Седой, колдовской туман клубился над водами моря Вилайет. Могучие серые угрюмые волны с белыми барашками пены на гребнях неслись по глади моря, как стая гончих,— казалось, морщины набегают на чело неведомого морского божества,— и, взметаясь вверх под порывами ветра, сливались с клубами тумана, заботливо кутавшего мир в серое одеяло. Так что порой нельзя было понять, где верх, где низ, ибо вода была и вверху и внизу. Весь мир был водой, как когда-то в начале времен, когда во тьме Хаоса вдруг забил Родник Жизни — Хвергельмир, победивший Царство Мрака — Нифльхейм и Царство Огня — Муспельхейм. И тогда отступил мрак вечного Хаоса, и от смешения Духов Огня и Воды зародилась жизнь — и огромная ледяная глыба, образовавшаяся из замерзшей воды, бившей из Хвергельмира, зашевелившись, поднялась ввысь и превратилась в великана Имира, первое живое существо в мире.
Во всяком случае, так утверждали ваниры, а их восточные соседи асиры эти слова только подтверждали. Ну, конечно, кому же еще быть первым существом в мире, как не верховному божеству их родного Нордхейма — страны Белого Безмолвия, где торосы на берегах фьордов ослепительно сияют, отражая сполохи северного сияния, а в сердце жестокой метели кружат хоровод веселые и безжалостные дочери Снежного Великана.
«Что ж, может, они и правы, эти потомки рыжих обезьян»,— подумал рослый, с густой гривой вороных волос варвар, угрюмо рассекавший веслом волны Вилайета, продвигая свой челн все дальше,— если только еще существовали где-то пространство и время, абсолютно неосязаемые в этом влажном и непроницаемом царстве воды.
«Может, и вправду первым существом был Ледяной Великан, а первым веществом в мире — вода...»
Странный варвар, пустившийся в плаванье на утлом челне, всегда немного презирал жителей Нордхейма и, мягко говоря, недолюбливал их,— причем больше рыжих ваниров, чем златокудрых асиров, с которыми ему случалось бок о бок сражаться в былые времена, Как бы то ни было, а не верить их сумрачным легендам и сагам он не мог, ибо сам столкнулся когда-то — в бесшабашной, удалой юности — с коварным нравом Ледяной Девы и могуществом ее свирепого отца.
«А что, вполне возможно. Из чего-то же должен происходить мир — так почему бы и не из воды? Не так уж они и глупы, эти рыжие северяне, и дерутся знатно к тому же! Да и в Коринфии от мудрецов доводилось слышать, будто вода является этой... первичной, как ее суп... суб... субстанцией. То же мне, умники! Называли меня варваром, а рассуждали точь-в-точь как ваниры, а уж те — клянусь Кромом — по варварству киммерийцам сто очков вперед дадут. Тоже мне — философы! Ишь, чего выдумали. Субстанцию эту самую, Нергал ее дери...»
Конан-киммериец сплюнул и, оборвав свои рассуждения, стал еще ожесточеннее грести. Ему давно опротивело бесконечное блуждание по туманным просторам Вилайета,
Он уже и не помнил, сколько дней прошло с тех пор, как покинул лазурные, теплые, ласковые воды Юга и без тени сомнений направил свое суденышко на сумрачный Север, куда опасались заплывать пираты, даже куда более отчаянные и свирепые, чем он, знаменитый Амра, Гроза Черного Побережья.
«Бывший»,— напомнил себе Конан и горько усмехнулся. Перед глазами, на миг прорвав серую пелену тумана, вспыхнула яркая картина — южное, черное небо с месяцем, висящим рогами вверх, но не звезды и не месяц освещали восходящее солнце. Нет, волны Вилайета были багрово-черными от зарева пылающего порта Джафар – цитадели вилайетских пиратов.
Да и Эрлику бы весь этот город, полный всяких сухопутных крыс-торгашей, менял, жулья, трактирщиков, проституток! Самое страшное было другое: в бухте горел веселым и ровным пламенем — гудя и треща, как дрова в печах — весь флот пиратов славного Вилайетского Красного Братства. В довершение всех бед, на вершине холма, венчая вакханалию пожарища, ярко пылал замок, с такой любовью и заботой отстроенный Конаном. Да, недолго пришлось ему править пиратской братией вольного Джафара из своего орлиного гнезда. И гнездо разорили, и птенцов сожрали. Неплохо его пощипали туранские ястребы!
Все изменилось, с тех пор как в Аграпуре скоропостижно скончался старый добряк падишах Илдиз, смотревший, честно говоря, сквозь пальцы на проделки вилайетских пиратов. Не выдержал, конечно, один раз и он — послал на Джафар вельможу Артабана с войсками... да толку из этогo не вышло. Заманили его Конановы орлы в глухие Колчианские горы. То-то было потехи! На этом борьба Илдиза с пиратством и закончилась. Уж больно не любил добрейший монарх заниматься государственными делами.
Да ведь и с самим Конаном они когда-то были добрыми знакомыми, Давно, еще когда молодой киммериец завербовался наемником в туранскую армию. Тогда-то он и привлек благосклонное внимание владыки своими подвигами,— убил мятежного сатрапа Яралета, когда вместе с белозубым Джумой-кушитом сражался в джунглях Вендии, а затем вызволил царскую дочь Созару из плена кровожадных правителей долины Меру. Потом Конан отправился в Кусан и сорвал заговор вельмож под руководством коварного Кенга,— если б не доблесть киммерийца, едва не сгинувшего у проклятого Монолита, не миновать бы Турану войны с Кхитаем... Больше того, Конан не раз выполнял задания шахского визиря Мишрака, оказав множество услуг правящему дому Турана.
Да вот только мало что выгорело киммерийцу на службе у добряка Илдиза. Добрый был, на обещания не скупился, а вот в карманах у его вояк вошь на аркане прыгала.
Зато сам, говорят, в ванне из чистого золота купался,— сразу с тремя наложницами. Большая была ванна. Вот и нашли его однажды в этой самой ванне — владыка с головой лежал в водичке, настоянной на тридцати восьми благовониях. Только пяточки наружу торчали синенькие. Что называется, почил в бозе. Всех трех наложниц, что обычно любили купаться со своим повелителем, конечно же, сразу, без разбирательств, бросили свирепым мастафам,— за то, что недоглядели за стареньким владыкой. А корону Турана водрузил на голову принц Ездигерд, давно уже мечтавший взять бразды правления в свои железные руки. Только вот с целой империей Ездигерд не унаследовал, к сожалению, даже и малую толику папашиного доброго нрава. А потому новый владыка Турана в золотых ваннах рассиживать не стал, а взялся за дело резко и с размахом.
... Привыкшие к вольготной, безнаказанной жизни, Красные Братья совсем не ожидали увидеть в одну прекрасную ночь у стен Джафара огромный флот туранских галер, который провели к Аетолианским островам подкупленные предатели — вожди Морских племен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});