрак там, под подушкой. Будешь? Я закрыла, чтоб не остыл.
Бабушкин способ пришёлся очень кстати: после сегодняшней ночи она поняла, что второй раз дорогу до кухни вряд ли осилит, а кормить любимого мужчину холодным завтраком — последнее дело.
— А сама-то ела?
— Угу….
И не соврала почти… Действительно, поклевала немного.
«Ну, подушка, посмотрим, какая из тебя печка», — Маша попробовала рукой кастрюльку.
— Смотри-ка, действительно не остыла! Горячая. Накладывать?
Муж ничего не ответил. Не слышит?!
— Илья? Что-то случилось?
— Да нет, просто устал.
Конечно же, устал. Сутки на ногах. Осунулся, глаза красные. Но ничего, поспит, будет как огурец.
Неожиданно Илья притянул её к себе и легонько подул в ухо. По телу побежали мурашки, сердце ухнуло куда-то в пятки….
— Ой, щёкотно, же, — на самом деле, конечно, не щёкотно, приятно. Голова «побежала»… Нет, не сейчас…
— Перестань, ешь лучше.
— Давай со мной, а то неудобно: я буду жевать, а ты на меня смотреть?
— А я не буду смотреть, ешь!
Маша взяла книгу, действительно попробовала читать. Не смогла: «Гляжу в книгу — вижу…». Вдруг подумалось: а ведь скоро она не сможет его вот так вот встречать… Как ни храбрись, ни делай вид, что всё в порядке, лучше-то от этого не станет… Обратный отсчёт пошел, курносая уже под дверью, устроилась поудобней, ждёт…
У-у-у… Женщина со всех сил сжала зубы, ногти впились в ладони. Всё принять можно, смерть — никогда. У-у-у…
— Как там сегодня, — Маша перевела дух, кивнула головой куда-то вверх и в сторону, — что нового?
Он мог бы и не отвечать на этот вопрос, она знала, что много лет там, наверху, если что-то и менялось, то только в худшую сторону. Только вот так и не видела этого…
— Всё как обычно, развалины — разваливаются, а реки — текут.
Для него всё, как обычно. Или нет? Ходит ведь на Откос, каждый раз ходит, хоть и видел всё это не один раз!
Почему-то Илья показался ей сейчас совсем чужим… Как пришелец из другого мира. В этом мире и солнышко светит, и реки текут так же, как и сто лет назад…Она умрет, и ничего не изменится.
«Ну, вот, нюни распустила», — разозлилась она сама на себя, — «Пожалейте бедную, помирает, в одиночестве, без света ясного, без ветра свежего…»
Не смешно. И реветь не расхотелось.
А ведь она тоже, из большинства, никогда не видела, как у Стрелки реки сливаются. Сто раз смотрела, а, оказывается, ничего не видела. Теперь, вот, и не увидит… Или...
— А мне с тобой можно?
Вдруг чудо возможно? Пожалуйста…
— Илья, мне с тобой можно? — повторила она. — Наверх.
Стало тихо. А, может, это ей только показалось?
Она ждала…
Илья перестал есть, положил ложку на стол, медленно отодвинул в сторону чашку с недоеденной похлёбкой.
Не глядя не неё, спросил:
— Ты действительно хочешь?
«Хочу, хочу, хочу», — она бы и закричала, да только горло перехватило.
— И сил хватит?
— Дойду.
Она дойдёт, она доползёт…
Маша кокетливо поправила волосы, не удержалась, съязвила
— Сам же сказал, что хорошо выгляжу.
— Тогда нечего рассиживаться, дел много, а вставать рано.
******— Илья, ты точно сумасшедший! Хоть людей с собой возьми, — Шамин, почему-то, испугался, когда Зуев сообщил ему о своём решении.
— Нет, начальник. Сам должен понимать, это как первое свидание, третий — лишний.
— А если случится что?
— Что??! Паш, мне надоело уже банальности пересказывать, сам не хуже меня знаешь: никто к человеку с ружьем не сунется, сейчас не зима, не голодно.
