Тун
Рождение шамана
Леонид Ерёмин
© Леонид Ерёмин, 2017
ISBN 978-5-4483-3814-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тысячи лет назад один человек, подумав, осторожно вложил остро отточенный камень в углубление деревянной палки, другой, почувствовав неладное, вывел испуганных соплеменников из-под рухнувших через мгновение сводов пещеры, третий – ревел как зверь, кричал как птица, но с неизменным успехом избавлял от страданий всех, настигнутых недугом. Эти люди видели сны, а, проснувшись, объясняли народу, что такое жизнь и что такое смерть.
Предков не выбирают, поэтому Дока, попав в ловушку, подстроенную самим временем, принял вызов и в поисках выхода, не раздумывая, отправился в путешествие по зыбкой, еле заметной тропе, протоптанной его пращурами.
Глава 1
Путь – это хранилище всех вещей, Сокровищница для добрых людей
и убежище для недобрых1
«Ничто не предвещало…», так, пожалуй, точнее всего можно было бы начать, обращаясь к событиям, произошедшим накануне того злополучного дня, когда жизнь Доки развернулась, как минимум, перпендикулярно и понеслась по каким-то своим, ведомым только ей магистралям.
Собственно, Дока, сероглазый, худощавый паренек, стал «Докой» всего пару лет назад, когда учитель, определяя кому и по какому предмету выступать на межшкольной олимпиаде, заметил: «Ну, а историю у нас представит специалист, так сказать, дока2 в этом деле, Саша». Так Санька Докучаев одномоментно и превратился в «Доку». Кличка приклеилась намертво, вплоть до того, что так его дома стали звать родители. На жизнь это никак не повлияло, кличка была не обидная, а так, скорее констатация его способностей все схватывать на лету и, не обладая глубокими знаниями, быть «в курсе» большинства происходящих событий.
Об этих своих способностях и размышлял Дока воскресным утром, медленно проходя мимо центрального Дома культуры. Рядом с величественным зданием прилепилась маленькая деревянная юрта. «Юрта – традиционное жилище кочевых народов Азии…», – неожиданно для себя припомнил Дока статью в энциклопедии, глядя на деревянный восьмиугольный цилиндр, накрытый пирамидальной крышей. Еще три вещи беспокоили его: воспоминание о вчерашнем посещении музея, небрежно болтающийся на пальце брелок и сон. Именно они и «выгнали» Доку из дома поутру – нужно было спокойно всё обдумать.
Вчера получилось странно. Ничего особенного от экскурсии со своими одноклассниками в музей он не ожидал. Бывал в нем уже несколько раз – скучновато. Лишь в зале, где были расставлены каменные идолы, рогатые, трехглазые божества далеких времен, обычно удавалось вынырнуть из состояния легкого сонного одурения. Так было и на этот раз. Заслушавшись экскурсовода, Дока нечаянно, но ощутимо задел плечом за выступающий угол красной каменной плиты с изображением крупной фигуры, которую можно было бы принять за человеческую, если бы не пучок солнечных лучей, расходящихся во все стороны от круглой головы.
Мысленно чертыхнувшись, Дока осмотрел правое плечо, на светлой рубашке заметно темнело пятно, от которого он решил немедленно избавиться. Именно в этот момент всё и произошло. Когда рука приблизилась к испачканной рубахе, пятно мягко перепрыгнуло на ладонь и …постепенно исчезло, как бы втянувшись под кожу в районе запястья. Дока ничего не почувствовал, списав произошедшее на полумрак, царивший в зале, и игру теней от проходивших мимо одноклассников, тоже не обративших на происшествие никакого внимания.
