— Я родился...
Учёный оглядел меня с ног до макушки и гордо качнул головой.
— Ну, с днём вылупления, значит. — Профессор поставил метку в журнале рядом с моим «именем». — Так, где тут у нас Двадцать Пятый... Вот он. В порядке.
Ассистенты живо обтёрли меня влажными салфетками, профессор повесил на шею металлический жетон на цепочке, сунул в руки стопку сложенной одежды и пару сапог, прочных и усиленных вшитыми в голенища и стопы броневыми листами.
— Выход из рассадника — вон там. — Он указал рукой туда, где белеет проём открытой двери. — Просто иди, куда велят, и встретишься со своими братьями. Всё, что тебя интересует, узнаешь позднее. Добро пожаловать в большой и страшный мир, малыш.
И хотя я только что открыл глаза впервые в жизни, все вещи, что кругом, не кажутся незнакомыми. Например, я знаю, что в комплект выданной мне одежды входит биоплащ, несколько смен нижнего белья, армейские штаны, серый солдатский мундир и футболка. Точнее, я знаю, как всё это называется и используется. На выходе из рассадника, в большом павильоне ждут легионеры в боевом облачении и с автоматами «Воительница» в могучих механических руках. Пока я ещё мало знаю сам, СУЗИ помогает мне, подсказывает, что и как называется, для чего нужно. Но даже всезнающая СУЗИ не может сказать, куда меня ведут. Остаётся лишь шагать и шагать дальше. В сторону свернуть не получится.
От выхода из рассадника на некоторое расстояние вытянулся «рукав» из металлической сетки, настолько просторный, чтобы два человека могли пройти по нему плечом к плечу, но клоны идут в колонну по одному. За сеткой, на свободе, стоят упомянутые выше легионеры, разглядывая нас из-под непроницаемых забрал из тёмного бронестекла. Охранники видят наши одинаковые лица, а мы их — нет. Они тоже клоны? Автоматы опущены стволами в пол, но в любой момент могут взлететь к плечу, я прямо-таки чувствую боеготовность на расстоянии.
— Ты посмотри-ка, — шепнул один легионер своему напарнику. Подумал, что не услышу. — Чего это вон тот — серый?
Это он обо мне. Действительно, лучше сделать вид, что не слышу. Эти слова лишь усилили моё беспокойство. Даже клоны перешёптываются обо мне. Раз уж все так удивляются моему цвету, он никому такой не нужен. Выходит, я родился бракованным? Нет, нет... Всё хорошо... Успокойся...
Дойдя до конца «рукава», каждый клон останавливается, легионер проверяет номер на его жетоне и выпускает наружу. Как только набирается полный десяток с совпадающими номерами, легионер делает знак, и десятеро клонов уходят в другой конец павильона, вскоре исчезая в тёмном проходе.
Подошла и моя очередь. Нагой, я предстал перед проверяющим, он бросил взгляд на мой жетон, что-то отметил в журнале на столике перед собой и махнул рукой в сторону.
— Далеко не уходи. Жди, когда придут остальные. Твои товарищи — с двадцатого до двадцать девятого.
Закончив шествие через «рукав», я робко пристроился у стены павильона. Меня уже ждут трое; среди них я узнал того, кто огласил своё рождение громким рёвом. Он и первый в нашем десятке.
— Значит, ты тоже с нами... — не слишком вежливо. Впрочем, почему-то я и не жду от него вежливости. С ним будет трудно, нутро подсказывает.
— О тебе уже говорят. Даже охранники. — Заговорил другой. Голоса у клонов одинаковые, но для меня звучат, как разные. И в лицах различия очевидны. Мелкие, но мой глаз их подмечает. Наверное, и тут СУЗИ помогает, чтобы я не путался среди своих.
— Парни, хватит! — третий поднял руки, заставив замолчать обоих. — Чего вы его пугаете? Лучше бы кто из вас познакомиться предложил...
— Уже без надобности — я прочитал ваши номера. — Голос пришёл ко мне, и я теперь им пользуюсь по назначению. Голос, кстати, звучит иначе, чем у братьев. По-настоящему иначе, не только для моего слуха. Голосовые связки функционируют, как должны, и речь моя уже не звучит жутко. Напротив, голос оказался низким, строгим, мощным, раскатистым таким и, не побоюсь восхититься самим собой, красивым.
Внезапно другая идея насчёт знакомства пришла мне в голову. Странная, но я решил поделиться ею.
— Необходимо взять себе имена. Так будет проще.
Они переглянулись, Двадцать Первый, доселе невозмутимо опиравшийся голой спиной на стену, скрестив босые ноги, тоже подался вперёд.
— Действительно, неплохая идея. — Тот, что заступился за меня и предложил знакомство, одобрил первым. — Ха, и впрямь: имя можно выговорить быстрее, чем номер.
Он задумался, забормотал, обращаясь вслух к своей СУЗИ, и вдруг выдал:
— Левиафан... Да... Да, вот так и стану зваться! Левиафан! А почему нет? «Левиафан» мне нравится!
