– Вы иронизируете, Ливиец! – воскликнул Принц. – Есть ведь и другой путь!
– Есть, уже пройденный – тысячи лет социальной эволюции и постепенного смягчения нравов. Но крокодилы, мешки и кнуты на этой дороге тоже были. Это, уважаемые, необходимый реквизит прогресса, и вам без него не обойтись. Особенно если по-быстрому, по-скорому…
– Такие методы для нас неприемлемы! – отрезал Брейн. – Уверен, что вы отлично это понимаете. Не будем, однако, забегать вперед. Наш проект касается восстановления жизнедеятельности предыдущих поколений. Перевоспитывать их мы не в силах. Это задача для всего человечества.
– Хороший вы ему готовите подарок, – сказал я и поднялся. – Надеюсь, что у Павла хватит мудрости, почерпнутой у Носфератов… В конце концов, решать не вам и не мне, а ему.
Бракенберри открыл проход в оранжерею, затем – на скалу, окруженную морем белесых мхов. Здесь я задержался. Стоял, смотрел на бессолнечное небо, на тянувшиеся к горизонту заросли, впитывал скромную прелесть и неизменность этого пейзажа. Чувства и мысли мои постепенно успокаивались, и я подумал, что так или иначе добился своего. Я пришел сюда, желая помочь Павлу, облегчить ему выбор или даже выбрать за него, и я убедился, что этого делать не нужно. Брейн прав, я ничем не мог ему помочь. Проблема, с которой мы столкнулись, не относилась ни к науке, ни к технологии, не имела аналогов в истории и касалась таких фундаментальных понятий, как право на жизнь и гарантии счастья. Это был неразрешимый морально-этической парадокс – неразрешимый в том смысле, что имелась масса доводов «за» и масса «против», и все они были вескими, логичными и чрезвычайно гуманными.
Проблема того же сорта, как вопрос о бесконечности Вселенной в пространстве и времени, думал я. Как раз для Галактических Странников и их посланцев! Возможно, они могли припомнить какой-то прецедент, имевший место в прошлом у одной из звездных рас, решившей миллионы лет назад реанимировать своих покойников. Возможно, подобных прецедентов не было, но этот вариант еще интересней – он означал бы, что в необозримых и вечных просторах Вселенной лишь человечеству пришла такая уникальная идея. Редкостной нелепости! Чем мы можем по праву гордиться…
Я покачал головой и усмехнулся. Нет, все это чушь, пустые увертки! Попытка переложить ответственность на чужие плечи – то, что уже сделали Принц и Брейн. Даже если у Носфератов есть ответ, лучше не спрашивать, не знать; бывает так, что их ответы сложнее заданных вопросов. Не стоит также забывать о факторе самоуважения – до сих пор мы справлялись со своими проблемами, а если впадали в ошибку, то выносили тяжесть содеянного на собственном горбу. Calamitas virtutis occasio, как говорили латиняне; бедствие – пробный камень доблести.
И все же выбор должен делать Павел! Из всех живущих – он и только он! Не потому, что он чей-то посланник, не потому, что провел с Носфератами три тысячелетия, не потому, что он старше всех в Галактике людей и обладает сверхчеловеческой мудростью. Дело в ином. Мы, обитатели Земли и звезд, раса бессмертных полубогов, владеющих временем и пространством, принадлежали к Новому Миру, и прошлое было для нас историей. Могли ли мы распоряжаться им? Имел ли вообще такое право хоть один человек из здравствующих и усопших? Разумеется, нет! Но если б некий Гений Мироздания искал кого-нибудь для этой роли, то, несомненно, выбрал бы Павла.
Его права неоспоримы, ибо частица прошлого принадлежала ему. Половина двадцатого века, в которой он оставил дом, родных, друзей и смысл прежней жизни.
И это делало выбор еще тяжелей.
27
– Не хочу в Дом Уходящих, – сказал Павел. – Помню, как это было с Жильбером… Слишком торжественно – музыка, цветы, прощальные речи и объятия, последний бокал вина… На похороны похоже, хотя все радуются, а не горюют. Не для меня! Я бы сейчас водки хлопнул, руку твою пожал и улетел. Отбытие на небеса – процесс сугубо интимный.
– Водка тебе без пользы, а рука моя – вот, – сказал я. – Рука и обещание встречи через три-четыре тысячелетия. А может, и раньше, если ты снова явишься к нам. Через век или два… Увидишь взрослого Тошку и других, еще не рожденных моих детей, отправишься с нами на праздник в Долину Арнатов, погрузишься в прошлое… Тебя эпоха Рамсеса Великого интересует?
– Еще как! Однако не будем торопить события, – молвил Павел и приложил ладонь к изножью саргофага. Прозрачная крышка сдвинулась.