А после обеда к ним домой в гости неожиданно приехал двоюродный дядя мамы – сухонький седой старичок с раскосыми внимательными глазами на изборожденном морщинами смуглом лице. Дока знал о его существовании, но никогда не видел и даже не помнил точно, как зовут деда – то ли Санкой, то ли Чанкой. Мама тоже была ошарашена неожиданным появлением дальнего родственника, но виду не подала и быстро накрыла на стол. Вместе с обычной снедью на столе оказались гостинцы, привезенные дедом: сухие кисло-соленые сырные шарики, тонко нарезанные пластинки сушеного мяса, какие-то пахучие, но очень вкусные маленькие луковички. Дед говорил мало, больше молчал. Получалось это у него весомо и многозначительно. Насытившись, старик жестом подозвал Доку и, когда тот покладисто приблизился, стал точными и экономными движениями рук, что-то при этом бормоча, водить вдоль тела паренька. «Сбрендил!» – мысленно ахнул Дока, догадавшись по выражению лица матери, что та подумала о том же. Но деда, видимо, совсем не беспокоило, что о нем думают родственники, резко вскинув голову, он напряженно вглядывался куда-то вверх и вправо, во что-то, находившееся над головой Доки. Через несколько секунд старик расслабился и глянул уже прямо на Доку – по-доброму, но как-то жалостливо. Покивал седой головой и вдруг резко швырнул парню звякнувший металлом предмет. Дока от неожиданности отпрянул, умудрившись при этом довольно ловко поймать, как ему показалось, брелок. На железном кольце висел отливающий желтизной кругляш, покрытый тонкой резьбой, рядом с ним болталась стальная стрелка. «Хам! Хам!»3 – одобрительно покивал головой странный гость, потом стремительно повернулся, приобнял мать и, с похвальной для его лет скоростью, устремился к выходу. Хлопнула входная дверь, и мать с сыном остались одни. Всё произошло так быстро, что в голове у Доки не успело созреть ни одной мысли. Мама же, пожав плечами, ограничилась словами: «А, у них всё слегка того… с юмором», подтвердив для сына реальность существования доселе неизвестных в его жизни «их».
А ночью Доке приснился кошмар. Будто лежит он, Санька Докучаев, в постели и так хорошо ему, так томно. В открытое окно ветерок задувает, птички щебечут. Вот и на подоконник две птахи сели. Скачут себе, крошки ищут. А головки у них какие-то странные. Пригляделся Дока, и как будто холодом пахнуло – не птичьи у них головки-то, а бычьи! Вон и рога виднеются, два глаза у каждой черные, неживые, а третий, посредине лба, красным углем горит. Тут одна птичка повернулась и крылышком так ему машет, мол, руки-то протяни. Вытянул Дока руки, птички лапками в них вцепились и выпорхнули на улицу, Дока – за ними. Летит он между птичками, тело легкое-легкое, как тряпочка, на ветру развевается. Глянул Дока вниз, а города уже и не видно, черные горы, покрытые тайгой4, под ними махровым полотенцем раскинулись. Вот в центре темного полотна загорелась яркая точка, которая быстро приближалась, превращаясь в красивую белоснежную вершину. Птички подлетели к скале и бережно опустили свою ношу у ее подножья. Дока внутренне сжался, ожидая обжигающего холода от заснеженной вершины. Но нет, только теплая гладкая поверхность камня вокруг. «Где я?» – оглянулся он по сторонам, а когда повернулся, птичек уже и след простыл, растворились в оглушающей белизне. Откуда-то из-за скалы послышалось монотонное бормотание, Дока пошел на звук. Звук то приближался, то удалялся, будто играя с ним в прятки. Заглядывая за очередной уступ, Дока споткнулся на ровном месте и, больно ударившись коленом, упал. Удивительная картина открылась ему, когда удалось, наконец, очистить глаза от припорошившей их белой пыли: на небольшой площадке у скалы стояла железная не то бочка, не то ванна, вокруг которой сидело три странных существа.
Они были огромные, но какие-то нескладные. Из одежды – только набедренные повязки. Головы их по форме напоминали сердечки, с большими круглыми глазами. Бровей не было вообще, из-за чего глаза казались еще больше. Звук, который Дока принял за бормотание, издавал самый крупный рыжеватый детина. Время от времени он ритмично постукивал ладонью по скале, отчего та вздрагивала, осыпая окрестности белой пылью. Еще один был совершенно белым, даже слегка зеленоватым. Он сидел, закрыв глаза, перед емкостью и, шумно вздыхая, помешивал в ней воду длинной, в рост человека, палкой. Третий, буровато-черный, весь покрытый то ли шерстью, то ли щетиной, быстро ходил по площадке, постоянно оглядываясь, словно пытаясь что-то отыскать. Он то и заметил Доку, и приветливо замахал лапами, подзывая. Гигант мягко взял паренька за руку, подвел к бочке, что-то бормоча, показывая то на бочку, то на Доку, постоянно при этом кивая головой. Потом неожиданно встал на одно колено и согнулся, став удивительно похожим на большой валун в виде двух ступеней, верхняя часть которых упиралась в край бочки. «Кажется, он предлагает мне помыться», – решил Дока. Одежды на нем, за исключением нижнего белья, не было, поэтому после некоторых колебаний он все же осторожно поднялся по импровизированным ступеням и погрузился в воду. «О-о-о! Блаженство!» – вода доходила ему до подбородка и пахла чем-то пряным, горьковатым.