Леонид Порохна - Сказка про Ваньку

Леонид Порохна

Сказка про Ваньку

Повесть для кино

Нет причины, почему бы мне не рассказать всего, что я знаю.

Оформление Александра Коротича

— Ну, Ванька, вышло время, Ступай.

Отец смотрел внимательно, не боится ли?

— И помни, эта тропка — в одну сторону, в другой раз на нее не выйдешь. Там пометы оставляют, кто ходит, ты время не трать.

— А обратно как? — спросил Ванька.

— Как тебе все рассказать? Сам увидишь. Да ступай, старики ждут.

Потоптался Ванька, котомку в руках смял, к двери тронулся. По улице пошли так: впереди старики, с посохами, важные, следом — Ванька, а там и отец. Улочка кривая, узкая, а избы кряжистые, основательные. Одна только, у проулка, чахлая, оконце одно, слепенькое, а в оконце — два глаза цепкие, с прищуром Ваньке в спину уставились. Серьезные, невеселые.

Тот почувствовал, оглянулся беспокойно, а их и нет. Ничего парень не увидел, дальше пошел, а глаза — вот они, глядят.

В проулке баба встретилась, увидала, подхватилась, чуть стирку на дорогу не бросила, к избе этой подалась. Там в горнице мужик в котомку вещички сбрасывал, на бабу не обернулся даже.

— Ванька пошел! — баба не то крикнула, не то выдохнула.

Мужик слегка голову в плечи подал, не оборачивается. Тут баба заревела.

— Пошел, пошел Ванька-то… Пошел ведь…

— Знаю, — отозвался мужик без охоты.

— Чего ты знаешь? — подвывала баба. — Все ты знаешь…

Мужик оглянулся наконец, вздохнул примирительно:

— Не ори, вернусь.

Котомке горловину веревкой стянул, приобнял бабу неловко, и у двери догнал его голос:

— Митрий, Митрий, сам-то там не сгинь…

— Вернусь.

На улицу вышел мужик с оглядкой, не хотел, видать, чтобы видели. Пролез под плетью прясельной, пустился бегом по проулку вбок.

На околице стояли уже люди, смотрели, .как идут старики. Суровый народ, серьезный. Наконец, остановились все, Ванька — перед отцом.

— Чего мне там искать-то?

— Как найдешь, так и поймаешь. Да головой не верти попусту. Иди.

Обнялись. Поклонился Ванька старикам, оглянулся на народ и пошел.

От околицы вела тропка слабая, едва заметная. Ванька шел, в сторону поглядывал, где торчала из лесу гора высокая. А от самой ее вершины поднимался в небо, прямо к солнцу, отвесный столб черного дыма. Перевел Ванька глаза вперед, к лесу, и с шагу сбился. У первых деревьев, в тени — два столба деревянные, перекладина поверху. И что-то там еще непонятное. Ванька ступал. медленно, присматривался. К перекладине привязана была бычья туша, без ног и головы, красные струйки бежали по столбам вниз, в траву. И тропка в лес уходила как раз между столбами, под тушей.

Ванька даже встал, на деревню посмотрел, а потом шагнул меж столбов, в лес. Так из дома ушел.

Лес поначалу светлый стоял, березовый, трава зеленая, с ягодами, солнце поверху. Птицы вокруг разговоры свои разговаривали. Тропа лежала торная, надежная; Ванькина опаска кончилась, споро двигался, котомка на плече прыгала. А лес менялся незаметно. Стали сосенки среди берез попадаться, исчезли кусты, ягоды сменились Грибами, а потом березки и вовсе кончились, встали сосны высокие, кроны чуть не в облаках. Ванька будто меньше стал.

Тут и увидел первую метку: на сосне зарубка обыкновенная, но что-то от нее неуютно стало. Дальше присматривался внимательней. Еще зарубка, полотняная полоска на ветке накручена, а там камень торчком… И лес опять другой: ни травы, ни грибов, елок все больше, сумеречно, хоть и солнце в небе. От птиц один дятел остался, да скоро пропал, завелись вокруг кукушки, птицы недобрые. Ванька шел, старался не шуметь. А метки — сплошняком, одна к другой. Ельник все гуще стоит, по низу — валежник, и тропка сама как-то уже сделалась. Внутри у Ваньки нехорошо было, а тут и метки кончились. Встал путник: дальше идти страшновато, а назад — нехорошо. Решил перекусить пока, уселся, у тропки под елью, припас достал, а шапку положил. Пару раз лепешку куснул, когда раздался неподалеку звук тихий. Ваньку будто кулаком ударило, одним прыжком за елку заскочил, упал в хвою.

Звук приближался медленно: сперва доносилось посвистывание, затем — шелест сухой хвои под ногами и какое-то побрякивание деревянное. Ванька вспотел, пока ждал. И показался на тропке… Человек ли, нет ли… Карла. Маленький, страшненький, под нос себе насвистывает, и настроение у него, по всему видать, хорошее. Следом на веревочке колоду тащит, домовинку маленькую, почернелую, будто сейчас только из-под земли. Колода по корням брякает. Карла топает бодро, да выходит ходьба не скорая, ноги коротки.

Ванька уже думал, пронесло, но ближе к елке карла ход поубавил и свистеть перестал. Потянул носом воздух, будто пощупал, веселье с лица сдуло, забеспокоился, заурчал что-то настороженное и в два глаза на землю уставился. До елки дошел кое-как и встал, даже чуток попятился. И что-то на тропе высматривает. Ванька голову вверх потянул, а за травой не видно. Тогда медленно приподнялся, глянул, пот по спине побежал: рядом с тропкой, у карлы под ногами, шапка лежит. Сам спрятался, а шапку забыл. Вжался Ванька в землю, а карла все пялится, лицо тревожное и озадаченное, будто не поймет, что там. Или даже совсем не видит, потому что глазами, вокруг водит, рядом. Ванька даже во второй раз выглянул: лежит шапка. Тут карла плюнул, крякнул, мол, бывает же… И дальше пошел.

Ванька долго еще за елкой лежал, слушал, как колода удаляется. Как вылез, первым делом шапку в котомку спрятал для надежности. Дальше пошел. Лес вокруг сжался — с тропки не свернешь, да голову пригибай, ветви все ниже, хвоя по лицу похлопывает. Тропка чем дальше, тем уже, а скоро и вовсе исчезла. Ванька назад посмотрел, там тропки будто не было и хода не видно, по какому пришел. И вообще пути никакого нет никуда, вокруг сплошь валежник. И темно. Встал Ванька на четвереньки, пополз наугад, продирался с трудом, пока совсем не остановился. И не сразу разобрал, что перед ним дверь. Вроде колодезной крышки. Толкнул, в лицо паром ударило, ввалился путник внутрь.

Оказался он на дощатом полу в бане. То есть не в бане, но очень похоже: печь натоплена, под потолком — полок, окошко в стене крохотное. И мухи. Наглые, жирные твари жужжали, крутились в воздухе, ползли по стенам, по потолку, по всему, что здесь было. И было их столько, что смотреть мешали. И не сразу Ванька разобрался, что не один он: на полке, занимая все пространство до самого потолка, лежала старуха. Очень неприятная бабушка. Не толстая, а будто вся распухшая, прикрытая грязным тряпьем, местами порванным, местами истлевшим. Огромная грудь упиралась в потолок, а у самого Ванькина носа торчали синие, будто изморозью покрытые, громадные ноги, изрезанные глубоко запавшими венами.