Александр Ломм
«Дрион» покидает Землю
ИНЖЕНЕР ИСКРА
Я не ждал его. Он пришёл неожиданно, назвал себя инженером Вацлавом Искрой и тут же, задыхаясь, объявил, что хочет сделать очень-очень важное сообщение. Я, разумеется, спросил, почему он выбрал для этого именно меня. Старик ответил, что по роду своих занятий я подхожу ему больше, чем кто-либо. Другие могут не поверить, высмеять и даже, пожалуй, не дослушать до конца.
Я пригласил гостя раздеться и пройти в комнату.
Был ранний зимний вечер. Я сидел дома в полном одиночестве, и мне было немножко грустно. Пусть старик побудет, пусть расскажет. Я налил ему стакан крепкого, горячего чаю и приготовился слушать.
Вначале он что-то бессвязно бормотал о своей травме, то и дело поднося дрожащие пальцы к ссадине на виске. С немалым трудом я разобрал из его слов, что он ушибся дома — поскользнулся и упал на угол стола. Придя в себя, он вдруг всё вспомнил.
Вспомнил давнишнее, случившееся сорок лет назад, но очень-очень важное и понял, что об этом нужно рассказать, причём немедленно, не откладывая, пока память вновь не изменила. Мой московский адрес у него был, он уже с год назад узнал его в одной редакции, собирался навестить меня совсем по другому делу, да всё как-то откладывал. И вот теперь этот адрес пригодился, и он сразу пошёл ко мне, благо тут совсем близко — он живёт от меня через улицу. Произнеся вступительную речь, старик заметно выдохся и на некоторое время умолк. Я осторожно спросил его:
— Вы, должно быть, пережили что-то очень тяжёлое и страшное?
Инженер Искра встрепенулся:
— Страшное? Нет, не то слово… Невероятное! Так будет правильнее. Сорок лет прошло. Прошла вся жизнь… И только теперь вдруг вспомнил. Когда всё расскажу, вы поймёте…
Он снова умолк. Я смотрел на него с некоторой настороженностью и не спешил с вопросами. И тогда, собравшись с силами, инженер Искра стал рассказывать. Погружаясь в воспоминания, он становился всё спокойнее и спокойнее, и речь его понемногу наладилась:
— Задолго до второй мировой войны я приехал в Советский Союз. В конце двадцатых… Бурное, замечательное время!.. Стройки, стройки, стройки!.. В Советскую Россию тогда приглашали иностранных специалистов. Я тоже отправился по контракту на два года. По специальности ведь я геолог. Сколько интересных экспедиций: Урал, Сибирь, Дальний Восток… Но мой рассказ относится к последней: в Среднюю Азию, в предгорье Алайского хребта. Задача была не из простых — найти близ шурабских угольных копей железную руду. В те годы железо для России было так же важно, как хлеб. Да… Это был 1929 год… Представьте себе меня сорок лет назад. Я не был тогда таким обрюзгшим толстяком. Мне было двадцать шесть лет. Молодость, задор, жажда деятельности и приключений… А теперь постарайтесь представить Алай. Могучий горный хребет, связанный с Памиром и мало ему уступающий по высоте своих пиков. Величественное и дикое нагромождение скал, уступов, обрывов, ущелий. И над всем этим — шапки вечнобелых вершин, рисующихся в небе на такой высоте, что не знаешь порой, горы это или тучи… И вот в этом первозданном хаосе, где вода зачастую ценилась на вес золота, где кишели скорпионы, тарантулы и прочая нечисть, где в то время запросто ещё можно было нарваться на остатки басмачей, вооружённых английскими карабинами, где жестокость южного солнца доходила до сорока градусов в тени, в этом страшном и вместе с тем прекрасном аду нам пришлось работать… Состав нашей группы был невелик — всего семнадцать человек. Начальником у нас был инженер Плавунов Николай Фёдорович. Высокий такой, богатырского сложения голубоглазый блондин с окладистой золотистой бородой. Было ему сорок восемь, но выглядел он гораздо моложе. Затем дочь Плавунова, студентка Наташа. Ещё студент Юра Карцев. Вот это был парень! Сгусток солнечной энергии, а не человек. Немножко нескладный и слишком худой, чернявый, но зато какой умница! Какой отличный товарищ! Ну потом, значит, в качестве второго инженера-геолога. Это разведгруппа. Шесть человек охраны, и при них командир, серьёзный парень лет двадцати трёх — Пётр Лапин. Дальше местные жители: четыре погонщика ишаков и проводник Ханбек Закиров с десятилетним сынишкой Расулом — не с кем было проводнику оставить мальчика дома, вот он и таскал его с собой по горам. А бесёнку Расулу это было только на руку. Все взрослые его баловали и называли не иначе, как Расульчиком… М-да… Два месяца бродили мы среди пустынных красно-бурых гор, карабкались на утёсы, проникали в глубокие ущелья, пока нам удалось, наконец, найти богатое железорудное месторождение. А я за это время… да что уж там!.. Я за это время успел по-настоящему влюбиться в Наташу Плавунову и успел даже объясниться с ней… Короче говоря, Наташа стала моей невестой как раз к тому времени, когда мы разбили лагерь у подножия Чёрной Горы…
Инженер Искра увлёкся и рассказывал долго, до глубокой ночи. Я слушал его с интересом, но чем дальше, тем твёрже укреплялся в мысли, что странный гость рассказывает мне либо какой-то свой чудовищно бредовый сон, либо историю, специально для меня сочинённую. Но я ничем не выразил своего неверия, а старик, закончив повествование, совсем успокоился и ободрился. Попросив на прощание, чтобы я обязательно всё записал, он заторопился уходить. Моё предложение проводить его до дому он решительно отклонил.
