В ожерелье сочных лесов на берегу сверкающего голубизной залива показался город Майами. Последний аэродром на материке, который должен был миновать Кормик.
Однако Майами, зардевшись на солнце белыми плоскими крышами, внезапно исчез в молочно-белом, пушистом и плотном, как комок ваты, туманном клубке. За этим клубком потянулся новый. Целые гряды туманных холмов и полос…
Кормик идет на большой высоте. Он с трудом ориентируется по отдельным клочкам островов, проглядывающим сквозь прорывы в тумане.
Но вот совершенно внезапно почти под самой машиной возникают из-под тумана зеленые пятна и сверкающее на солнце бело-желтое пятно Гаваны.
В висках Кормика стучит горячая кровь, и красные круги застилают все кругом. Он бессознательно берет штурвал от себя, и самолет со свистом несется вниз…
19 час. 19 июля 1927 года.
Хинтон жадно ел, запивая обед крепким маисовым пивом. Зинн, сидя против него, лениво ковырял вилкой в тарелке. Они оба смертельно устали. Со вчерашнего дня, когда Кормик в новом припадке малярии совершил головоломную посадку на поле, они переделали уйму дел.
Оставив в Гаване на квартире первого попавшегося врача больного Кормика, Хинтон и Зинн умудрились устроиться на миноносце, шедшем на Гаити с отрядом морской пехоты в помощь полиции Порт-о-Пренс.
Хинтон и Зинн, побывав на Гаити, так же спешно вернулись обратно. Хинтон — чтобы лететь в Нью-Йорк, Зинн — чтобы захватить все свои аппараты и вернуться в Порт-о-Пренс.
Теперь, сидя за завтраком в номере гаванской гостиницы, куда переехал и больной Кормик, Зинн в сотый раз задал Хинтону вопрос:
— Слушайте, Бэн, ведь вам нужно здесь работать. Никак не пойму, какого черта вас несет в Нью-Йорк?
Хинтон, размякший от пятой бутылки крепкого пива, с видом заговорщика поглядел вокруг и, наклонившись к Зинну, проговорил:
— Ну, старина, я вам скажу, в чем дело. Я купил в Порт-о-Пренс один документик, объясняющий причины всей заварухи на Гаити. Рука Кремля. Понимаете? Вот так. Почему я не могу отправить документ почтой? Очень просто: я ни в какой мере не уверен в его подлинности, скажу больше — мне он прямо подозрителен, но тем больше оснований не доверять почте. Хинтон знает свое дело…
Хинтон продолжал еще удовлетворенно смеяться, когда перед ним появился Кормик. С желтым лицом, осунувшимся от лихорадки, едва держась на ногах, Кормик выглядел настоящим выходцем с того света.
— Бэн, — тихо сказал Кормик, — я знал, что вы скотина, но о том, какая вы скотина, я узнал только сейчас. Вы сейчас же отдадите мне ваш гнусный документик, или… — Кормик схватил со стола бутылку, но зашатался, повалился на пол.
Хинтон вскочил со стула, поднял Кормика и бросил на постель.
— Зинн, этот идиот, видимо, решил покончить со своей службой у Херста! Знаете, их разлагают союзы. Пока у них не было левых союзов, у нас не было и таких глупых пилотов. Впрочем, через час мы все равно летим.
Хинтон позвонил и вызвал врача.
— Слушайте, доктор. Этот больной говорит, что у него малярия, но мне нет никакого дела до его малярии, он должен через час вести свою машину. Ему нужно лекарство… Какое — вы знаете лучше меня! Важно только, чтобы он был на ногах и мог работать. Сердце? Черт с ним, с сердцем. Херсту нужны пилоты, а не сердце. Пятьдесят долларов? Хорошо, семьдесят пять — но чтобы через полчаса Кормик был на ногах!
20 час. 19 июля 1927 года.
На щеках Кормика играл яркий румянец, и глаза неестественно блестели. Навстречу машине со стороны моря, как и вчера, катились толстые ватные валики.
Прошло два часа, сделалось совершенно темно, но до сих пор не было видно мигающего огня аэромаяка Кей-Веста. Кормик внимательно проверил курс по компасу. Картушка лежала совершенно спокойно. Это показалось Кормику подозрительным. Он лег на новый курс, чтобы проверить действие приборов, и через пять минут понял, что компас испорчен. Кормик даже приблизительно не мог сказать, куда он залетел. С какой стороны садилось солнце? Сделав несколько поворотов для проверки компаса, он совершенно потерял ориентировку. Небо было затянуто облаками, звезды лишь изредка мелькали — по ним тоже немыслимо было определить направление.
Кормик вел машину по прямой, пока не почувствовал, что в висках у него снова начинает стучать и сердце бьется непривычно неровно. Кормику трудно было думать. Голова трещала. Однако он решил набрать высоту, чтобы над облаками ориентироваться по звездам. Машина задрожала от работы мотора на полном газу. Стрелочка высотомера дошла до двух тысяч метров и замерла. Бензину оставалось на пятнадцать минут.
