Сергей Алексеев
Молчание пирамид
1
Жемчужина была невероятно крупной, с перепелиное яйцо, редкостного сиреневого цвета и совершенно круглой, скатной формы, хотя не обрабатывалась и выглядела свежей, словно только что добыта из раковины.
Более всего приковывал внимание и поражал воображение поверхностный слой перламутра, который светился сам по себе, словно внутри горел газовый рожок.
Оправу такой жемчужине подобрать было трудно; легче продать знающему толк коллекционеру…
— Сколько просите? — мимоходом поинтересовался Власов, не отрывая глаз от лупы.
— Нисколько, — ответил клиент. — Перл не продается.
— А вы знаете, что это за перл?
— Разумеется.
— Что же тогда хотите? Чтоб я произвел оценку?
— И цену я знаю… Мне нужно распилить камешек, но так, чтобы не повредить зерно.
— Какое зерно?
— Родовую песчинку. Или то, что окажется внутри. Ну, вы же представляете, как образуется жемчуг?
— Кое-что слышал…
Бизнес хоть и клеился, но ни шатко ни валко, по-настоящему развернуться было нельзя, и Власов сидел, словно одинокий волк в окладе: кругом флажки, запреты, контроль и стрелки по линии. От всего этого к концу дня он ощущал эмоциональную усталость и потому старался не вглядываться в клиентов, не замечать их, поскольку они чаще всего вызывали раздражение. Особенно богатые дамы, уже не знающие, что им нужно, и не обладающие фантазией.
Подняв голову, он обнаружил перед собой тощего старика с узким, костлявым и плохо выбритым лицом.
— Можете вразумительно объяснить, зачем это вам? — спросил он, отложив жемчужину.
— Нужно, — коротко и тупо обронил старик.
— Обратитесь к ювелирам. — Власов пододвинул бумажку с перлом клиенту. — У нас здесь камнерезная мастерская. А ювелирных в городе полно.
— Я не хотел бы к ним обращаться…
— Почему?
— Слишком жадные, завистливые и пилить откажутся. А еще опасаюсь простого обмана или мошенничества.
— А меня не опасаетесь?
— Вы — не член ассоциации ювелиров. Это во-первых. Во-вторых, вы охотник, значит, смелый человек. А смелые не бывают жадными.
— Спасибо за доверие… Но мы пилим поделочный камень и редко полудрагоценный. Наш профиль — письменные приборы из родонита, шкатулки из чароита… Грубая работа.
— Однажды вы точили кабошоны из хризопраза. Триста штук… Со всей ювелирной технологией.
О пристрастии к охоте он, конечно, мог и знать: в поисках волчьих следов Власов изъездил на снегоходе весь район вдоль и поперек, часто ночевал в глухих деревеньках у незнакомых людей и в общем-то не скрывал своего увлечения. Но что касается хризопраза!.. Это был левый заказ, о котором случайный, совершенно незнакомый старик знать никак не должен.
Власов насторожился: с местной милицией и налоговой у него были добрые отношения, и если бы кто-то вздумал устроить проверку, обязательно бы предупредили…
В общем-то на провокатора он похож: старается говорить правильно, хотя это для него непривычно, изображает интеллигентного человека, а произношение какое-то деревенское, особенно иностранных слов…
— Если резать на наших станках, — терпеливо объяснил Власов, — половина жемчужины уйдет в пыль.
— В пыль?
— Ну конечно!
— А говорят, у вас хорошая импортная техника…
— И у нее свои возможности. — Власов про себя решил избавиться от этого, таящего пока неясную опасность, клиента. — Булыжник пилить годится…
— Добро, подождите минуту-две.
Старик довольно расторопно исчез. Можно бы воспользоваться моментом и уйти, закрыв камнерезку на замок, поскольку мастера уже разошлись по домам. Но на столе осталась жемчужина. Власов выждал две минуты, взял ее и вышел на улицу с желанием отказать клиенту. Напротив двери он обнаружил старую, теперь редкую «Волгу» с козлом на капоте, однако же сияющую никелем и свежей краской. Клиент стоял у раскрытой задней двери и разговаривал с барственно раскинувшимся на сиденье человеком лет шестидесяти в зеленой военной фуражке. До Власова донесся обрывок какого-то спора, мало что значащего, однако застрявшего в ушах из-за редкостного голоса — густого, текучего баритона:
— …не надо его волновать. Иди и скажи, пусть пилят.
— Но это воля твоя, Ящер, — воспротивился клиент. — А если он не согласится?
— Да он уже забыл о жемчуге.
— Нет, так нельзя. Мне самому жалко…
— Мы отвечаем за все! — прогудел барин в фуражке. — Нам следует научиться брать ответственность на себя и оставить стариков в покое. Считаю, ничего страшного не случится, если мы пустим эти слезы в пыль. Мне нужны родовые зерна. Остальное хоть на помойку. Когда вы перестанете цепляться за прошлое?
— Погоди-ка, Ящер. Нас не поймут. Могут неправильно истолковать. Мы вызовем подозрение…
— Это моя забота, иди!
— Как хочешь… — Старик бережно закрыл дверцу и застучал тростью по тротуару.
Подслушивая эту странную перепалку, Власов не успел отскочить от двери и поэтому чуть не столкнулся с клиентом.
— А, вы здесь? — отшатнулся тот.
— Я уже собрался уходить! Вот ваша жемчужина.
— Нет, постойте! — взмолился старик. — Очень прошу вас! Ну, где нам еще найти честного ювелира? Я получил согласие, и теперь можно работать. То есть пилить.
Власов с сожалением направился обратно в офис — клиент стучал тростью сзади, как наваждение.
— Я работаю не бесплатно. — Власов еще раз попытался отпугнуть клиента. — И за работу возьму дорого, тем более сверхурочную.
— Берите. И пускайте в пыль. Главное, чтобы целым осталось родовое зерно.
— Слушайте, как вы можете?.. Портить такой экземпляр?
— Могу.
Вначале старик показался невзрачно-серым, безликим, возможно, оттого, что к вечеру весь мир казался черно-белым и смазанным, а тут Власов увидел высокого, породистого человека, по виду учителя на пенсии. Правда, выглядел он так, будто недавно встал больной с постели: воспаленные, поблескивающие глаза, провалившиеся щеки, растрепанные седые волосы. И при этом без явных следов душевной болезни — чистенький, какой-то светящийся и пахнущий незнакомым и приятным дезодорантом.
Нет, это не провокатор, хотя не исключено, что выдает себя не за того, кто есть на самом деле.
— Ну, хорошо. Как говорится, воля клиента — закон, — нехотя согласился Власов и вошел в офис. — Оформим заказ… Завтра к шестнадцати устроит?
— Не устроит. — Старик оперся на трость двумя руками и ссутулился. — Распилите перл сейчас же, в моем присутствии. И чтобы никто посторонний не видел.
Рабочий день кончился, и в течение десяти минут камнерезу следовало сдать на охрану, поэтому Власов попытался уклониться от столь решительной просьбы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});