— Да не то, она же больная, вдруг с ней что?
— Ого! Какое у нас начальство заботливое стало! С чего бы? Хватит темнить. Выкладывай, что случилось?
Шамин помолчал. Понапрасну пугать Зуева не хотелось.
— Не знаю я. Может, случилось, а может, и ничего не случилось. Сегодня двое сверху не вернулись. Говорить под руку не хотел. Прости.
— Кто?
— Соломатин с Кочетковым.
— Ну, они не сосунки зеленые, как себя вести, знают. Вернутся, что-то в пути задержало.
— Может и так. Только всё равно, поосторожнее там, — Шамин умолчал, что разведчики пропали после того, как их, в двух шагах от дома, живыми и здоровыми, видела другая группа.
— А когда я не был осторожным?
— А может всё-таки возьмёшь кого? Мне спокойней будет.
— Да нет. Всё будет нормально. Мы выходим в два, к семи будем обратно.
— Удачи.
******Нищему собраться — только подпоясаться…
— Ну, вот и всё, готова. Сейчас противогаз подберём… Машка, какая ты смешная, глиста в скафандре!
— Ага, думаешь, ты на Рэмбо похож? — Маша улыбнулась, — Почему до сих пор зеркалом не обзавелись?
— Мадам, только для Вас, — Витёк, дежурный каптенармус, шутливо шаркнул ногой, и протянул ей осколок зеркала, за что Зуев готов был его убить.
Но всё обошлось: Маша посмотрелась, отметила про себя, что уши не выпирают, потом что-то подправила, что-то поддёрнула:
— Ничего не попишешь, действительно — глиста в скафандре! Ну что, в путь!
Женщина сняла противогаз сразу же, как они вышли наружу, здраво рассудив, что приговорённому к смерти смешно бояться простуды.
— Не возражаешь? — она улыбнулась. — Только мешать будет.
Зуев промолчал, а потом и сам последовал её примеру. Втянул в себя ночной воздух. Трава, дерево, остывающий асфальт, камень, пыль — от запахов закружилась голова.
Путь, который им предстояло проделать, в прежние времена здоровый взрослый человек проходил за сорок минут. Зуев, изучивший развалины, как свои пять пальцев — за двадцать. Но сейчас он шёл медленно, подстраиваясь под Машу, часто останавливаясь, осторожно обходя препятствия. Та с любопытством смотрела по сторонам, в предрассветных сумерках развалины выглядели не так ужасно, как днём.
— Ты знаешь, я всё это немного другим представляла, — они передыхали на ступеньках областной библиотеки. Старинное двухэтажное здание почти не пострадало: крыша уцелела, а выбитые взрывной волной стёкла были заколочены деревянными щитами. Книги берегли.
— Ну, это ещё ничего, не так страшно — кремль прикрыл, что ли?
— Да нет, я не про это. Смотри, машин сколько, там ведь люди были, да? И в квартирах… Нет, ты не подумай, что я такая, — Маша на секунду замолчала, подбирая нужное слово, — инфантильная. Я знала, конечно. Просто вот увидела… Им же страшно было?
— Маш…
— Нет, ты не думай чего, всё в норме…
Они немного помолчали.
— Илья… Смотри. Ведь в прошлую войну какая разруха была? Но ведь построили же заново? Значит, и сейчас можно. Правда?
— Правда. Что ты вдруг про это?
— Не знаю, в голову пришло. Радиация… её ведь просто так не почуешь, да? Вот и хочется бросить всё и уйти сюда.
— Ну, «хочется» тут не прокатит ещё лет этак -надцать… Ну что, пошли?
— Пошли, я готова.
Женщина с трудом поднялась.
— О-о!.. Батарейки сели? Давай-ка, лезь ко мне на спину, так-то быстрее будет, — Илья подхватил жену под коленки, и несколько раз подпрыгнул, изображая лошадь. — И-и-и-го-го!
Маша фыркнула.
— Представляю, как это выглядит со стороны!
— А как бы ни выглядело, смотреть-то всё равно некому.