Сердце бьется все сильней. «Что-то неладно, — думает Кормик, — не из-за того ли лекарства?» Точно сквозь море огня, Кормик видит под собою темную поверхность бесконечного моря и стрелку бензиновых часов, которая дрожит на горящем фосфорном «нуле».
И в этот же момент далеко на горизонте мелькнул тонкий голубой луч прожектора. Мелькнул и снова ушел.
Высокая волна выросла прямо перед носом машины. Кормик взял штурвал на себя, но машина грузно, задрав нос, всем брюхом встретила тяжелый удар пенистого гребня. Самолет болезненно рванулся вперед, и глухой грохот металла оглушил Кормика.
2 час. 30 мин. 20 июля 1927 года.
Хинтон вышел на крыло и, цепляясь за край фюзеляжа, полез к пилотской кабинке. Рядом с местом пилота над бортом висело, как мешок, тело бортмеханика Фуллера. Половина головы была у него оторвана осколком пропеллера. Глубоко уйдя в свое сиденье, сидел на пилотском месте Кормик. Хинтон потряс его за плечо. Кормик открыл глаза:
— Ну, как поживает «хозяин»? Я думаю, Бзн, вы должны быть удовлетворены. А?
— Бросьте балаган, Джо. Где мы находимся?
— Вероятнее всего, в прихожей ада. Более точно определить место я не могу.
На горизонте еще несколько раз появлялся луч прожектора, но он делался все бледнее. Хинтон расстегнул ремни, удерживающие тело Фуллера, и оно тяжело упало в воду. Кормику показалось, что одновременно с тем, как тело коснулось воды, под ее поверхностью блеснуло еще несколько темных тел…
8 час. 20 июля 1927 года.
Солнце уже высоко стояло над горизонтом. На юге, в расстоянии всего двух или трех миль, виднелись зеленые купы деревьев.
Хинтон работал вместе с Кормиком. Надо было сбросить мотор, чтобы облегчить аппарат, который слишком быстро погружался в воду. Хинтону мешало кожаное пальто. Он снял его и положил на сиденье механика. Кормик в это время отдыхал; в ушах у него звенело все сильней. Когда Хинтон положил рядом с ним свое пальто, Кормик вспомнил, как старательно укладывал Хинтон в его внутренний карман свою добычу — документ из Порт-о-Пренс. Почти бессознательно Кормик протянул руку и, захватив конец пальто, потянул его к себе. Пальто выпало через борт и повисло над водой в слабых пальцах Кормика. Увидев, что делает Кормик, Хинтон дико вскрикнул и бросил в него длинным железным ключом, с которым работал над мотором, но Кормик уже разжал пальцы, и пальто оказалось в воде.
— Эй, Кормик! Это стоит мне тысячу долларов, и за каждый мой доллар трест Херста заплатит мне десять. Вы сейчас же спуститесь в воду и достанете мне пальто… Слышите вы? — злобно кричал Хинтон.
Но Кормик смотрел на него мутными глазами: его зубы отбивали лихорадочную дробь.
— Ну, Джо, дружище, бросьте дурить, ведь перед нами тонут десять тысяч долларов!..
— Нырните сами, Бэн.
Хинтон, дрожа всем телом, смотрел на нарастающие перед самолетом пенистые валы. Наконец он решительно сбросил сапоги и подошел к краю крыла.
Высокий гребень подхватил пальто Хинтоиа и сразу отнес его на несколько метров от самолета. Хинтон решительно взмахнул руками, бросился в воду. И почти сразу слева и справа от него мелькнули длинные темные тела с острыми плавниками.
Кормик схватил длинный ключ, которым бросил в него перед тем Хинтон, и подполз к краю крыла.
— Бэн, эй, Бэн, держите, живей ко мне! — кричал Кормик.
— Джо, помогите… помогите!..
Но было поздно: акула нырнула около самой головы Хинтона, и белый гребень набежавшей волны потемнел от крови. Кормик бессильно выпустил из рук ключ и с трудом добрался до своей кабинки. В мозгу его метался красный вихрь лихорадки, зубы стучали.
20 час. 20 июля 1927 года.
Кормик открыл глаза от яркого света электрической лампы. Около него стояли люди в форме военных моряков. За руку его держал пожилой мужчина в белом халате. Он сказал:
— Ну, можете молчать. По вашим документам мы уже знаем все, что нужно знать, а вот вам, вероятно, небезынтересно будет узнать, что наш корабль — сторожевой крейсер «Амазонка» — подошел к вам тогда, когда из воды торчала уже только ваша голова.
Дверь каюты, где лежал Кормик, открылась, и вошел матрос. Приложив руку к козырьку, он доложил: