Ознакомительный фрагмент
Связанные венцом
Алеся Лис
Пролог
Мир Мизелья, страна Ньелокар, королевский замок. Сотни лет назад...
Женщина на постели казалась высохшей, совершенно изможденной. Кожа, морщинистая и желтая, словно пожухлая после летней засухи трава, была настолько тонкой, что через нее просвечивались голубоватые венки на висках и веках.
Почувствовав его присутствие, короткие, поредевшие от возраста ресницы дрогнули и поднялись. Мэверик Вейланд, десятый драконий король Ньелокара, замер статуей у ложа своей умирающей жены.
– Ненавижу тебя! – прохрипела она. – Ненавижу!
Эти три слова, казалось, отняли у женщины все силы, и она снова устало прикрыла веки.
– А я тебя, – бесстрастно ответил король.
Но, несмотря на холодные слова, в его душе все равно царила печаль.
Виенна… Он помнил ее совсем другой. Полной жизни, энергии и магии. Именно такой девушкой он увлекся сотни лет назад. И разбил ей сердце. Безжалостно. Не думая о последствиях. А она в отместку, полная гнева, горести и печали, сотворила свое страшное колдовство. Венец, который приковал его к нелюбимой. Теперь они связаны до конца дней, двое – мужчина и женщина, которые не питают друг к другу любви. Венец, словно наисильнейшее приворотное зелье заставил его дракона отчаянно желать Виенну. А человеческая часть разрывалась от противоречивых чувств, понимая, что эта страсть навязанная, неестественная и совершенно чуждая его душе. Он не мог полюбить Виенну, потому, что она не его пара. Но и пару найти больше не мог, венец приковал его к ведьме навеки.
Из груди жены внезапно вырвался тихий хрип. Лишь спустя мгновение Мэверик понял, что колдунья смеется.
– Зачем Виенна? Зачем? Ты ради мести обрекла нас на страдания, меня обрекла! Но наши дети, наши сыновья тоже теперь в опасности. Твоим артефактом может воспользоваться любой в своих корыстных целях. И мальчики... они тоже будут несчастны. Как и мы. Пожалей их. Неужели ты хочешь, чтоб наш род оборвался! Если венец захватят Ханарцы… Горарцы…
– Ты знаешь, как я тебя любила, Мэверик? – ее глаза снова открылись, ясные, ярко-голубые, как в молодости. Такие глаза просто не могли принадлежать старухе, но, тем не менее, Виенна уже разменяла не одну сотню лет…
Она словно не слышала его, погруженная в собственные воспоминания. Невидящий взгляд блуждал по его лицу.
– Никто на свете так не любил, – хриплый шепот едва слышно срывался с ее бескровных тонких губ, делая Мэверику еще больнее... – Всей душой, всем сердцем. Когда тебя не было рядом, мне казалось, что я умираю, что не проживу и секунды вдали от тебя. Каждое мгновение своей никчемной жизни, мне хотелось провести с тобой, касаться тебя, ощущать, слышать твой голос… Но ты предал… полюбил другую. Отшвырнул меня, как старую надоевшую игрушку. Слова клятвы для тебя ничего не значили, правда? Ведь ты давал их жалкой человечке, низшей, недостойной. Я надеюсь, теперь ты понял, как это сгорать от неразделенной любви. Видеть что тот, кто для тебя дороже жизни, дарит свои ласки другому…
Хриплый торжествующий смех снова прозвучал в тишине комнаты.
– Виенна… – только и мог вымолвить король, понимая, что она права.
Но разве ведьма не поступила с ним также жестоко. Ведь больше ни от кого его величество Мэверик не мог иметь детей, больше ни с кем не мог делить постель, больше никого бы не принял его дракон. И даже после смерти жены он обязан был оставаться ей верен… Но Виена… Сама Виенна, королева Ньелокара, не стеснялась менять фаворитов, как перчатки… Проклятый артефакт действовал так исключительно на драконов. На драконов, рода Вейланд.
– Наши сыновья… Тристан… Артур… Бринэйн… Чем они заслужили? Уничтожь венец, прошу тебя. Ради них! – отчаянье в голосе короля звучало настолько неподдельно, что в первый раз за вечер глаза умирающей ведьмы наполнились печалью.
– Я не могу, Мэверик, – едва слышно произнесла она. – Это не в моих силах.
– Что же теперь делать? Виенна? Что делать?