— Ну... как скажешь... — тот, который не Левиафан и не Двадцать Первый, согласился. Сам Двадцать Первый лишь фыркнул, но тоже признал такое имя, а я навёл справки у СУЗИ. Странное слово, явно не из нашего языка.
— Левиафан (ивр. «скрученный, свитый») — морское чудовище, упоминаемое в Ветхом Завете. Иногда отождествляется с Сатаной. В Библии описан как одно из двух чудовищ (наряду с Бегемотом), которых Бог демонстрирует праведнику Иову в доказательство Своего могущества.
Что такое Ветхий Завет и кто такой Сатана, я в этот раз узнавать не стал. Мне имя для себя придумать надо, раз уж предложил эту затею.
Пофантазировав, второй клон тоже разродился идеей:
— А я буду Шаргулом, вот.
— В честь короля-призрака назваться решил? — прищурил на него глаз Двадцать Первый. — Барские у вас замашки, сударь...
— Твой вариант? — подобрал я руки в боки.
— «Хищник». Во как, а? Нравится? — его тело просто запылало довольным окрасом.
— СГОРАЮ от зависти.
Подбор имени для себя оказался не таким уж простым делом. Вроде бы весело и интересно — взять и придумать. Вариантов в голову набилось много, но многие пришлось отсеять. Не отражают они мою суть. Названия животных, легендарных чудовищ, имена царей... Это всё не то. Некоторые из них звучат очень даже хорошо, но мне всё равно не подходят. Нужно ведь не просто прилепить к себе первое понравившееся. Может, назваться в честь какой-нибудь моей отличительной черты? «Серый»? Это в смысле «невыразительный», что ли? Нет, не то... «Другой голос»? Всё равно, вариант не слишком... Стоп, а что я такое вместе со всеми своими отличиями? Какой я? Другой, правильно. Даже чужой, по сравнению с клонами-то. Вот, точно!
— Зовите меня «Чужой».
Не сразу наш десяток набрался, но каждому вновь прибывшему мы предложили сыграть в эту игру с именами. Так в нашей дружной семье без родителей появились Танкред, Дред (сокращение от «Дредноут»), Надаск, Танах, Чак и Дракула. Вдесятером мы двинулись туда же, куда и остальные десятки до нас — к тёмному коридору. Он вовсе и не тёмный, просто освещение там хуже, чем в павильоне и уж тем более рассаднике. На полпути он разделился, но потеряться не дали охранники, стоящие даже тут. Следуя их указаниям, мы добрались, куда надо — к душевым комнатам. Вместе с одеждой и обувью нам выдали и полотенца, которыми мы охотно воспользовались после купания. Ассистенты профессора вытирали меня салфетками спешно, не проявляя особого пристрастия в этом деле, так что немалое количество липкой питательной смеси и осколков скорлупы остались на моём теле. Больше их нет, и оно ощутило приятную свежесть. Вот теперь я родился по-настоящему...
Мы очистили плоть, наконец-то оделись и обулись. Форма села, как влитая. Застегнув мундир, я лихо нацепил шлем, то же проделали и мои братья. А ещё я впервые поглядел на себя в нормальное зеркало. В физических параметрах, не считая окраса, отличий нет, а вот лицо — другое дело. У клонов оно более округлое, а моя нижняя челюсть очень острая, угловатая, почти треугольная и притом массивная, грубая, словно у рыцаря, которому в подбородок упирается стальная горловина кирасы. Или у стереотипного ауксилия, гоняющего новобранцев в учебке. О такую скорее кулак сломаешь, чем её из сустава вывернешь.
Только мы привели себя в приличный вид, к нам заглянул легионер, что стоял на входе в купальню:
— Самочки, пошевеливайтесь! Командир не будет ждать вечно!
Всё это время я ещё мог думать над тем, для чего тут все эти люди суетятся, зачем держат возле нас вооружённых охранников... Правда, выданная армейская униформа кое-что подсказала, но слова легионера развеяли сомнения окончательно: нас создали, чтобы мы воевали. Чёрт, нехорошо это... На войне ведь и убить могут... Ладно, подожду пока и посмотрю, что дальше будет... Любому детёнышу после появления на свет страшно, вот и я привыкну...
Так же, как и до этого, под присмотром солдат, мы пришли к аудитории человек на сто. Как раз столько и собралось внутри. В каждом ряду — по десятку мест. Никто не потеряется. А впереди, на небольшом деревянном помосте, возвышается деревянная же кафедра. Микрофон на неё установить можно... Или листок с текстом выступления положить... Но офицер в звании центуриона, вошедший в аудиторию позже всех и поднявшийся на помост, обошёлся без всего этого. Сразу видно — ветеран, причём этот явно не бумажки в штабе перекладывал. Штабникам (даже тем из них, кто служит в космической пехоте) протезы вместо рук, ног и хвоста штатно не устанавливают, особенно такие — не просто из звёздной стали, а из пластика и полимеров, что едва ли уступают металлу и при этом в разы удобнее, почти как живые конечности. Свой Ритуал Плоти этот центурион прошёл давным-давно и пока не собирается менять автомат на кресло в тылу.