Мы были одни в Зале Прощания Евразийской базы. Так пожелал мой друг, мой криптолог-психолог. В проеме арки, выходившей в лоджию, синело небо, белым пушистым караваном плыли облака, и над башнями городской окраины неторопливо поднималось солнце. Памятные места – и для того человека, который жил в двадцатом веке, и для того, кто сбежал из тридцатого. Все-таки город родной – река с мостами, древние храмы и музеи, шпиль Петропавловки, Невский, кони Клодта над Фонтанкой… Для меня – седая старина, для Павла – память о былом… И шахта неподалеку – та, откуда он вылез с Критом, Эри и остальными спутниками. Шахта, огромная рука над ней и шесть фигур в броне Охотников. Тоже память! Хотя не все в ней относится к прошлому – Эри, частица Асура, все еще жива и ждет. Хотелось бы мне на нее поглядеть… Но, как правильно заметил Павел, не стоит торопить события. Когда-нибудь… Да, когда-нибудь мы с Тави уйдем к Асуру, чтобы принять и познать иную жизнь, полную мощи и свободы! Однако это случится не скоро. Не раньше, чем я воссоздам историю всех ливийских кланов и племен.
– Спасибо тебе, – Павел положил руку на мое плечо. – Ты был ко мне добр, Андрей – наверное, более того, чем я заслуживаю. Спасибо вам всем. Тави, Саймону, Егору, Джемии… даже Принцу! Этот его великий проект… – Он грустно улыбнулся и покачал головой. – Настоящая мука! Но быть живым не только радость, это еще и страдание. Они ходят рядом, горе и счастье, понимаешь? Рядом, каких бы высот мы ни достигли, в скольких бы ни расселились мирах! Такова природа человеческая… Мир для нас полон соблазнов, и невозможно принять или отвергнуть их без колебаний и мучений.
Мелодичный звон наполнил помещение, и вслед за ним раздался голос конструкта базы. На этот раз он информировал не о расчетном темпе реальности и мниможизни – мой друг отправлялся не в прошлое, а в небеса. В пространство, полное света звезд, в колыбель высшего разума, туда, где поджидал его Асур. Сейчас наша аппаратура была настроена так же, как экстракторы в Домах Уходящих – редкий случай, исключительная честь, которую Койн Реконструкции Прошлого оказывал гостю Земли. Скоро, совсем уже скоро, психоматрица Павла воплотится в псионном сгустке и унесется во Вселенную… Но перед этим на долю секунды он будет в контакте с хроноскафом, как любой из нас в миг погружения. В полном контакте! И он…
Пальцы Павла крепче сжали плечо. Кажется, он уловил мою мысль.
– Коды… Помнишь коды обращения к ловушке?
– Еще бы! Каэнкем, Чару, Та-Кефт! Но почему ты…
– Потому. Есть еще четвертый код – запуск основного режима. Улавливание и консервация душ с последующей пересылкой… Принц мне его сообщил. Дабы подстегнуть меня, когда в момент отбытия я войду в контакт с темпоральным каналом. Одно мысленное усилие и…
Мой желудок сжался, по спине побежали мурашки.
– И что же ты решил?
Лицо его стало печальным, но на губах промелькнула лукавая усмешка.
– Этого я не скажу, Андрей. Скажу другое… только не прими мои слова за попытку оправдаться. – Павел глубоко вздохнул, со свистом втянув воздух. – Соблазн, дьявольский соблазн, крысиная моча! Крючок! Весь этот план с оживлением умерших… Представь, я снова обрел бы семью, жену и сына… Я мог бы поселиться с ними на Брахме или Вишну, прожить огромную, долгую жизнь! В вечной молодости и счастье… – Он отвернулся и вытер ладонью глаза. – Это так много значит для меня… ты, странник во времени, поймешь… Вернуть потерянное, свой дом, свою семью и даже в каком-то смысле весь свой мир! Пусть на другой планете, пусть с неизбежными переменами, но разве это важно? Для человека дом и мир не планетарная география, не города, не здания, даже не вера и не предметы искусства, а люди. Знакомые люди! С ними приходит все остальное, плохое и хорошее… И все это я могу вернуть!
Он стукнул кулаком по крышке саргофага и внезапно успокоился. Тоска и сочувствие затопили мое сердце. Я не ошибся; из всех живущих лишь Павел мог решить судьбу исчезнувших в небытие. Эта проблема была для него не абстрактной, как для супериоров, а личной. Такой личной, что дальше некуда! Сознание этого наполнило меня горечью.
Павел снова вздохнул и неуклюже полез в саргофаг.
– Ничего, Андрюха, прорвемся… ты себе мозги не засоряй моими проблемами… голову зря не парь… я уже почти додумал… – С кряхтением он поворочался, устраиваясь поудобнее. – Почти додумал, как быть с родными усопшими. И с теми, с кем персонально не знаком… от фараона Хеопса до президента Билли Клинтона… Не будут на меня в обиде! Никто не будет, крысиный корм!