Иссохшая, тонкая, как птичья лапка, рука схватила его за запястье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Спрячь! Спрячь венец, где никто его не достанет, – лихорадочное бормотание таки прорвалось сквозь толщу безнадеги, которой окутал свое сознание Мэверик.
– И ханарцы не узнают, как легко можно поработить драконов королевской крови.
Глава 1
Земля, наши дни…
Анастасия
Прикладываю магнитный чип к двери подъезда и с усилием тяну ее на себя. Тугие пружины поддаются не сразу. Ладонь моментально прошивают иголочки мороза. Еще только осень, но к вечеру становится прохладно, и металлическая ручка покрывается белесым налетом.
Опасливо озираясь, быстро ныряю в теплое нутро подъезда. Район у нас спокойный, но уже поздно и всякое может быть. Придерживая тяжелую створку ногой, позволяю ей аккуратно примкнуть к магнитному замку. Если отпустить, она громко хлопнет и разбудит бабу Нину из третьей квартиры. Та выглянет, увидит меня и примется за расспросы. В общем, жуть.
Тихо миную опасные двери и поднимаюсь дальше на свой четвертый этаж. Ноги гудят после смены, а глаза болят от усталости, но домой идти совершенно не хочется.
Из груди вырывается тоскливый вздох. Знаю, что меня там ждет. Никита снова никакой, хорошо, если б дружков своих не привел. Гораздо хуже, если там соберется компания.
А вот и наша дверь. Хлипкая, деревянная, обитая старым потрескавшимся коричневым дерматином. Ей лет больше, чем мне и брату вместе взятым... Все уже в нашем доме поменяли двери на красивые и надежные, бронированные. Даже бабе Нине сын поставил новенькую, блестящую. Только наша щеголяет потертой обивкой.
Ключ как всегда заедает, приходится слегка пнуть ногой, чтобы створка встала на место. Тогда язычок легко скользнет в сердцевину и плавно провернется. Такая себе система защиты.
Подобные старания могли бы вызвать раздражение, но вместо этого я чувствую только облегчение – если дверь закрыта на замок, значит, Никита дома один. И возможно даже трезвый.
Порог все равно переступаю с опаской. Осторожно принюхиваясь. Спиртным вроде не пахнет. Горелым прогорклым салом воняет, сигаретами, еще чем-то неприятным. Но не алкоголем.
– Настюха! – сразу же кричит брат.
Громко. Хрипло. Но как-то… м-м-м... немного льстиво.
Недовольно поджимаю губы, предчувствуя разговор. Эти нотки я уже научилась различать на раз-два.
Молча снимаю потрепанные кроссовки, кидаю на тумбу рюкзак, вешаю куртку. Говорить с ним, желание нет никакого.
– Ты оглохла, малая? – пошатываясь, выходит в коридор.
– Нет, – тихо отвечаю.
– Бабло выдали?
– Сегодня двадцатое, – дергаю плечом и, подхватив рюкзак, стараюсь прошмыгнуть в свою комнату.
Какое счастье, что у тети Светы сегодня был День рождения, и она всех угощала домашними пирогами и тортом. В животе разливается приятная сытость, и мне не нужно идти на кухню и соображать что-то себе на ужин. Можно заняться своими делами.
– Я тебя не спрашиваю, какое сегодня число, мелочь. Я спрашиваю, есть у тебя бабло или нет? – начинает злиться Никита.
Сбежать в комнату не удается. Рука брата преграждает путь.
– Нет! – бросаю в ответ, искренне надеясь, что на этом наше общение закончится.
– Жаль. Дома жрать нечего. И курево кончилось.
Пожимаю плечами.
По мне так и хорошо. Вонять не будет. Теперь понятно, отчего у нас дружков Никитиных нет. С чего им тут пастись, если поляна не накрыта.
– А тебе же аванс обещали, – припоминаю внезапно.
На зарплату уборщицы в магазине и мою стипендию мы не проживем. Но Ник недавно начал подрабатывать грузчиком в супермаркете.
– Та там, малая, все какие-то дебилы, – отмахивается.
– Ты не прошел стажировку? – сразу же понимаю. – Но ведь за эти несколько дней они все равно должны заплатить...
– Должны. Но не заплатят. Козлы!
– Ясно, – пристально вглядываюсь в лицо брата.
Раньше я бы поверила. И пожалела даже. Теперь не знаю. Теперь… теперь я даже не уверена, что он и, правда, устраивался на эту самую работу.