Терри Донован
Сапфировый остров
I
— Так значит, тебе не понравилось в Стигии? — спросил Конан. Корделия Аквилонская встряхнула головой, словно хотела избавиться от неприятных воспоминаний. Черные, как ночь, волосы девушки взметнулись и легким облаком опустились на обнаженные плечи.
— Люди там странные, — сказала она. — Верят во всякую ерунду. И потом, Конан, они отказались мне платить.
— Как непорядочно с их стороны, — усмехнулся северянин. — А чего ты еще ждала от жрецов Сета?
Девушка пожала плечами. Она запустила руку в кожаную сумку, висевшую на поясе, и вынула человеческий череп. Киммериец повидал в своей жизни многое — но подобная вещица удивила даже его.
Корделия полюбовалась на свое сокровище, легко подбросила на руке и вернула в мешок.
— От этого парня я жду семь тысяч золотых, — сказала она. — Столько заплатят мне алхимики в Аргосе, за череп стигийского жреца. Совсем свежий.
Конан поморщился. Многие видели в нем лишь грубого, жестокого варвара — но они ошибались. Как и все киммерийцы, северянин привык с почтением относиться к мертвым. Даже когда речь шла о стигийских жрецах.
— И тебе не противно таскать это с собой? — спросил он.
— Не волнуйся, — отмахнулась Корделия. — Я вымочила трофей в настое из листьев амаранта. Теперь он не опасен.
Девушка задумалась и снова покопалась в сумке.
— Как ты думаешь, — спросила она. — Сколько мне дадут за черепа аколитов? Конечно, не то же самое, что жрец, но все-таки не хочется продешевить.
Конан только покачал головой. Только ему начинало казаться, что он привык к Корделии и ее выходкам, как жизнь сразу доказывала обратное.
Вокруг шумел портовый город. Тяжелые корабли покачивались возле каменного причала, словно гигантские драконы с широкими крыльями парусов. Отсюда Конану предстояло отправиться в Аргос; и, судя по всему, с Корделией в качестве спутницы.
Нельзя сказать, будто северянин недолюбливал девушку. Но она умела притягивать к себе неприятности, словно мед — насекомых. Киммериец понимал, что и это плавание тоже не обойдется без приключений.
Группа моряков спускалась с борта тяжелой триремы. Выстроенный на скале, далеко выдающейся в море, город Мелант был одним из немногих портов, где корабли с такой тяжелой осадкой могли приставать прямо к берегу. Киммериец ни мало не заинтересовал мореплавателей. Проведя долгие месяцы в открытом океане, они думали только о развлечениях — и вряд ли заметили бы Конана в пестрой портовой толпе, даже несмотря на его высокий рост и не совсем обычную внешность.
Зато Корделию заметили сразу.
Привыкшая полагаться в бою на ловкость, а не тяжелый доспех, девушка носила лишь легкую кожаную куртку, и клепаную короткую юбку, состоявшую из отдельных полос и потому не стеснявшую движений.
Сильное, красивое тело аквилонки оставалось наполовину обнаженным, и сразу приковало внимание моряков. Впрочем, будь даже Корделия облачена в монашескую одежду, ее прекрасное лицо, бездонные глаза и алые губы могли свести с ума любого мужчину.
Что же говорить о мореходах, которые так давно были лишены женского общества. Привыкнув к ласкам потасканных портовых девиц, они никак не ожидали встретить на берегу такую красавицу. Вот тебе и неприятности, подумал Конан. Северянин расслабил мышцы, готовый в любой момент выхватить из ножен меч.
— Привет, красотка! — закричал один из моряков, с выбитым передним зубом и оспинами на лице. — Нас дожидаешься?
Его товарищи радостно засмеялись.
Конан не обладал особым чувством юмора — однако сомневался, будто самый утонченный поэт, найдет в словах матроса что-нибудь смешное. Северянину очень не хотелось ввязываться в историю, но, судя по всему, неприятности уже накатывали на него широкой океанской волной.
Лицо Корделии вспыхнуло от удовольствия.
Как ни уродлив был моряк, сколь грубо ни звучали его слова — они очень понравились девушке. «Моя спутница так любит комплименты, — подумал Конан, — что с радостью примет их даже от каракатицы. Неужели она не понимает, на какую беду напрашивается?»
— Издалека прибыли? — весело спросила аквилонка.
— Из Кордавы! — откликнулся другой моряк.
Лицом он был получше своего товарища — зато на его правом плече красовалась черная татуировка, в виде головы льва. Это означало, что перед ними беглый каторжанин, осужденный за несколько убийств. В порту Меланта на такое не обращали внимание — главное, чтобы матрос беспрекословно слушался капитана и не устраивал беспорядков. Однако Конану что-то не хотелось ближе знакомиться с этим парнем.
— Все время нам помогал попутный ветер, — вмешался в разговор третий.
Он явно опасался, что товарищи перехватят у него из-под носа красотку.
— А про пиратов мы и думать забыли — словно их всех поглотал черный левиафан.
— Даже скучно было, — подтвердил каторжанин. — А не составишь ли ты нам компанию, аквилонка? Мы угостим тебя хорошим элем, расскажем забавные истории.
Конан прекрасно знал, что Корделия не пьет ничего, дешевле красного асгалунского вина — и никогда в жизни не любила слушать морские рассказы. Тем более, ему было сложно представить красавицу-аквилонку в грязной, темной портовой таверне, в окружении сомнительного сброда.
Зато киммериец прекрасно мог вообразить, как разъярятся моряки, когда получат отказ. Вся их любезность сразу исчезнет — так стихает вдруг попутный ветер, и начинается мертвый штиль. Матросам приходится налегать на весла — неважно, невольники ли они на имперской галере, или свободные люди. Никому не хочется умереть в центре океана.
«Вот так и мне сейчас придется взяться за меч, — пронеслось в голове у Конана. — Хотя и глупо все это».
— Поворачивайтесь, бездельники! — раздался громкий голос с борта триремы. — Забыли, зачем я вас послал? Увидали смазливую мордашку — и все мозги из башки высыпались? Ну-ка марш на портовый склад! Пока не проверите груз, никто по кабакам не пойдет, иначе вздерну на рее прямо здесь, в этом проклятом порту.
Невысокий человек в капитанском мундире стоял у борта и грозно смотрел на своих матросов. Незадачливые мореплаватели забормотали — каждый свое. Кто-то заверял офицера, что они уже идут, другие негромко ругались, но ни один не осмелился ослушаться. Они знали, что слова капитана — не простая угроза, и не раз видели своих товарищей, болтающихся на мачте. Жестокость и страх — вот что поддерживало порядок на борту триремы.
— Еще увидимся, красотка! — крикнул каторжанин, но в голосе его не было уверенности.