Я добросовестно записал рассказ инженера Вацлава Искры. Позже, присоединив к рукописи кое-какие полученные от него документы, я сложил всё в синюю папку и упрятал на самое дно ящика в своём столе. Шли годы, и я всё реже вспоминал о странном госте и его удивительной истории. Сам он вскоре после визита ко мне тихо скончался в больнице от кровоизлияния в мозг.
Мне не хотелось предавать рассказ инженера Искры гласности. Я был уверен, что в нём нет ни грана правды. Но прошло пять лет, и вдруг произошло событие, настолько глубоко потрясшее меня, что я разом изменил своё отношение ко всей этой диковинной истории. Это событие… Впрочем, об этом событии потом. Сначала рассказ Искры.
Рукопись, хранившуюся в синей папке, мне пришлось значительно сократить, обработать, придать ей форму небольшой повести. В силу этого я излагаю рассказ инженера Искры не от его имени, как было мною записано, а в третьем лице. Опустив многочисленные подробности об успешных геологических изысканиях в рудном деле Чёрной Горы, я начну прямо с того, что в горы пришла весна.
НАХОДКА ПЕТРА ЛАПИНА
В горы пришла весна. На угрюмых пустынных склонах там и сям заалели ковры тюльпанов, зазеленели лужайки овсюга.
В середине апреля солнце уже шло в силу. В полдень все обитатели маленького лагеря спешили укрыться в спасительной тени палаток. Отдыхали геологи, успевшие с утра наполнить не один мешок рудными образцами. Отдыхали погонщики, уже сгонявшие ишаков на водопой к бурной горной речушке в трёх километрах от лагеря. Лишь небольшой отряд красноармейцев под командой Лапина неутомимо объезжал дозором окрестные горы. Но вокруг было тихо, безлюдно до изумления. Вероятно, Абдулла Худояр-хан, предводитель изрядно уже потрёпанной, но всё ещё опасной банды басмачей, не проведал пока, что к Чёрной Горе проникли отважные советские геологи.
Однако тишина в горах не приносила успокоения. Она казалась обманчивой. Настроение у обитателей лагеря было тревожное. Вот уже две недели прошло, как в Шураб уехал проводник Закиров, увёз первые наброски карт, первые рудные образцы. Неделю назад он должен был вернуться и привести караван с новым запасом продовольствия, со свежими газетами и дополнительным оборудованием. Почему его нет? Что служилось?
Однажды полдневный отдых в лагере был неожиданно нарушен.
Искра, живший в одной палатке с Юрой Карцевым и маленьким Расулом, слегка задремал. Сквозь густую пелену дремоты до него доносились голоса его беспокойных соседей. Юра донимал Расула расспросами про отца, а мальчик возмущался и отвечал горячо, чуть ли не со слезами в голосе.
— Ты, Расульчик, не можешь знать, что у твоего отца на уме, — говорил Карцев. — Вот ты сам признался, что он знаком с Худояр-ханом. Признался ведь?
— Мой ата — красный джигит! — тонким голосом кричал Расульчик. — Мой ата не так знаком с Худояр-хан, как ты думаешь! Мой ата стрелял бандит Худояр-хан, аркан на шея кидал! Вот как знаком! Только бандит ушёл, стрелял лошадь мой ата и ушёл.
— А он что, один с Худояр-ханом воевал?
— Зачем один? Красный отряд, командир Исмаилбеков знаешь?
— Да, слыхал, слыхал про Исмаилбекова.
— Мой ата был красный джигит у Исмаилбеков!
— Да кто тебе об этом говорил?
— Мой ата говорил!
— Заладил: «ата, ата». Отец тебе и соврать мог.
Такое подозрение вконец расстроило Расульчика: