Но когда судно с черными парусами приблизилось к пристани, а островитяне, заслышав грубые крики звероподобных циклопов, принялись подобострастно приветствовать их, выражение глаз Гахриза перестало соответствовать его гордой осанке.
Этан вновь взглянул на гавань, избегая смотреть на униженного отца.
— Полагаю, это кузен герцога, — заметил Гахриз. — Я слышал, он отправился на отдых к северным островам. Ну что ж, мы должны позаботиться о достойной встрече и развлечениях для высокого гостя.
Гахриз повернулся, словно собираясь уходить, затем остановился, заметив, что упрямец Этан не разжал пальцы, намертво вцепившиеся в перила балкона.
— Ты собираешься сражаться на арене, дабы порадовать нашего гостя? — спросил он, уже зная ответ.
— Только если кузен герцога станет моим противником, — абсолютно серьезно ответил Этан. — И если бой будет насмерть.
— Ты должен научиться принимать существующий порядок вещей, упрекнул его Гахриз Бедвир.
Этан повернулся и гневно взглянул на отца. Подобный взгляд мог бросить сам Гахриз еще четверть века назад, до того как независимый Эриадор подпал под железное правление короля Эйвона Гринспэрроу. Старшему Бедвиру понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки, напомнить себе обо всем, что рискует потерять он и его народ. Дело в том, что на Бедвидрине, как, впрочем, и на остальных островах, жизнь была не такой уж и плохой. Главным образом Гринспэрроу интересовался землями, лежащими к югу от гор, называемых Айрон Кросс. И хотя Моркней, герцог Монфорский, осуществлял жесткий контроль над Эриадором, он оставлял в покое островитян — до тех пор, пока получал свою десятину, а его посланцы встречали подобающий прием, когда бы они ни оказались на одном из островов.
— Наша жизнь не так плоха, — осторожно заметил Гахриз, пытаясь затушить опасный пыл чрезмерно порывистого сына. Эрл не слишком удивился бы, услышав, что Этан сегодня же напал на кузена герцога при свете дня, на глазах сотни свидетелей и пары десятков преторианских стражников.
— Только для того, кто довольствуется счастливой участью раба, — прорычал Этан все с той же яростью.
— Ты живешь прошлым, — еле слышно пробормотал Гахриз. Он знал, что Этан грезит днями полной независимости, когда Бедвидрин сражался против любого, пытавшегося объявить себя правителем. История острова наполнена рассказами о войнах — против конных варваров, орд циклопов, самозваных королей Эриадора, пытавшихся силой объединить земли, и даже против мощного гасконского флота, когда бескрайнее южное королевство попыталось завоевать все земли, лежавшие за холодными северными водами. Эйвон пал под натиском гасконцев, но несгибаемые воины Эриадора сделали жизнь захватчиков настолько печальной, что те вынуждены были построить стену, отгородившую северную провинцию, объявив эти земли слишком дикими для освоения. Долгое время бедвидринцы похвалялись тем, что ни один солдат, ступивший на остров, не остался в живых.
Но теперь лишь песни и сказания повествовали о героических деяниях предков, ставших древней историей. С тех пор сменилось семь поколений, и Гахриз Бедвир склонился под порывами недоброго ветра перемен.
— Я — бедвидринец, — тихо ответил Этан, словно эта фраза служила исчерпывающим объяснением.
— Вечный бунтарь! — резко бросил Гахриз. — Черт возьми, думай о последствиях своих действий! Твоя гордость недальновидна, более того, она просто губительна!
— Моя гордость свидетельствует о том, что я — достойный сын Бедвидрина, — прервал Этан, его карие глаза, свидетельство принадлежности к клану Бедвира, опасно вспыхнули в лучах утреннего солнца.
Гневный прищур этих глаз удержал эрла от резкости.
— Что ж, по крайней мере, твой брат способен встретить наших гостей должным образом, — произнес Гахриз, сохраняя внешнее спокойствие, и отправился на поиски младшего сына.
Этан вновь посмотрел на гавань. Теперь корабль уже достиг причала, а плечистые одноглазые циклопы бросились пришвартовывать его, отталкивая прочь островитян, оказавшихся у них на пути, и даже тех, кто старался вовремя убраться с дороги. Эти грубияны были одеты не в серебристо-черную униформу преторианской гвардии, но носили мундиры личной охраны, положенной каждому аристократу. Даже у Гахриза имелась пара десятков таких солдат — дар герцога Монфорского.
С отвращением покачав головой, Этан перевел взгляд на тренировочную площадку, слева под балконом, где, как он знал, можно найти Лютиена, его единственного брата, пятнадцатью годами моложе. Лютиен почти всегда находился там, совершенствуя искусство боя на мечах и стрельбы из лука. Тренировки, вечные тренировки. Он был гордостью и радостью отца, и даже Этану приходилось признать, что вряд ли найдется в Эриадоре равный ему боец.
Этан моментально узнал брата по длинным волнистым волосам, таким же светлым, как у него самого, но с рыжеватым отливом. Даже на таком расстоянии широкогрудый и мускулистый, ростом в шесть футов и два дюйма Лютиен выглядел весьма внушительно. Благодаря частому пребыванию под открытым небом его кожа приобрела золотисто-коричневый цвет — большая редкость на этом острове, где дождь был гораздо более частым гостем, чем ласковое солнце.
Этан нахмурился, наблюдая за тем, с какой легкостью Лютиен расправился с последним противником. Затем юноша моментально развернулся и при помощи маневра, одновременно включавшего в себя толчок, вращение и удар ногой, поверг на землю нападавшего, бросившегося на него со спины, надеясь застать отважного бойца врасплох.
Воины, наблюдавшие за схваткой на тренировочном дворе, разразились возгласами одобрения, а Лютиен, согласно правилам хорошего тона, принятым на арене, прервал схватку и поклонился.
Да, Этан знал, что брат примет их «гостей» подобающим образом, и такая мысль вызвала раздражение у этого гордого человека. Однако он на самом деле не винил юношу: его брат был молод и несведущ. В свои двадцать лет Лютиен никогда не знал истинной свободы, не помнил Гахриза до возвышения короля-колдуна Гринспэрроу.
Гахриз вышел на тренировочный двор и жестом велел Лютиену присоединиться к нему. Улыбаясь и кивая, эрл указывал на пристань. Младший сын ответил, широко улыбаясь, затем побежал прочь, на ходу растирая полотенцем тугие мускулы: добродушен, открыт, всегда готов доставить удовольствие близким людям.
— Жаль мне тебя, любезный братец, — прошептал Этан.
Он искренне сочувствовал юноше, прекрасно понимая, что однажды Лютиен лицом к лицу столкнется с правдой о положении их народа и малодушием отца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});