На небе не было луны той ночью, но они говорят, что светило множество звезд. Туман пришел, собираясь вечером вокруг вершин неисследованных красных пиков, окружавших лагерь. Но они говорят, что туман, должно быть, расступился позже; во всяком случае они клянутся, что они могли видеть Лондон, видеть его и слышать его шум. Оба говорят, что видели город не таким, каким его знали, не испорченный сотнями тысяч летящих рекламных объявлений, но измененный: все его здания были великолепны, их дымоходы превратились в грациозные башенки, его обширные площади заполнились самыми роскошными деревьями. Город преобразился, и все-таки это был Лондон.
Его окна были полны тепла и счастья, они светились в ночи, лампы в их длинных рядах приветствовали вас, трактиры были добрыми веселыми местами; и это был Лондон.
Они могли вдыхать запахи Лондона, слышать лондонские песни, и все же это не был Лондон, который они знали; похоже на то, как будто они наблюдали лицо некой странной женщины глазами ее возлюбленного. Поскольку из всех городов земли или городов, воспетых в песнях; из всех мест, неосвященных или освященных, казалось тем двум людям тогда, из всех мест город, который они видели, был самым желанным. Они говорят о шарманке, игравшей совсем рядом, они говорят, что шарманщик пел, они признают, что он пел без мелодии, они узнают акцент кокни, и все же они говорят, что песня несла в себе что-то, чего никакая земная песня не таила прежде, и оба говорят, что они заплакали бы, но было чувство в глубинах их сердец, которое оказалось слишком глубоким для слез. Они полагают, что тоска этого могучего человека, который сохранил способность управлять сафари, просто поднимая руку, была настолько сильна в последний момент, что она выразилась в природе и создала мираж, который может не исчезнуть полностью еще долго, возможно, несколько лет.
Я попытался своими вопросами подтвердить или опровергнуть истинность этой истории, но двое мужчин были так испорчены Африкой, что не снизошли до перекрестного допроса. Они даже не сказали, горели ли еще их походные костры. Они говорили, что видели лондонские огни повсюду вокруг себя с одиннадцати часов до полуночи, они могли слышать лондонские голоса и звук движения ясно, и повсюду, немного туманная, может быть, но явственно различимая, предстала великая столица, Лондон.
После полуночи образ Лондона задрожал и стал менее ясным, звук движения начал затихать, голоса, казалось, удалялись, затем вообще прекратились, и все снова замерло там, где мираж мерцал и исчез; и носорог, спустившийся к ним в тишине, фыркнул и с шумом втянул в себя воду в том самом месте, где только что был Карлтон Клуб.
Как освободилось место почтальона в Оффорде-на-пустоши
Обязанности почтальона в Оффорде-на-пустоши Амюэл Слеггинс нес далеко дальше окраин деревни, дальше последнего дома в переулке, прямо по большой голой пустоши до самого дома, где никто не бывал, никто, кроме трех мрачных мужчин, которые там жили, скрытной жены одного из них, и, один раз в год, когда приходило подозрительное зеленое письмо, Амюэла Слеггинса, почтальона.
Зеленое письмо всегда приходило тогда, когда опадали листья, и было адресовано старшему из трех мрачных мужчин; оно было с замечательным Китайским штампом и с оффордской почтовой маркой, и Амюэл Слеггинс нес его к дому.
Он не боялся ходить туда, поскольку всякий раз нес с собой письмо, делал так в течение семи лет, и все же всякий раз, когда лето начинало подходить к концу, Амюэл Слеггинс слегка нервничал, а когда наступала ранняя осень, он почти дрожал так сильно, что все окружающие немало дивились.
И вот в один из дней являлся ветер с Востока, и дикие гуси, оставив море, взлетали высоко и кричали странно, и проносились по небу, пока не превращались просто в тонкую черную линию, подобную волшебной палочке, бросаемой тем, кто творит волшебство, крутящейся и вертящейся в воздухе; и листья опадали с деревьев, и туманы белели на болотах, и солнце становилось большим и красным, и осень спокойно спускалась ночью с пустоши; а на следующий день приходило странное зеленое письмо из Китая.
Или страх перед тремя мрачными мужчинами, одной скрытной женщиной, их одиноким, изолированным домом, или трупный холод умирающего года тяжелой ношей ложился на плечи Амюэла, но все же, когда приходило время, он отправлялся в путь чуть смелее, чем можно себе представить. Он очень хотел в тот день письма для последнего дома в переулке, поскольку он мог бы развлечься и поговорить некоторое время и понаблюдать за лицами идущих в церковь перед последним визитом в одинокую пустошь, который должен был завершиться у пугающей двери подозрительного серого дома, называемого хижиной на пустоши. Когда он приходил к двери хижины на пустоши, он стучал, как будто это была обычная ежедневная прогулка к дому, хотя ни одна дорожка не вела к нему, и только шкуры ласок свисали из верхних окон.
И едва разносилось эхо от стука почтальона в темноте дома, как старший из трех мрачных мужчин всегда подбегал к двери. O, какое у него было лицо! В нем было больше хитрости, чем когда-либо могла скрыть его борода. Он вытягивал вперед жилистую руку; и в эту руку Амюэл Слеггинс опускал письмо из Китая, и радовался, что его обязанность была исполнена, и поворачивал и шагал обратно. И поля освещались перед ним, а зловещее, нетерпеливое и низкое бормотание раздавалось в хижине на пустоши.
Семь лет дела обстояли так, и ничего дурного не случалось со Слеггинсом, семь раз он ходил к хижине на пустоши и столько же раз благополучно возвращался; а затем он захотел жениться. Возможно, потому что она была молода, возможно, потому что она была хороша собой, или просто потому, что она обнажила свои красивые лодыжки, когда босиком проходила однажды весной через болота по цветущим лужайкам. И меньшие причины подчас приводили людей к печальному концу и становились основой тех петель, которыми Судьба могла остановить их бег. С браком вступило в его дом любопытство, и однажды, когда они шли вечером через луга, чудесным летним вечером жена спросила его о хижине в пустоши, где он только что был, и о людях, которых никто, кроме него, никогда не видел. Все это он рассказал ей; и затем она спросила о зеленом письме из Китая, которое пришло осенью, и о содержании этого письма. Он прочитал ей все правила Почтовой Службы, он сказал ей, что не знает, что по правилам он и не должен знать, он читал ей лекции о грехе любознательности, он цитировал Пастора, и в конце концов она сказала, что должна узнать. Они спорили об этом в течение многих дней, в дни окончания лета, сокращающихся вечеров, и пока они спорили, осень все приближалась, а вместе с ней - и зеленое письмо из Китая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});